Только шок.
Вокруг нее сражались и умирали наарвийцы.
Талемир и Уайлдер сражались сразу с несколькими рейфами.
Ее сердце сжалось от сожаления, когда она встретила взгляд Талемира на кровавую бойню — не из-за конца, а из-за времени, которое она потратила впустую, отрицая то, что знала в глубине души.
Дрю разрубила еще одного монстра и ринулась в бой.
Если это конец, то так тому и быть.
Она будет защищать свое королевство до смерти.
32. ТАЛЕМИР
Дрю была видением пропитанной кровью славы, и сердце Талемира заколотилось от тоски при виде ее среди войны теней.
Он двигался по тропинкам, проложенным наарвийцами сквозь орхидеи, и шипел от боли, когда цветки касались его голой кожи. Он сражался с силой боевого меча и рейфа вместе взятых, а слабых существ поражал силой своего оникса.
В нескольких футах от него Уайлдер атаковал сразу двух монстров: его сталь превратилась в серебристо-огненное пятно, и он орудовал двумя мечами, как учил его Талемир, и учил хорошо. Младший воин сразил сразу двух рейфов, перерезав им горло и пригвоздив каждого к земле клинком за крылья. Он выхватил кинжал из сапога, чтобы вырезать им сердца.
По другую сторону от Талемира кружилась Дрю, как Боевой Меч, — сила, с которой нужно считаться, сила, отточенная необходимостью и яростью. Она зарубила рейфа в тот же миг.
Она повернулась на каблуке лицом к Талемиру.
— Где жнецы? — крикнула она, ее лицо было залито черно-красной кровью. — Они нам нужны, если все получится!
— Они придут, — отозвался Талемир, разрезая еще более кожистую плоть и оставляя Уайлдера вырезать сердце.
— Мы не можем продолжать так долго, — предупредила Дрю, зарубив еще одну тварь.
Она была права. Силы наарвийцев слабели.
Талемир вздохнул и отдался второму инстинкту — тому, с которым он так долго боролся и который теперь стал его неотъемлемой частью. Он послал в небо еще один луч обсидиановой силы. Он пульсировал над ними, точно темная визитная карточка.
Все на поле боя усилилось: крики, кровопролитие, ужас, и вдруг Талемир понял, почему…
Вдалеке показался первый регульд жнец, переходя из одного участка неба в другой и скрываясь в черном тумане. Земля завибрировала, когда он приземлился на поляну с цветами, злобно шипя, его тени вырвались наружу, разметав наарвианские силы и поглотив их крики агонии.
Талемир и Уайлдер бросились на него, потрясая клинками, уворачиваясь от его жестоких атак. Он замахнулся на них своими когтями, встретив их сталь со столкновением жестокости и отчаяния.
Тени Талемира сражались с тенями жнеца, яростно скрещиваясь. С каждым ударом Талемир понимал, что это не тот, кто породил его, не король темных королей. Это чудовище еще не осчастливило их своим присутствием.
Уайлдер с криком нанес яростный удар по туловищу существа, из которого хлынула черная кровь, и оно со злобным шипением попятилось назад. Талемир поднял меч, защищаясь, но Уайлдер наступал, заставляя чудовище броситься в море цветов, и от его обтянутой кожей кожи поднимался дым, когда золотые лепестки испепеляли ее.
Тварь закричала в агонии, и Талемир заметил почти маниакальную11 ухмылку на лице Уайлдера, когда тот погружал меч в грудь чудовища. Он знал, что его протеже сражается не просто с рейфами, а с теми рейфами, которые так сильно ранили его брата.
Когда клинок Уайлдера вырезал сердце первого жнеца, раздалась вспышка леденящих кровь криков. Уайлдер отбросил сердце в сторону, и дюжина жнецов упала замертво, их плоть отслаивалась от костей, поднимаясь в воздух.
— Работает! — крикнул Уайлдер. — Убийство жнеца привело к гибели его сородичей!
Наарвийцы взорвались ликованием, их решимость возросла перед лицом такой надежды.
Талемир с таким же воодушевлением выпустил наружу еще один импульс силы, и ониксовая магия запульсировала в его существе, требуя, чтобы ее увидели, услышали, почувствовали.
Внезапно он почувствовал запах дыма.
А через несколько секунд поле солнечных орхидей было объято пламенем.
Группа рейфов направила против них свои горящие стрелы.
Вокруг ревел огонь. Невообразимый жар испепелил их всех, пламя было таким жарким, таким яростным, что прокатилось по земле огромной волной.
— Нет! — крикнула Дрю, когда ад забушевал, поглощая их преимущество, пожирая их надежду на выживание. — Нет!
Но огонь не знал хозяина, он уничтожал культуру, солнечные орхидеи чернели и увядали, земля под ними была выжжена.
В мире за пределами досягаемости Талемира что-то дрогнуло.
С горящего поля вокруг него донесся хор испуганных криков.
Три жнеца появились на горизонте, почти полностью закрыв солнце.
— Талемир! — воскликнула Дрю, на ее лице отразилась паника.
Жнецы настигли их в считанные секунды, витки тьмы хлестали их силы, отбивая их от тех мест, где они зажали и поймали в ловушку рейфов. На дымящейся земле они кричали, пытаясь освободиться и отправиться к своим хозяевам.
Жестокая магия обрушилась на наарвийцев сверху, и жнецы закружились вокруг.
Тот, кто был в центре атаки… Талемир узнал его. Его сир. Чудовище, наложившее на него проклятие, жнец, сделавший его тем, кем он был сейчас. И теперь Талемир покажет ему, что он создал.
Борясь со страхом, подавляя внутренние протесты, Талемир поднялся и расправил крылья. Если он хотел встретиться со жнецами в поединке, то должен был лететь. Он должен был встретиться с ними в облаках.
Возле его уха раздалось решительное карканье, и Терренс, взмахнув крыльями, появился из ниоткуда.
Это было все, что нужно было увидеть Талемиру.
Он отдался своей внутренней природе, той темной силе, что бурлила внутри. Он чувствовал, как она бурлит во всем его существе, и когда она потребовала признания, высвобождения, он подчинился.
Боевой Меч собрался с силами и, следуя инстинкту, взмыл в небо. Воздух хлестал его по коже, спутывал волосы, застилал глаза, и Терренс летел рядом с ним. Его собственные крылья мощно били ему в спину.
Темная сила не поглотила его, а наоборот, освободила.
Он был рожден для того, чтобы ветер был под ним, а тени сгибались по его воле. Не было ничего более естественного, ничего более правильного. Он нырнул, наслаждаясь поцелуем облаков на его коже и простором неба. Его крылья были такой же частью его самого, как и конечности, как разум, как сердце, и с их помощью он уничтожит чудовищ, стремящихся разорвать срединные миры.
Талемир, под которым горел весь мир, устремился прямо на жнецов, размахивая в полете своими огненными мечами.
Терренс издал еще один крик и прицелился в глаза самого крупного из них.
Снизу взлетели стрелы, пронзили крылья двух меньших жнецов, отправив их по спирали на выжженное поле, а Талемир нырнул за своим сыном.
Он взмахнул мечами, обнаружив, что без земли под ногами движение заставило его покачнуться. Находясь высоко над наарвианскими войсками, он должен был полностью принять сторону рейфа в себе, если хотел выжить и победить.
Если он хотел заполучить жнеца в свои руки.
Талемир погрузился в свою новую форму, позволяя крыльям биться без раздумий, позволяя себе подчиняться инстинкту, отклоняться, когда того требовало тело, поддаваться каждому падению.
Он еще далеко не овладел мастерством полета, но он был и всегда будет боевым мечом насквозь. Десятилетия тренировок выбили из него страх, оставили дисциплину настолько отточенной, что он мог взмахнуть клинком почти где угодно. С этой мыслью Талемир Старлинг атаковал.
Сначала он ударил правым клинком, затем левым, отбивая смертоносные когти жнеца и нанося удары по его уязвимым крыльям.
Тварь шипела, посылая в его сторону тени, бьющие, как гадюки. Талемир позволил собственной тьме поглотить их, приказал своим теням рассечь их надвое. Взмахнув клинками, он вонзил их в обнаженную середину чудовища, вызвав приступ боли.
Внизу раздался единый крик, и Талемир бросил взгляд вниз, чтобы увидеть, как Дрю и Уайлдер расправляются с одним из павших жнецов, а дюжина рейфов умирает рядом с ним, их кожа превращается в пепел на ветру.
Боль пронзила руку Талемира, и он отшатнулся назад, проклиная себя за то, что потерял ориентацию.
Кровь лилась из раны на бицепсе и предплечье — красная, а не черная, отстраненно подумал он, прежде чем сделать выпад.
В вихре крыльев и стали он нанес удар, его клинки рассекали плоть и кости, а последующие крики говорили о том, что он нанес значительный урон. Он не опустил руки. Вместо этого он нанес высокий удар с левой стороны по правой, где у жнеца было открыто крыло.
Брызнула кровь.
Задыхаясь от усилий, его собственные крылья все еще бились с силой, Талемир ударил другим мечом вверх, рассекая эту тощую плоть, эту гротескную иссохшую кожу.
Стрела, пущенная снизу, попала ему в плечо, другая — в бедро.
Помутневшие голубые глаза существа расширились от шока, магия бесконтрольно вырывалась из его тела.
Сила Талемира заставила его отступить и обрушилась на него резкими, неумолимыми ударами.
Копье пронзило небо, едва не промахнувшись мимо головы жнеца.
Талемир не останавливался. Из него вырвались тени и обвились вокруг горла жнеца, сжимая и разжимая его.
Крылья чудовища затрепетали, и он забился в воздухе, отчаянно хватаясь когтями за тени Талемира.
Рот существа открылся. С его отравленных губ сорвались слова, которые Талемир знал как давно забытый древний язык, но все же каким-то образом понимал… Они вырвались с шипением, покрытым ядом.
— Нас больше, чем ты думаешь, — прохрипело оно. — Каждый день через Завесу приходит все больше. Регульд жнецы и наша армия рейфов будут продолжать распространяться. Тьма восторжествует. Вы все умрете…
Раздался ужасающий булькающий звук.
Талемир воткнул меч ему под подбородок и пробил голову.
Талемир подавил вздох, почувствовав, как внутри него оборвалась пуповина, — ощущение было неожиданным и ледяным. Только инстинкт удержал е