шего своей жене, что изменил ей с мужчиной. То был честный и дерзкий для того времени фильм, первый на подобную тему в британском кинематографе, но в собравшейся компании его восприняли с осуждением. Деннис был в ярости: он чувствовал это осуждение так остро, как будто оно было направлено на него самого. Позже в отеле «Стейшн» последовала ссора, в процессе которой Деннис оскорбил брата и был выпровожен наружу. Кто-то успел ударить его, отчего у него остался синяк и пошла кровь. Когда он наконец вернулся домой в Стрикен в середине ночи, он еще два часа просидел в садовом сарае, отказываясь заходить в дом, хотя Адам и Бетти знали, что он там, и звали его внутрь. Он так и не рассказал им о случившемся, и Бетти, как обычно, уважала желание сына хранить свои секреты. Вскоре после этого Олаф сказал ей, что подозревает брата в гомосексуальности. Нильсен писал: «Я больше никогда с ним после этого не разговаривал. Он представлял собой все то, что меня так расстраивало (особенно мои подавленные желания). Он был единственным во всей семье, кто догадался о скандальных аспектах моей бисексуальности, и за это знание я с полным правом его ненавидел».
Деннису постоянно снились кошмары о его пребывании в Арабских Эмиратах. Очевидно, кошмары эти были вызваны большим количеством алкоголя и классической музыки. Его мать припоминает, что тогда он засиживался допоздна, слушая музыку и сочиняя стихи. Он был угрюмым, необщительным и словно чужим в этом доме.
Было ясно, что Деннис не останется в Стрикене надолго: он попросту не вписывался в семью. В своем беспокойном состоянии он решил, что сменить одну форму на другую будет естественным и традиционным развитием событий, а значит, стоило стать или тюремным надзирателем, или полицейским. Он выбрал последнее и в декабре 1972 года присоединился к Столичной полицейской академии в районе Хендон на севере Лондона. Пройдя шестнадцатинедельный курс подготовки, он был назначен в отдел «Q» полицейского участка на Виллесден-Грин в качестве констебля Q287, где пробыл ровно год.
Человек, чье недовольство авторитарной властью только росло, мог совершить подобный выбор лишь за неимением лучшего. Он придерживался левых взглядов, которые только укреплялись при виде опасной агрессии, проявляемой некоторыми полицейскими: слишком уж явно они наслаждались возможностью применять насилие на тех, кто сопротивлялся аресту. Что касается его самого, по его словам, «за год моей работы в полиции я ни разу не вытащил из-за пояса свою дубинку, не напал ни на одного полицейского, заключенного или гражданского». Стоит заметить, однако, что у него не было особого повода сделать это, поскольку его обязанности в качестве младшего констебля были не слишком обременительны – хотя он совершил несколько арестов и привык появляться в суде. С другой стороны, он прекрасно знал, что полиции часто приходилось разбираться с проблемами, которые создавали людям некомпетентные или неопытные политики, и иногда полицейских обвиняли в том, что они – лишь инструменты для исполнения плохо придуманных законов. Неудивительно, что многие честные полицейские быстро впадали в уныние, измотанные всепоглощающей работой.
Знакомый Нильсена из полицейской академии, Йен Джонсон, был назначен в Виллесден-Грин одновременно с ним, и в апреле 1973-го их обоих отправили на опознание тела в морг за Брент-Таун-Холл. Их сопровождал присматривающий за ними более опытный полицейский, Питер Уэллстед, который должен был оценивать их поведение в подобных ситуациях:
Мы входим в тесную старую комнату, похожую на закулисье мясной лавки. На длинных металлических столах лежат вскрытые тела. В основном старики, чьи головы поддерживают деревянные бруски, а на лицах застыли разнообразные гротескные гримасы. Каждый разрезан от шеи до пупка, грудная клетка и ребра распилены таким образом, чтобы коронер мог добраться до сердца и легких. Часть затылка открыта, чтобы обеспечить доступ к мозгу… На одном из столов вместе с еще не вскрытым телом очередного старика лежит неожиданное на их фоне тело молодой девушки с ярлыком на левом запястье. Йен несколько бледнеет. Меня же зрелище почти очаровало… Мы вышли на свежий воздух. Оба бледные и серьезные. Йен чувствовал себя нехорошо. Пит знал, что мы впечатлились, и посмеялся над нами. «Вы увидите еще немало такого на работе», – сказал он. И оказался прав.
Питеру Уэллстеду новичок нравился, и он с удовольствием с ним общался, но заметил, что смутное чувство неудовлетворенности липнет к тому, будто вторая кожа. Нильсен признавал, что был разочарован отсутствием того крепкого товарищества, к которому он привык в армии – все из-за анонимной лондонской жизни: солдаты были вынуждены проводить все свое свободное время вместе, в то время как полицейские после рабочей смены обычно расходились в разных направлениях, к своим домам и женам. Деннис Нильсен оказался предоставлен сам себе, и этого оказалось мало. Жизнь в большом городе не бросает потенциальных друзей к твоим ногам, ты должен найти их сам. Нильсен никого в Лондоне не знал и чувствовал себя неловко – ощущение одиночества в толпе с годами лишь усиливалось. Его решением стал распространенный среди молодежи выбор: он часто посещал пабы и обнаружил огромное подпольное гомосексуальное сообщество, которое собиралось в определенных общественных заведениях в определенных районах города. На самом деле называть это «сообществом» было бы жестоким преувеличением, поскольку большинство мужчин, посещавших эти пабы, были заинтересованы исключительно в потенциальных сексуальных партнерах, которых они старались держать подальше от остальной своей социальной жизни. Они ходили в эти пабы только для того, чтобы показать себя, раздавая направо и налево взгляды, полные обещания оргазма. Всем своим видом они демонстрировали, что от них не стоит ожидать чего-то большего. Самый знаменитый из этих пабов – тесный «Колерн» в Эрлс-Корт, первый паб, который Деннис Нильсен обнаружил, и самый важный для его инициации в местную гомосексуальную субкультуру. В начале 1973-го он встретил там мужчину, которого тайком провел в свою комнату в Академии. Это был неудовлетворительный и унизительный для него опыт.
В августе того же года в пабе «Кинг Уильям IV» в Хэмпстеде он встретил еще одного мужчину, парой лет младше его самого, сына бывшего полковника. Они вместе провели ночь в его комнате в общежитии для полицейских, и для Нильсена это стало первым опытом анального секса (который затем повторился лишь однажды). Гораздо важнее здесь то, что он заново ощутил романтическое влечение, когда-то связавшее его с Терри Финчем в последние месяцы его военной службы. Он был готов связать себя с этим человеком на всю жизнь и считал, что мог бы построить с ним постоянные отношения. Но его выбор снова пал не на того. Дерек Коллинз[14] не показывал особой заинтересованности в Нильсене и не собирался отвечать на его чувства. Наоборот, он наслаждался возможностью «валять дурака» с разными партнерами, и хотя они с Нильсеном виделись еще несколько раз позже, между ними не возникло никакой особенной дружбы. «Он хотел всех – и никого», – писал Нильсен, вскоре осознавший, что его надежды снова не оправдались. Говоря по правде, Коллинз не давал ему поводов считать иначе, он сам все для себя решил. Нильсен смирился с неизбежным и пытался утешиться растущим числом случайных встреч:
Бесконечный поиск партнеров на одну ночь по всем пабам города разрывал мне сердце… Перед глазами мелькал поток чужих лиц и тел – чисто символическое наполнение пустой жизни. Чужая квартира – еще не дом, а секс – это еще не отношения. Мы только одалживали наши тела друг другу на время в поисках внутреннего спокойствия.
Случай с Дереком Коллинзом и последовавшие за ним беспорядочные половые связи окончательно убедили Нильсена, что он не может оставаться в полиции, если хочет поддерживать видимость приличного человека. Он уволился в декабре 1973 года, удивив этим всех своих коллег, которые совершенно не понимали, почему он вдруг захотел уйти. Питер Уэллстед сказал, что с обязанностями своими Нильсен справлялся хорошо и вроде бы получал от работы удовольствие – во всяком случае, никогда от нее не увиливал. Нильсен ушел со средним послужным списком и без каких-либо жалоб и замечаний. Никто не знал, что однажды он посветил фонариком в окно машины, припаркованной на Экзетер-роуд, и увидел двух мужчин, «ведущих себя непристойно». Он не смог заставить себя арестовать их.
В первые четыре месяца 1974-го Нильсен был безработным и остался почти без денег. Кроме того, ему негде было жить, что явилось для него неприятной неожиданностью, поскольку прежде ему всегда предоставляли жилье. Он снял комнату в доме № 9 на Мэнстоун-роуд и продал свою медаль за Общую службу за восемь фунтов стерлингов, чтобы заплатить за нее. В эти месяцы неопределенности он работал охранником в различных государственных учреждениях, включая здание Министерства обороны в Уайтхолле, здание парламента на Бридж-стрит и здание Старого Адмиралтейства.
Вечерами, в тишине, я мог собраться с мыслями и как следует расслабиться после лихорадочной беготни в качестве полицейского. У меня даже появилось время посетить некоторые выставки в галерее «Тейт» на Горст-роуд (я помню, что там было много чучел животных и огромных черепах с Галапагосских островов).
Работа охранником навевала на него ужасную скуку, особенно после карьеры в вооруженных силах, наполненной активностью, событиями и даже творчеством. В мае 1974-го он уволился из охранного агентства и спустя неделю набрался смелости подать заявку на пособие по безработице. Появиться в Центре занятости на Харлесден-Хай-роуд ему было неловко и унизительно: в своих собственных глазах он выглядел абсолютно бесполезным.
Затем Нильсена пригласили на собеседование, где предложили ему место на государственной службе. Двадцатого мая он отправился на собеседование с комиссией Регионального офиса в здании Ханвэй-Хаус, на площади Рэд-Лайон, чтобы определить, стоит ли назначить его на должность клерка в Министерстве по вопросам занятости населения. Собеседование прошло успешно, и с учетом его опыта в войсках общественного питания было решено, что лучше всего назначить его в кадровое агентство на Денмарк-стрит, в самом центре лондонского Вест-Энда, неподалеку от Чаринг-Кросс-роуд. Кадровые агентства под руководством Комиссии по трудоустройству рекламируют доступные вакансии, в основном низкооплачиваемые и не требующие особых навыков, и помогают облегчить ситуацию с безработицей в городе. Люди могут зайти туда с улицы, посмотреть доступные варианты и договориться с клерком о собеседовании. Кадровые агентства разбросаны по всему Лондону, и огромный филиал на Денмарк-стрит специализируется на постановке рабочей силы в гостиничный и ресторанный бизнес, для чего прекрасно подходит его расположение в центре города. Большинство людей, которые через него проходят, являются иностранцами.