Он посмотрел двухчасовой фильм. Коротковолосая девушка была просто фантастична. В одной сцене она подцепила мужчину в подземке. По дороге домой Альбер внимательно оглядывался в метро. Увидел одну коротковолосую девушку, но она ему не понравилась. Была еще одна с длинными каштановыми волосами, в огромном толстом пуловере вместо пальто; эта сделала гримаску, когда он окинул ее взглядом с головы до ног, и отвернулась. Да, в том фильме местом действия было нью-йоркское метро!
Он готов был поклясться, что слышит звяканье чашек. Кто-то спросил: «А Лелак не хочет?» «Нет, — услышал он голос Буасси. — Видишь, он спит».
— Тетушка твоя спит, — пробурчал Лелак и приподнялся.
На другом столе стояла большая кофеварка на восемь персон.
— Кто из вас сдурел?
— Я пожаловался своей подруге, что кофе из термоса невкусный. И вот, пожалуйте!
— Тогда она сказала: вари сам!
— Нет. Она купила мне кофеварку, — оскорбленно ответил Буасси. Он всегда гордился тем, как женщины его обслуживают.
— Один черт, — проворчал Альбер. — Все равно как если бы кто-то вместо вежливой просьбы вылизать ему зад, просто-напросто спустил бы штаны. Сахара нет?
— Нет. И знаешь что? Сделай одолжение — вылижи мне!..
Лелак налил себе кофе в стоящую рядом с кофеваркой чашку с цветочками, покопался в столе, потом сообразил, что Буасси не солгал, сахара в самом деле нет.
Остальные смотрели на него с интересом, он не знал, любуются ли они его распухшей физиономией или надеются, что он найдет где-нибудь сахар. На левой щеке его красовался синяк размером с пятифранковик, края его видимо приобрели лиловый оттенок. Болеть не болело, разве что если дотронешься. Ему и в голову никогда не приходило, как часто он хватается за лицо. Менее бросающейся в глаза, но более болезненной была рана на губе. Губа треснула, а сегодня еще и раздулась слева, сделалась как у негра, а справа осталась такой, какой была, раньше, — решительной прямой чертой. Дотронуться до нее языком больно так же, как есть, пить или даже просто думать о ней.
— Пошли, — сказал он и взял чашку. — У шефа есть сахарин.
У руководителя отдела по расследованию убийств комиссара Корентэна был сахарин. Комиссар, высокий стройный мужчина, форму свою желал сохранить и после пятидесяти лет. Он играл в теннис, ел мало хлеба и употреблял вместо сахара сахарин. Альбер не понимал, почему шеф не толстеет. Он по опыту знал, что чем больше соблюдаешь диету от ожирения, тем скорее толстеешь. У Корентэна был сахарин, и он явно неохотно им делился.
Комиссар был в плохом настроении. Когда они промаршировали в его кабинет, держа в руках чашки с кофе, он так оглядел их, словно они были преступниками, которых следует допросить. Он казался невыспавшимся, под глазами у него были круги, в двух местах красовались порезы от бритвы. Альбер не понимал, что случилось. Всем было известно, что шеф употребляет электрическую бритву. Он решил немного развеселить начальство.
— У нас в регистратуре есть славненькая блондиночка, — начал он. — Она стажер, знаете, такая с заячьими зубками. Так вот, она тоже приехала из отпуска на неделю раньше. Я встретился сегодня с ней в коридоре. — Он сделал глоток и зашипел от боли — раненая губа отреагировала на горячий кофе. Лишь после этого ему почудилась странной наступившая неловкая тишина. — Только потому, что… — пробормотал он и смолк. Какой идиот! Ведь ему же еще в прошлый раз бросилось в глаза, что Корентэн стал носить более яркие галстуки и сменил туалетную воду.
— Где тебя побили? — спросил комиссар.
— В театре.
Ему тоже нравилась блондиночка с заячьими зубками, и он слегка завидовал Корентэну. Хотя, кто знает, что там случилось и почему они вернулись на неделю раньше!
— Кто тебя побил?
— Бразильский ансамбль «Кариока», — объяснил Лелак. — Сначала один из парней ударил меня, потом я сбил его, — тогда они вынули нож, а я пистолет…
— Что? — взвыл Корентэн. Это было серьезно. Альберу он сам с удовольствием разбил бы голову и не раз, но не мог же он позволить, чтобы нападали на детективов отдела по расследованию убийств. Чтобы их били ногами, замахивались на них ножом! Хороши они будут! — Кто на тебя напал и почему?
— Да ничего страшного, — испуганно объяснял Альбер. — Они плохого не хотели, просто неправильно поняли ситуацию, когда я вышел из раздевалки.
— Какой раздевалки?
— Из женской. Там в то время переодевалась та толстозадая, а они подумали, что и тогда…
— Какая? Та, которая на афише? — с завистью спросил Буасси. Лелак только кивнул. — Скажи, она и в жизни так же хороша? — Он давно не видел такого напряженного внимания на обычном утреннем совещании отдела по расследованию убийств.
— Еще лучше.
— Что ты забыл в той раздевалке?
Альбер про себя выругался. Он не любил обсуждать с шефом дела, находившиеся в начальной стадии. К тому же сегодня утром главной темой будет он сам.
— Я подумал, что этот Дюамель, возможно, ходил в театр в субботу вечером. Посмотрел программку и увидел, что в субботу была премьера у ансамбля «Кариока».
Если Лелак ожидал, что комиссар похвалит его за блестящие умозаключения, то очень ошибался. Корентэн только что-то проворчал, достал трубку и принялся набивать табаком.
— Предчувствие?
— Ну, так… то есть…
— Ты кто, провидец?!
Альбер счел за лучшее промолчать.
— Он там был? — спросил Корентэн после полуминутной тягостной паузы.
— Был.
— С кем?
— Один.
— Тогда все летит к черту.
Шеф с удовольствием закурил. Казалось, ему доставляет радость портить настроение своим людям.
— Он остался у них и на приеме. Может, там подцепил кого-то.
— Почему ты начал не с этого? Кого?
— Не знаю. Надо сходить в, театр еще раз с фотографией Дюамеля. Конечно, должен пойти человек, который говорит по-португальски.
— Да? А что тем временем будешь делать ты? — спросил Корентэн тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
Сначала Альбер хотел было сказать, что желает вообще отфутболить это дело. Но он знал, когда нельзя сцепляться с комиссаром.
— Хочу еще раз пойти на квартиру Дюамеля и посмотреть его картотеку. В ней есть тот велосипедист Гастон Параж, который умер во время тренировки. В его крови нашли амфетамин. Интересно, есть ли об этом случае какие-нибудь сведения у Дюамеля.
Корентэн молчал, и Лелак, ощущая неловкость, продолжил:
— И еще я сходил бы на тот химико-фармацевтический завод, посмотреть, что там делается. А потом в редакцию «Пари суар». Любопытно, что скажут о Дюамеле его коллеги, каким он был человеком. Надо потолковать кое с кем из тех, кто был на новогоднем вечере у главного редактора Лафронда. Бришо считает, что Дюамель там подцепил женщину, возможно жену главного редактора. В картотеке Дюамеля отсутствует его первая женщина за этот год, а Лафронд был с нами у него на квартире.
— Мнение Бришо мне известно. Сейчас я тебя спрашиваю.
— У меня нет мнения, — ответил Альбер и поглядел в глаза комиссару. Хватит с него допроса!
Вероятно, он ответил резче, чем следовало. В кабинете наступила тишина, лишь откуда-то издалека слышался быстрый, отрывистый стук машинки. Над головами колыхался трубочный и сигаретный дым. На столе — сдвинутые пустые чашки из-под кофе, в косо падающем свете видно, как обтрепаны обои.
— Ну, значит, пойдешь в театр, — заговорил наконец комиссар. — И на химико-фармацевтический завод, и к Дюамелю, и в редакцию, и всюду, куда нужно пойдешь ты.
— Понял.
Альбер встал. Он знал, что следовало дождаться конца совещания, но был не в состоянии держать себя в руках. Выходя, он чувствовал спиной взгляды коллег, сожалеющие, сочувственные взгляды.
— Погоди! — сказал ему вслед Шарль. От него он меньше всего ожидал поддержки, Бришо не выступал против шефа. — Пойдем вместе. Я ведь знаю испанский.
Буасси грузно поднялся, бросив на комиссара извиняющийся взгляд.
— Ну… по-моему, мне тоже лучше пойти. Вдруг его опять захотят побить… моя помощь не помешает.
— Спасибо, — сказал Альбер, когда они вышли на улицу.
— Не за что, — ответил Шарль. — Я тоже хочу посмотреть на бразильских женщин. — Кто знает, может, что и выйдет, — добавил Буасси.
— Треснут тебе ногой по башке. Вот что выйдет.
Буасси только плечами пожал. Уселся на водительское сиденье своего «пежо» и открыл дверцы приятелям.
— Куда поедем?
— К Дюамелю, — ответил Альбер. — В театре репетиции начинаются после полудня.
Откинувшись, на спинку, он следил, как проносится мимо него город. На секунду показалась женщина, тянувшая сумку на колесиках, она сошла с тротуара, затем поспешно шагнула обратно. Они проносились мимо автобусов, в опасной близости от них протарахтел мотоциклист. Какого черта ему нужно было сердить шефа? Выглянуло солнце, и от этого настроение у Альбера почему-то еще больше испортилось.
На террасе одного кафе вяло, лениво восседали какие-то мужчины в пальто. Машина остановилась у светофора, и Альбер некоторое время разглядывал спокойную скуку на лицах этих типов.
Журналист жил неподалеку. Все самые дорогие и лучшие районы города находятся поблизости от острова, на котором стоит огромное здание Главного, управления полиции. Везет сыщику, которому попадается, жертва из высших кругов! Вероятно Дюамель хорошо зарабатывал. Плата за роскошные современные квартиры с террасами, выстроенные среди дворцов в стиле сецессион на улице Русле, была почти такой же, как месячное жалованье Лелака. С террас свешивались вечнозеленые вьющиеся растения, за стеклами красовались яркие цветы. Здание было красивым, даже если и не сочеталось с мраморной роскошью соседних домов.
Конечно, места для парковки не нашлось. Буасси свернул к находящейся под домом стоянке. Нажал на клаксон, чтобы открыли ворота. Ждал. Неожиданно возник человек в форме швейцара. На лице его застыло выражение скуки. Он сделал им знак проезжать дальше. Буасси показал свое удостоверение, и швейцар, что-то буркнув, подошел к воротам.