— Вдова. Кто же ещё?
— А когда вы собираетесь посвятить её в тайны этих двух формул?
— Как только найдётся убийца профессора, банкира Раймера и мистера Вудса.
— А если она соучастница этих преступлений?
— Дорогой друг, я не строю гипотез в сослагательном наклонении. Инспектор говорил, что сегодня арестует Эшби. Посмотрим, какие он даст показания.
— А вы куда сейчас?
— Пока ещё не решил.
— Что ж, тогда до встречи, капитан.
— До встречи.
Роберт зашагал к стоянке кэбов. Клим вынул кожаный портсигар и обнаружил, что он пуст. Любимые «Скобелевские» папиросы, привезённые в коробке из дома, закончились. Пришлось воротиться в здание вокзала, где у входа размещалась табачная лавка. Ардашев долго рассматривал незнакомые пачки и выбрал марку «Три замка» («Three Castles»). Сигарки оказались вполне приличными на вкус. Взгляд студента упал на телефонный киоск с приставленным к нему служащим, облачённым в униформу. Стоило Ардашеву к нему приблизиться, как тот спросил:
— Сэр, вы хотите протелефонировать?
— Да.
— Это обойдётся в два пенса.
Клим протянул монеты, и незнакомец, открыв дверь киоска, изрёк:
— Будьте любезны, назовите номер телефона.
— 3322.
Сотрудник телефонной компании вписал цифры в специальный журнал, продиктовал номер телефонистке и, установив соединение, со словом «прошу» передал трубку Климу, а сам вышел. На том конце раздался женский всхлипывающий голос:
— Я слушаю. Кто это?
— Вивьен, это я, Клим.
— Приезжай скорее.
— Что случилось?
— Меня хотят убить.
— Кто?
— Я не знаю. Приезжай, — со слезами повторила она.
— Только не выходи из дома.
— Хорошо.
— Лечу!
Ардашеву мнилось, что кэб тащился, как гусеница. От волнения он выкурил подряд две английских сигарки, но тревога за Вивьен не проходила. Через полчаса экипаж въехал в фешенебельный район Ноттинг-Хилл и побежал по Кенсигтон Парк Гаденс. Вдали показался уже знакомый серый трёхэтажный дом под номером семь. Расплатившись с возницей, Клим дёрнул за свисающую ручку механического звонка, но дверной колокольчик молчал. «Наверное, после похорон, его так и не привязали к шнуру, — подумал Клим». Ему на глаза попалась пуговица электрического звонка, и он нажал на неё. Получив заряд электрического тока, несчастный молоточек забился в судорожных конвульсиях отчаянно тарабаня по металлическому колоколу. Дверь отворилась. В ней появилась заплаканная вдова в уже знакомом траурном платье, но без брильянтового тетрактиса.
— Входи.
— Ты одна?
— Одна. Кузен ещё не переехал ко мне, а Джозеф уже два дня не показывается.
— Я безумно по тебе соскучился, — вымолвил Клим и принялся покрывать лицо Вивьен страстными поцелуями.
— И я, — прошептала она, заключая студента в объятия.
Глядя в огромные глаза белокурой красотки, Ардашев сказал:
— А теперь рассказывай, что у тебя стряслось.
— Мне позвонили в дверь. Я вышла. Никого нет. Но на пороге лежит бумажка, придавленная камнем. И на ней одно слово — grave (могила) и крест.
— Где она?
— Я сожгла её в камине.
— Зря. Можно было бы посмотреть почерк.
— Она была написана печатными буквами.
— Когда ты была на кладбище?
— Недавно.
— Тогда я съезжу туда сейчас.
— Но зачем?
— Думаю, неспроста на листе написали это слово.
— Как хочешь. А ты не нашёл убийцу Генри?
— Пока нет. Но у меня есть к тебе один вопрос.
Клим достал из кармана конверт с фотографиями и протянул Вивьен.
— Если помнишь, после того, как был обнаружен вскрытый сейф в кабинете мистера Пирсона, я попросил фотографа, который делал траурные снимки, сфотографировать комнату. Он выполнил мою просьбу. У тебя в руках именно эти фотографии. — Он взял одну. — Вот на этой — сейф. — Потом другую. — А здесь — обрати внимание — объектив камеры случайно выхватил, упавшую на светлый ковёр, чёрную запонку с замысловатым узором. Вероятнее всего, её обронил вор, обчистивший сейф мистера Пирсона. Он же — и убийца. Тебе знакома эта запонка?
Вивьен молча кусала губы и морщила лоб, но, покачав головой, ответила:
— Нет. Но оставь мне фото с запонкой, возможно, я вспомню. Просто для этого нужно время. — Она подняла глаза. — А у тебя есть копия этой фотокарточки?
— Она есть у инспектора Джебба. Он будет задавать тебе тот же самый вопрос, а также спросит насчёт доверенности, выданной тобою теперь уже покойному мистеру Вудсу.
Вздрогнув от неожиданной новости, вдова произнесла:
— Его убили?
— Да, вчера, в Бодмине. Там был и Эшби. Он сбежал, и полиция собирается его арестовать. Когда ты видела его в последний раз?
— Я читала книгу в гостиной, а кузен и Джозеф играли в шахматы. Раздался звонок. Джозеф открыл дверь, и вошёл мистер Вудс. Он попросил меня выдать ему доверенность на поиск недвижимого имущества, принадлежащего моему покойному супругу. По его словам, доверенность меня ни к чему не обязывает, поскольку я даже наследницей ещё не признана, но эта нотариально заверенная бумага поможет ему наводить справки. Срок действия доверенности — один год, но она может быть отозвана мною в любое время. Я согласилась, и мы уехали к нотариусу. Когда я вернулась, дом был пуст.
— А он спрашивал тебя о ста тысячах фунтов, переданных мистеру Пирсону?
— Нет, Вудс об этом не заикался. Этим интересовались только два человека — лорд Аткинсон и его, теперь уже покойный друг, мистер Раймер. Это было как раз в тот день, когда они пригласили нас на охоту.
— Кузен и Джозеф слышали этот разговор?
— Думаю, да. Они сидели в соседней комнате. А я не закрыла дверь. А перед этим кузен высказал Джозефу нелицеприятные вещи.
— И какие же?
— А можно я не буду отвечать на твой вопрос?
Клим обижено скривил губы.
— Как хочешь, но тогда я вряд ли смогу тебе помочь.
— Я боюсь, что тебе не понравится ответ. Это касается моих отношений с Джозефом… Сказать? Ты точно не будешь на меня дуться?
— Точно.
— Кузену не понравилось, что Джо отворил ему дверь в халате моего покойного мужа, да ещё и ушёл в мою спальню…
Ардашев молчал. Он чувствовал, как от ненависти к Эшби у него вспотели ладони в сжатых кулаках и багровеет лицо.
— Ну вот, а обещал, что не будешь злиться, а сам покраснел, как уголёк в камине, — вымолвила она, обижено выставив губку. — Джозеф Эшби — моё прошлое, мой грех. Я уже никогда не буду с ним близка. Чтобы понять это, мне надо было встретить тебя… Клим, я готова ехать с тобой хоть на край света. В Лондоне меня уже ничто не держит. Ты заберёшь меня в Россию?
— Моя виза истекает через два дня. Едем? — твёрдо спросил Клим, не отводя взгляда.
— Ты хочешь прямо сейчас?
— Да.
— Но мне надобно вступить в наследство, а потом всё продать. Ты ведь ещё учишься. И тогда у нас будет своя квартира в Санкт-Петербурге комнат на восемь, а может, и десять. И много детей. Ради тебя я приму православие и начну учить русский язык, чтобы преподавать английский.
— Милая, — прошептал он, привлекая Вивьен к себе. — Ты даже не представляешь, как я счастлив.
— Я тоже, — одними губами пролепетала она. — Но прежде выслушай меня. Ты должен всё знать. Мои родители жили в Сохо. Это далеко не самый богатый район Лондона. Я родилась в 1863 году. Отец сильно пил и вскоре умер. Мать скопила немного денег и смогла отдать меня на воспитание в интернат для девочек. Там я получила хорошее образование. Но маме не суждено было дождаться моего выпуска. Она скончалась от водянки. Я устроилась горничной в дом профессора математики, друга моего будущего мужа. У мистера Пирсона не было детей. Когда он овдовел, то сделал мне предложение. Я согласилась. Генри не жалел на меня денег, и я ни в чём не нуждалась. Он показывал меня друзьям, как красивую куклу. Но через год он заболел. И болезнь дала осложнение. Супруг стал скучен, как пение старого евнуха. Я не случайно привела такое сравнение. У нас уже не могло быть близости. Мы всё больше отдалялись друг от друга. Это и понятно. Наши интересы всегда были разные, а теперь разными стали и наши подушки. Он догадывался о моей связи с Джозефом Эшби и не препятствовал ей. И однажды даже взял с меня честное слово, что у меня не будет никого кроме его ассистента. Я нарушила это обещание, встретив тебя. Последнее время Эшби обнаглел и фамильярничал со мной даже в присутствии мужа. Я видела, как это его удручало. В такие минуты он уходил в кабинет и оставался там до утра. А Джозеф пытался затащить меня в спальню, но я его прогоняла. На следующий день он опять являлся, обедал и всё начиналось сначала… Встретив меня, Генри мечтал обрести счастье, а нашёл горе. Он всё больше молчал и замыкался в себе. Я знаю, в душе он презирал меня. — Вивьен вздохнула прерывисто, как вздыхает плачущий ребёнок и продолжила: — Генри никогда не говорил, что хранится в его сейфе, от которого имелся всего один ключ, вделанный в дорогую разборную трость. В кабинете, который был одновременно и его лабораторией, он принимал гостей и проводил опыты. Чаще всего к нему наведывались члены попечительского совета Лондонского института. Полгода назад в Лондон вернулся мой кузен. О его существовании я совсем забыла. Он заходил к нам в гости всё чаще и чаще. Том с большим почтением относился к моему мужу, и Генри повеселел. Я даже обрадовалась. Они подружились, чего я не могла сказать об отношениях Тома и Джозефа.
— Твой покойный муж почему-то оформил земельный участок в Корнуолле на Эшби, а не на Тома, не знаешь почему?
— Том своеобразный. Его интересуют только дела его квакерской общины. Он далёк от коммерции.
— А то, что двадцать первого июня мистер Пирсон собирался уплыть на пароходе «Аризона» в Нью-Йорк тебе было об этом известно?
— Нет, конечно. Но я его понимаю. Он хотел сбежать от своего недуга, моих измен, от наглого ассистента и от своих друзей из попечительского совета, одолживших, или давших ему под какое-то открытие сто тысяч фунтов (я догадалась об этом, отвечая на их навязчивые вопросы). С такими деньгами можно строить новую жизнь, если старая не задалась. Всё у него шло по плану. Но убийца его нарушил. И я очень хочу, чтобы ты обязательно нашёл душегуба.