Он медленно кивнул.
— Я помню ее. Я тоже не представлял, что она такая маленькая. Хотя я не помню, чтобы видел тебя тогда.
— Я работала за кулисами. Ты бы меня не увидел, а даже если бы и увидел, то не заметил бы меня тогда.
— Я бы не был так уверен.
Когда я оторвала взгляд от медальона, он бросил на меня странный взгляд, пристальный, как будто он увидел меня — действительно увидел меня там, где Эрик не видел.
Я прочистила горло и оторвала от него взгляд, мне не понравилась интимность его долгого зрительного контакта.
— Хотя у меня есть дар фейри, она была действительно одарена. Она так быстро освоила шелка и обруч, что это произвело впечатление на менеджера, и она стала первой в списке, а не просто очередной танцовщицей в хоре. — Я усмехнулась, поворачивая медальон к свету. — Ее мастерство и сила — это было прекрасно, невероятно. Лучше, чем моя магия. Я имею в виду… Я могу только проклинать людей. Это автоматически заставляет насторожиться любого, кто знает об этом. Это не может принести никакой пользы миру. Это проклятие, а не дар.
Он пошевелился, издав низкий звук, но я не подняла глаз, слишком погруженная в прошлое, заключенное в этом медальоне.
— Я должна быть очень осторожна с тем, что говорю в гневе. Я случайно прокляла кого-то, когда моя сила впервые проснулась. — Я покачала головой, холод от этого воспоминания пробежал по моим плечам.
Его рука вокруг меня напряглась, и его прикосновение скользнуло к моей шее. С мягким щелчком он расстегнул одну пряжку моего воротника.
— А что было до этого? Что было с твоими родителями?
— Я их не помню. Зинния была на семь лет старше меня. По сути, она меня вырастила.
— Зинния. — Его голос перекрывал жужжание З, как и тогда, когда он произносил мое имя. Он расстегнул следующую пряжку и тихо рассмеялся. — Твоим родителям, должно быть, нравились имена на З.
— На самом деле меня зовут не Зита.
— Что? — Его грудь напряглась под моей щекой. — Но тебе это так идет. — Он поиграл с последней пряжкой. — Как тебя назвали родители?
Мне не нужно было беспокоиться о Настоящих Именах — люди не рождались с ними, как фейри. Но все равно я чувствовала, что сделала шаг вперед, рассказав ему. Как будто я отдавала какую-то последнюю часть себя.
Поэтому я усмехнулась.
— И ты дразнил меня по этому поводу неделями? Нет. Не было.
— Хм. — Он надулся, расстегивая последнюю пряжку моего ошейника и стаскивая его.
Я вздохнула от прикосновения воздуха, за которым последовали его пальцы, когда он массировал кожу там.
Работая с моей шеей и плечами, он попросил рассказать подробнее о моей жизни с Зиннией, и я рассказала ему, как помогала ей готовиться и ставить хореографию. Как я вымыла ей волосы и нанесла на лицо специальные маски, чтобы она выглядела идеально для своих выступлений. Он слушал молча, поглощенный деталями нашей повседневной жизни, какой она была когда-то.
Когда я выговорилась, он издал тихий, задумчивый звук.
— Даже тогда ты прожила свою жизнь ради нее.
Мое сердце дрогнуло.
— Она это заслужила. Она стольким пожертвовала, чтобы заботиться обо мне, оберегать меня. Она не…
— Успокойся, маленькая ведьма. Не проклинай меня снова. — Он ухмыльнулся и погладил меня по волосам. — Я не критикую твою сестру, просто делаю замечание. Похоже, она замечательная женщина. Она затмила тебя, скрываясь за кулисами. — Его улыбка смягчилась. — Я кое-что знаю о том, как быть затмеваемым.
Я подняла бровь.
— Ты? Кто затмевает почти семифутового крепкого фейри с ярко-рыжими волосами и полосками?
Его глубокий смех проник в меня, в темноту, еще более приятный, потому что я был его причиной.
— До того, как кто-то проклял меня, у меня были полосы только тогда, когда я терял концентрацию. Я вернулся к этому… — он поднял палец и выставил единственный коготь, когда его хвост обвился вокруг меня под простынями, — к своей истинной форме наедине. Мои родители вообще запретили мне заниматься этим, но что я могу сказать? Я всегда был сыном-бунтарем. — Он сверкнул зубами, но что-то испортило его прежнее веселье. — Нет, даже когда мне удавалось скрыть, кем я был, я всегда был вторым после своего брата во всех возможных отношениях.
Нахмурившись, я положила руку ему на грудь, как будто я могла каким-то образом впитать эту горечь и оставить его только улыбаться. Моя сестра никогда никого не ставила выше меня. И родители Брата и Сестры Молний никогда не проявляли никакого фаворитизма и не ставили друг друга выше, кроме как в своей пирамиде.
Во второй раз я сказала ему эти два слова:
— Мне жаль.
— Мм. — Он провел пальцем от моего затылка вниз по позвоночнику. — Золотой сын Двора Рассвета. Перворожденный наследник. Идеальный Дневной Принц. — Он фыркнул, между его бровей пролегли морщинки. — Он худший из них всех. Когда мы были моложе, до того, как я стал выше его, он был так жесток со мной. Мелочи, когда наши учителя стояли к нам спиной. Щипок или удар линейкой.
По тому, как потемнел его взгляд, я поняла, что стало еще хуже. Это скрутило меня, стиснув челюсти.
— Когда ему это сошло с рук, ситуация обострилась. Я думаю, он хотел посмотреть, насколько ему это сойдет с рук. Какова линия поведения будущего короля? — Его голос смягчился, как будто он не был полностью уверен, что хочет произносить эти вещи вслух.
Я погладила его по груди и прижалась ближе, чтобы напомнить ему, что я здесь.
— Он сломал мне хвост, несколько раз ударил им по двери. — Он сжал мои бедра, притягивая меня ближе. — Он почти отвалился — удивительно, что целители вообще смогли восстановить кости. — Когда он увидел это, он сказал, что им не стоило беспокоиться, практически признал, что сделал это намеренно. «Вырежьте в нем животное». Это было то, что он сказал нашим родителям, что они должны сделать. — Он нахмурился в темноту, его взгляд был отстраненным. — Они отвернулись. Я думаю, они согласились с ним, но у них не хватило духу признать это.
Мои глаза горели от жалости к нему. Мои вены бурлили при виде его брата и его родителей. Как они смеют? С их собственным сыном?
Мне удалось сглотнуть и, наконец, заговорить.
— О, Сефер. — Я скользнула на него сверху и запечатлела поцелуй на его губах. — Мне так жаль. Они никогда не должны были этого делать — думать так. Ты… — Я прижалась своим лбом к его лбу и закрыла глаза, пока они не перестали так сильно гореть. — Мне нравится твой хвост. Даже твои когти. И твои полоски… Они прекрасны. Они напоминают мне ручьи, стекающие по склону горы после сильного ливня. — Я провела по ним пальцами. — Это пути, сходящиеся и разделяющиеся, ведущие к таким интересным местам. Я хочу пройти по ним всем.
Он открылся мне, когда я поцеловала его, прижала к себе, его прикосновения были нежными.
Больше всего я ненавидела его мягкость, потому что там, где все наказания и жестокий, прекрасный секс потерпели неудачу, это было то, что сломило меня.
И я ответила тем же.
ГЛАВА 41
— Я тут подумал, — объявил он, когда мы завтракали за тем, что стало нашим рабочим столом.
— Я чувствую, что должна волноваться. — Я выгнула бровь. — Твои размышления обычно приводят к тому, что ты делаешь мне что-то неприятное.
Он ухмыльнулся.
— Прошлой ночью тебе это не показалось таким уж неприятным, судя по тому, как ты вопила мое имя.
— Я бы сказала, что это был скорее крик, чем вопль.
Он пожал плечами.
— Семантика. Дело в том, что я часто заставлял тебя кончать, и я не слышал ни слова жалобы. И все те разные способы, которыми я трахал тебя, были потому, что я думал об этом, пока ты покрывала наших гостей. Так неужели мои мысли действительно такие плохие?
Это привело к появлению нескольких довольно интересных способов провести время. Я сделала большой глоток фруктового сока — того фруктового, тропического, который мы иногда смешивали со спиртными напитками.
— Может быть, и нет. — Я постаралась небрежно пожать плечами.
Его ухмылка говорила о том, что я потерпела неудачу.
— В данном случае я думал о нашем постыдном задании. — Он отодвинул тарелку и наклонился вперед. — В твоем плане использовать представление, чтобы сблизиться со мной, не было ничего плохого — на самом деле, довольно элегантного. Просто ты выбрала не того мужчину.
Или правильного.
Эта мысль прозвучала в моей голове, ясная и ужасно яркая.
Дерьмо.
Черт!
Потому что чувство во мне… это было не просто отсутствие ненависти. Это была… обратная сторона медали.
Я влюблялась в него.
И это пришлось прекратить.
Потому что, хотя в мои планы больше не входило убивать принца и быть убитой его охраной, я все еще знала, что месть за Зиннию была последним, что я когда-либо сделаю.
У меня не было будущего. Следовательно, у нас не было будущего.
Глубоко дыша из-за этих мыслей, я потеряла нить того, что он говорил.
— Ты сказала, что часть ее волос была отрезана, верно?
Я моргнула, глядя на него. Я не доверяла своему голосу, поэтому кивнула.
— Это наводит на мысль об одержимости. Желание обладать. Если мы сможем погрузить убийцу в ту ночь, в женщину, в которую он был так увлечен, он не сможет не действовать.
Мои страхи испарились, когда что-то более яркое зажужжало во мне.
— Действовать? О чем ты думаешь?
— Ты даешь грандиозное представление. Как в ту ночь, но… больше. Хотя ты очень похожа на нее… — Он улыбнулся, окинув взглядом мое лицо. — У тебя другой подбородок, глаза острее. Но я не думаю, что они вспомнят об этом через десять лет. Они увидят ее.
Пульс застучал у меня в горле.
— Представление, чтобы выманить его?
— Точно. После мы сделаем вид, что ты одинока, уязвима. Ты выбьешь из него признание. Возможно, используя астролябию — когда он ее увидит, он отреагирует, и вы сможете заставить его признать, что она принадлежала ему.