— Возможно, вы правы, — тряхнул головой Ардашев. — Я не силён в этих премудростях. Но давайте вернёмся к тому моменту, когда вы увидели открытый сейф. Вы первая зашли в кабинет?
— Я была в своей комнате, и до меня донёсся скрип паркета. Слуги были заняты внизу, поэтому мне захотелось выяснить, кто там ходит. Стоило мне сделать несколько шагов, как я поняла, что незнакомец выбежал из кабинета мужа и устремился вниз по лестнице. Его лица я не разглядела.
— А с чего вы взяли, что это был мужчина, а не женщина?
— Я определила это по звуку шагов. Они больше напоминали топот грузного человека. Стука каблуков, характерного, например, для горничной, я не услышала.
— Это мог быть мистер Эшби?
— Джозеф? Нет. Ну что вы? Зачем ему рыться в сейфе моего мужа?
— Хотя бы для того чтобы завладеть тремя тетрадями с научными записями и присвоить себе открытие мистера Пирсона, которое, по вашим словам, он должен был сделать в ближайшее время.
— Но ведь тогда он и есть убийца, завладевший тростью?
— Не обязательно. Исполнителя преступления можно нанять, а самому в этот момент находиться, например, рядом с вами, чтобы, тем самым, обеспечить себе алиби.
— Слушая вас, трудно поверить, что вы всего лишь студент. Такое ощущение, что вы давно ловите преступников… Но нет. Он не убийца. И его не было в кабинете.
— Отчего вы так уверены?
— Он был вместе со мной в моей комнате. Я так сильно переживала, у меня ручьём текли слёзы, и Джозеф, услышав мои рыдания, постучал в дверь. Я позволила ему войти. Он успокаивал меня. А потом заскрипел паркет в коридоре, и Джозеф первый ринулся к кабинету, я — за ним. Увидев вскрытый сейф, я очень испугалась и стала звать на помощь. Тотчас появились вы с молодым Аткинсоном… Да и потом… — вдова посмотрела на Ардашева с видом победительницы и спросила: — Куда бы он дел три толстые тетради?
Ардашев не ответил.
— Таким образом, мистер Эшби вне подозрений. Вы согласны?
Клим молчал.
— Вы согласны? — вновь спросила она.
— Позволите ещё вопрос?
— Конечно.
— Вы сказали, что мистер Эшби первым бросился к кабинету, так?
— Ну да.
— А что он сказал при этом?
— Он прошептал, что кто-то ходит за дверью и что надо выяснить, кто там.
— Получается, что Джозеф вышел из комнаты сначала лишь для того, чтобы узнать, кто подслушивает вас за дверью и вы пошли за ним?
— Верно.
— Тотчас вы услышали топот на лестнице, так?
— Да.
— А уж потом, увидев, что дверь в кабинет открыта, вы зашли туда и обратив внимание на открытый сейф, позвали на помощь, верно?
— Абсолютно… Но вы так и не ответили на мой вопрос насчёт Джозефа. Он выпадает из числа подозреваемых?
— Нет.
— Но почему?
— Потому что сначала он мог проникнуть в кабинет, вскрыть сейф, спрятать тетради в самом кабинете, допустим, под портьерами, а лишь потом постучать в вашу комнату. И вы впустили его. А дальше, он шепнул вам, что кто-то якобы подслушивает вас под дверью и вышел первым. Вы — за ним. Неизвестный человек сбежал по лестнице. Обнаружилась открытая дверь кабинета и пустой сейф. Вы стали звать на помощь… А позже, воспользовавшись суматохой в кабинете профессора, он незаметно вынес записи.
— Я устала. Давайте присядем на скамейку.
— Хорошая идея. Вы позволите закурить? — усевшись рядом, осведомился Ардашев.
— Курите. У вас какие-то странные сигаретки. Они длиннее наших. Никогда такие не встречала.
— Это русские сигаретки. У нас их называют papirosy.
— Pa-pi-ro-sy. Как интересно звучит!
Чёрная туча медленно надвигалась с севера. Она накрыла собой уже половину лужайки. Подул ветер. Зашумев листвой, закачались верхушки вязов. Они сидели молча. Докурив папиросу, Клим убрал её в карманную пепельницу.
— Как же здесь красиво! — тихо выговорила она и повернувшись к Ардашеву, пролепетала: — Надеюсь, я не вхожу в число ваших подозреваемых?
— Если позволите, я отвечу, положившись не на логику рассуждений, а возьму пример с вас и задействую интуицию. Так вот она мне говорит, что столь очаровательная дама не должна быть убийцей.
— Вы, в самом деле, находите меня очаровательной?
— Признаюсь, от вас трудно отвести взор, мадам.
— От меня или моих украшений? Я ведь заметила, как вы рассматривали тетрактис Пифагора на похоронах, точно пытались посчитать, сколько на нём брильянтов. — Она подняла вуаль и тоном строгой госпожи велела: — поцелуйте меня…
Клим ещё не успел осмыслить просьбу, как прямо из кустов послышался мужской голос:
— Вивьен, дорогая, вот ты где. А я уже начал беспокоиться. Подают ужин.
Миссис Пирсон быстро опустила вуаль и поднялась. Перед Ардашевым возник тот самый квакер, которого он мысленно назвал пастором. В руках он держал зонт.
— Позвольте представится — Том Крук. Я кузен Вивьен.
— Очень приятно, сэр. Клим Ардашев.
— Мистер Ардашев помогает полиции отыскать убийцу Генри. Перед смертью, как мне поведал инспектор, Генри попросил его об этом, — пояснила миссис Пирсон.
— Это очень похвально. Позвольте пожать вам руку.
— С большим удовольствием, мистер Крук.
— Ну что ж, пора на ужин. Вы составите нам компанию?
— Пожалуй, посижу ещё немного. Собирается дождь, а перед ним всегда легче дышится.
— Но у вас нет даже зонта, — обеспокоенно выговорил пастор. — Вы же промокните!
— Ничего страшного.
— В таком случае, возьмите мой. Мы успеем оказаться под крышей ещё до того момента, пока на землю упадёт первая капля.
— Не беспокойтесь.
— Я настаиваю. Иначе мы никуда не пойдём.
— Благодарю вас, мистер Крук. Вы очень любезны.
— Не стоит благодарностей. Встретимся на ужине.
— С большим удовольствием, сэр.
Ардашев выкурил ещё одну папиросу и заметил, что большая чёрная туча приняла очертания чернильной кляксы. Только вместо бумажного листа вокруг белело небо, а внизу простиралась зелёная лужайка. Пошёл дождь. Клим открыл зонт. Капли падали с такой скоростью, что больше походили на длинные ручейки-нити, спущенные на землю небесным веретеном. Скамейка намокла. Студент поправил крылатку, поднялся и зашагал к замку по красной кирпичной крошке, пропускающей влагу и совсем не пачкающей обувь. Из головы не выходили слова миссис Пирсон: — «Я ведь заметила, как вы рассматривали Тетрактис Пифагора на похоронах, точно пытались посчитать, сколько на нём брильянтов». «Тетрактис Пифагора, — повторил про себя Ардашев. — Тетрактис Пифагора…».
Глава 8Званный ужин
Вечернее застолье, как и положено в Британии, началось в семь пополудни. И хотя на улице ещё не стемнело, в зале горели, закреплённые на стенах, керосиновые лампы. Судя по расстановке приборов на длинном, украшенном белоснежной скатертью, столе, хозяин замка был явным сторонником сервировки в модном нынче стиле á la russe, когда каждая из двенадцати перемен предполагала свою посуду и столовые приборы. Любой гость мог самостоятельно взять со стола лишь булочку, соль, перец, разнообразные приправы или бутылочку с уксусом, а сами блюда, уже приготовленные и при необходимости нарезанные, раскладывали по тарелкам и подавали, стоящие наготове вышколенные слуги в строгих облачениях. Центр стола был украшен корзинками с живыми цветами, разнообразными свежими фруктами и добрыми, старыми подсвечниками, так и не вышедшими из моды, несмотря на масляные, керосиновые, газовые и даже электрические лампы, вошедшие уже в обиход по всей Британии.
Посуда из тончайшего фарфора, изящные хрустальные бокалы и начищенное столовое серебро придавали вечернему застолью особенный изыск. Приглашённые чувствовали себя совершенно свободно, да и для Ардашева хорошо знакомого с правилами этикета, привитыми английской и французской гувернантками, не составляло труда пользоваться теми столовыми приборами и бокалами, которые подходили к определённым блюдам. И тут не важно, какой способ подачи блюд и сервировки практиковался: английский, французский или русский.
Клим сидел рядом с Робертом Аткинсоном с одной стороны и мистером Эшби с другой. Гости вели непринуждённые беседы на совершенно безобидные темы, как это было принято в высшем свете. И только Роберт засыпал Клима вопросами, произнесенными им почти шёпотом:
— Скажите, капитан, а вы ещё не показали миссис Пирсон фотографический снимок с запонкой на ковре?
— Нет, мой друг. Не стоит торопиться. Круг подозреваемых большой, и она тоже в него входит. Так зачем же раньше времени, делиться уликами с возможными преступниками? И даже, если вдова не имеет никакого прямого отношения к трагической смерти своего мужа, чего, признаюсь, я бы очень хотел, то я ничего не могу сказать о других её спутниках.
— Допустим. Но что вы собираетесь предпринять, чтобы найти убийцу?
— Обратиться к вам за помощью.
— Ко мне?
— Именно.
— Так говорите же, скорее!
— У вас в замке есть библиотека?
— Да, в кабинете отца.
— А не могли бы вы отыскать мне труды Пифагора и последователей его учений? Меня, в частности, интересует его тетрактис.
— Тетрактис?
— Это треугольник с вписанными в нём десятью точками.
— А Пифагор, какое имеет к нему отношение?
— Вот это, старина, я и прошу вас выяснить.
— Займусь этим сразу после ужина.
— С удовольствием составлю вам компанию.
Роберт замялся и вымолвил:
— Дело в том, что кабинет отца — его святая вотчина. Я — единственный, кому он разрешает копаться на книжных полках. Но, если хотите, я спрошу у него, не будет ли он против вашего присутствия.
— Нет-нет, ни в коем случае. В этом нет никакой необходимости. С вашего позволения я подымлю на свежем воздухе, а потом заберусь в свою комнату. Завтра рано вставать и надобно хорошенько выспаться, чтобы во время охоты на селезня не дрогнула рука. Да и дорога до вашего поместья чертовски вымотала. Кстати, хотел вас спросить: вы каждый день трясётесь в экипаже, чтобы добраться в Лондон, а потом обратно?