– О ней? О нет! Против этого я бы возражать не стала. Нет, дело как раз в другом. Просто я не верю, что было время, когда он был влюблен в Соню. Мне кажется, она это просто придумала.
– Что именно, мисс Ли? Она говорила вам, что у нее был роман с Пилгримом?
– Если можно назвать то, что между ними было, романом. Она сказала, что это случилось между ними всего один раз, после какой-то вечеринки. Что ж, я вовсе не считаю, что мужчины и женщины должны подавлять свои инстинкты. Правда, про Пилгрима я бы такого не подумала, но… – Она замялась. – В конце концов, сказал же Гарсия: «Когда хочется кушать – нужно кушать».
Конец фразы мисс Ли произнесла с придыханием и заметно побагровев.
– Вот именно, – закивал Аллейн. – Что ж, все это вполне нормально – вам ни к чему смущаться.
– Да, конечно, но… Словом, мне кажется, у них с Пилгримом все-таки ничего не вышло.
– Тем не менее, по словам Сони, у них была интимная близость?
– Да. Она сказала, что может многое порассказать про него Сиклифф, если он будет себя плохо вести.
– В самом деле?
– Да. Но я все равно не верю, что между ними что-то было. Соня просто пыталась отомстить Пилгриму за то, что он не обращал на нее внимания.
– Вчера вечером вы возвращались на автобусе вместе с Соней?
– Да. С нами были еще Уотт – я имею в виду Хэчетта, – Ормерин и Малмсли.
– Вы не заметили чего-нибудь необычного в ее поведении?
– Нет. Поначалу она кокетничала с Ормерином, а остаток пути вообще проспала.
– Она не говорила, как провела время в Лондоне?
– По-моему, она ночевала у какой-то подружки.
– Где и у какой именно – не уточняла?
– Нет, мистер Аллейн.
– Про мистера Гарсию речи не было?
– Нет.
– Она вообще много рассказывала про Гарсию?
– Нет, я бы так не сказала. Но у меня создалось впечатление, что она каким-то образом… уверена в нем. Хотя она явно приелась ему. Я бы сказала, что она перестала его возбуждать физически. Соня же была в нем уверена и вместе с тем рассержена на него. Впрочем, чего еще ожидать от нездорового человека.
– Она была больна? – удивился Аллейн.
– В некотором роде. Именно поэтому она и совершила этот… этот акт вандализма по отношению к картине мисс Трой. Здоровый человек никогда не докатился бы до такого. Соня, правда, очень просила, чтобы я никому об этом не рассказывала, ведь натурщица не имеет права на болячки. Я сама ничего и не заподозрила бы, если бы в одно прекрасное утро не встретила Соню с абсолютно зеленым лицом. Я спросила, в чем дело, а она ответила, что все дело в позе – очень уж неудобно в ней лежать. Ее тогда стошнило прямо у меня на глазах, представляете?
Аллейн пристально посмотрел на круглую, наивную и довольно хорошенькую мордашку мисс Ли и вдруг осознал, что перед ним ребенок. Простодушное дитя, которое заучило несколько мудреных фраз, вскользь оброненных взрослыми, но не понимает их смысла.
– Что ж, мисс Ли, – произнес он. – Пожалуй, на этом мы закончим нашу беседу. Адрес вашей тети я записал…
– Да, но вы помните, что пообещали мне? В том смысле, что…
– Я постараюсь быть очень осторожным. Скажу, что мы разыскиваем пропавшую в районе Боссикота девушку – богатую наследницу, страдающую потерей памяти. Ваша тетя решит, что перед ней совершенный дуралей, зато я смогу убедиться, что вы провели этот уик-энд в ее обществе.
– Да. Мы были у нее вместе с Уоттом. С Хэчеттом.
– Ах, так вы провели уик-энд вместе?
Мисс Ли покраснела и потупила взор.
– Да, то есть нет. Я хочу сказать, что мы и впрямь были вместе, но не все время. В том смысле, что ночь он провел в другом месте, но обедал и ужинал у нас. В воскресенье он тоже приехал, но уже к обеду. Уотт, конечно, неотесан и грубоват, да и язык у него довольно дикий, но я объяснила тете, что он не виноват. Ведь он из Австралии, а там все такие. Да и наши коллеги держатся с ним недопустимо заносчиво и высокомерно. Его постоянно унижают. Насмехаются над его речью. Мне просто стало его жалко, а они… они – жуткие снобы. Кстати, рисует он и пишет маслом совершенно замечательно!
– А где он останавливался на ночь?
– В частной гостинице неподалеку от нашего дома, тоже на Фулхэм-роуд. В субботу вечером мы ходили в киношку. Ах да, я ведь вам уже говорила.
– Да, благодарю вас. Попросите, пожалуйста, мистера Хэчетта, чтобы заглянул к нам минут через десять.
– Хорошо.
Она встала и посмотрела на Аллейна. Инспектор заметил, что глаза Филлиды увлажнились.
– О, мистер Аллейн! – с завыванием простонала она. – Как это ужасно!
– Да, крайне прискорбная история, – согласился Аллейн и ободряюще кивнул: – Спокойной ночи, мисс Ли.
– Э-гей! – послышалось из темного угла, когда дверь за Филлидой Ли закрылась.
– Чего тебе?
– Я переползу пока к огоньку, а? Уж больно зябко в ваших темных углах.
– Валяй.
Возле уютно потрескивавшего жаркого камина к Аллейну с Батгейтом присоединился и Фокс, все это время безмолвно восседавший за письменным столом.
– Занятная провинциалочка, – усмехнулся Батгейт.
– Святая простота! На кой черт ей сдались все эти модернистские выверты! Послушай, Батгейт, ты ведь у нас современный интеллигент, да?
– В каком смысле? – нахохлился молодой человек. – Если я журналист, меня можно безнаказанно оскорблять?
– А разве среди журналистов нет интеллигентов?
– Отчего же, случается, попадаются, хотя и редко.
– Допустим. Тогда скажи мне: что из всей этой словесной требухи основано на личном опыте, а что почерпнуто из книжек и россказней?
– Вы имеете в виду болтовню этой девицы насчет секса?
– Совершенно верно.
– А что, инспектор, она вас шокировала?
Аллейн смущенно улыбнулся:
– Откровенно говоря, она и в самом деле немного смутила меня.
– Да бросьте, – махнул рукой Батгейт.
– А вы что скажете, Фокс?
– Должен признаться, сэр, что разговоры за общим столом показались мне несколько развязными. Я имею в виду реплики насчет любовниц, прелестей и тому подобное. По-моему, все это чересчур уж откровенно. А эти идиотские словечки! Одно «перепихнуться» чего стоит. Единственное, что отличает всю их гоп-компанию от обыкновенного уличного хулиганья, так это способность красиво изъясняться. Правда, с другой стороны, – задумчиво продолжил Фокс, – вряд ли они в самом деле столь распущенны, как пытаются казаться. Взять, например, эту мисс Ли. Славная девушка из приличной семьи, а пытается строить из себя черт знает что.
– Согласен, – кивнул Аллейн. – Маленькая дурочка.
– Я убежден, что, несмотря на все ее рассуждения о физической любви и интимной близости, она в действительности понятия не имеет, что это такое, – заключил Фокс. – Вот почему она не придала значения тому, что Соню тошнило.
– Да, убиенная натурщица подзалетела – это ясно как божий день, – безапелляционно заявил Батгейт.
– Не обязательно, – заметил Аллейн. – Она могла отравиться. Как бы то ни было, мне кажется немного странным, что наша экс-слэйдовская провинциалочка ничего не заподозрила. Лети в свой угол, Найджел, идет австралиец с бумерангом!
Уотт Хэчетт шагнул через порог в комнату, засунув руки в карманы брюк. Аллейн рассматривал его с почти нескрываемым любопытством – сиднейский забияка выглядел так, будто собирался покорить весь мир. Коренастый и задиристый, он походил на bandido из мексиканского фильма. Смуглая кожа, шапка густых волос, походка вразвалочку, сигарета, словно навечно приклеившаяся к нижней губе, – дешевый гангстер, да и только. А руки красивые, отметил Аллейн.
– Хотите меня, инспектор? – спросил он.
Хэчетт гундосил, едва раскрывая губы, да и языком почти не ворочал, в результате всякий гласный звук удушался, не успев родиться. Тем не менее было в его облике что-то необычайно притягательное. Должно быть, это природная искренность и живость, решил Аллейн.
– Присаживайтесь, мистер Хэчетт, – пригласил он. – Я вас долго не задержу.
Хэчетт не заставил себя упрашивать и резво опустился в кресло. Передвигался австралиец с подчеркнуто неряшливой грацией уличного задиры.
– Угы, – буркнул он.
– Вы, конечно, понимаете, насколько важны для нас ваши показания о положении драпировки?
– Еще бы. Ясно, что тот подлый тип подстроил эту гнусность уже после того, как все, кроме Гарсии и мистера Засранера Малмсли, свалили в Лондон.
– Совершенно верно, – с трудом сдержав улыбку, кивнул Аллейн. – Значит, вас не слишком удивит, если я попрошу еще раз изложить нам ваши наблюдения.
Хэчетт только того и ждал. На этот раз он даже припомнил, что в пятницу вышел из дома и направился в студию в половине третьего – проходя мимо часов в холле, он бросил на них взгляд. Драпировка на подиуме была смята, как будто Соня только что с нее встала. Она оставалась смятой вплоть до самого его ухода.
– А вчера вечером ткань была натянута. Вот так-то.
Аллейн попросил Хэчетта рассказать, как он провел уик-энд. Хэчетт начал с вечера пятницы, который провел в обществе Филлиды Ли и Ормерина.
– После чая мы почапали в театр, который почему-то окрестили «Вортексом»[70]. Но пьеса! Господи, в жизни не видел подобной дребедени. Три вонючих козла в течение двух бесконечных часов пререкаются в канальезационном колодце. Если это пьеса, то я – динковый президент Асси. Потом мы встретились с автором этой гальюнатьи. Динковый педераст, возомнивший себя королем. Ню-ют, больше я в ваши театры – ни ногой.
– А вам приходилось прежде бывать в театре?
– Нет, и больше меня туда не заманить.
– Не стоит судить о лондонских театрах по «Вортексу», мистер Хэчетт. Уверяю вас, спектакли, которые в нем идут, так же отличаются от репертуара нормального театра, как, скажем, рисунки мистера Малмсли – от картин мисс Трой.
Австралиец обрадованно встрепенулся:
– Да, по всей динкухе? Может, наш Засранер оттуда и вылез?