Как-то в июне он обнаружил, что его квартира перевернута вверх дном. Телевизор, проигрыватель и зеркало были разбиты вдребезги. Его одежда, постельное белье, стулья и ковры были покрыты креозотом до такой степени, что ими невозможно стало пользоваться. Им были покрыты даже пластинки. Все, чем он владел, за исключением надетого на нем в тот день костюма, было полностью уничтожено, и он обнаружил, что то же самое случилось с квартирой этажом выше. Он позвонил в полицию, которая прислала детективов расследовать это дело (те даже не подозревали, что под полом, на котором они стояли, лежат трупы), но виновных так и не поймали. У Нильсена ушло две недели, чтобы привести жилище в приличный вид, но фактически у него ничего не осталось. Всю деревянную мебель он вынес в сад, где она ожидала превращения в растопку для очередного костра. Однако у этого события имелось и одно приятное последствие: Нильсен рассказал о случившемся на работе и был очень удивлен, когда несколько недель спустя ему вручили чек на 85 фунтов стерлингов, которые коллеги собрали для восстановления его квартиры. Он написал им письмо, которое позже повесили в рамку на стену: это одно из немногих выражений благодарности, которое он решил записать.
Дорогие друзья и коллеги!
Я польщен вашим скромным достоинством и невыразимо приятной поддержкой и ободрением, которые выразили мне все коллеги на Денмарк-стрит. Такие циники, как я, полагают, что всему знают цену, но это не так.
Я с благодарностью и одновременно виновато и пристыженно принимаю этот подарок от моих товарищей по работе, чье собственное финансовое положение вряд ли можно назвать «слишком благополучным».
В такие времена я не способен выразить полностью все чувства, которые испытываю в ответ на вашу щедрость и отзывчивость. Эмерсон (в своем дневнике 1836 года) выразил это лучше, чем я: «Симпатия – это атмосфера взаимной поддержки, и в ней мы все раскрываем максимум своих возможностей».
Искренне ваш,
Едва ли он мог подобрать более ироничную цитату: личность Нильсена раскрывалась в то время очень тяжело. Он убил еще четверых после второго костра и так же поместил их под половицы. В августе запах в квартире не удавалось убрать даже дезинфицирующим средством, так что однажды в пятницу вечером он собрался решить проблему:
Я сел и неохотно обдумал предстоящую задачу. Я собрался с силами, выпив полбутылки рома, и поднял половицы. Я вынул по одному все свертки, положил их на кухонный каменный пол и развернул их, так же по одному. Пакеты я отложил в сторону. Я снял с трупов одежду и приготовился расчленять их. Пахло ужасно неприятно, и в некоторых местах копошились большие колонии личинок. Я разделал тела и завернул их по частям в бумажные полотенца, которых у меня имелось достаточно. Крепко завязал части тел в свертки поменьше и отложил их в сторону. Таким образом я разделал три тела, пока не закончил со всеми и на полу не образовалось сколько-то готовых свертков. Я положил свертки обратно под половицы, насыпав сверху земли и ароматических пластинок.
Как и прежде, внутренние органы он поместил в отдельные пакеты и не стал класть их в пространство под половицами, где хранились отныне только кости и плоть. Пакеты с органами он отнес в правый нижний угол сада, где вытряхнул содержимое в щель между заборами. Органов было довольно много, но со временем они все оттуда исчезли, накормив собой землю и ее многочисленных обитателей.
Проблема сдвинулась с мертвой точки, но все еще не решилась и катастрофически увеличилась в размерах после убийства Нильсеном в следующем месяце двенадцатой жертвы. По его словам, он все еще не знал, когда может случиться следующее убийство и случится ли оно вообще. Только непосредственно в сам момент удушения он «знал», что происходит, и тогда уже ничто, даже взрыв бомбы, не смогло бы его остановить. «Я делал то, что требовалось сделать – и должен был внимательно за этим наблюдать». Под половицами не хватило места для двенадцатой жертвы, так что он затолкнул его в шкафчик под раковиной, где, очевидно, тело не могло оставаться долго. Кроме того, арендодатели наконец бросили свои попытки выжить Нильсена из квартиры силой, и решили, что, может быть, он уйдет добровольно, если они пойдут на мировую и будут достаточно щедры. Агент арендодателей принес ему официальные извинения за беспокойство, причиненное в прошлом году, и сделал предложение от имени компании. В доме № 23 на Крэнли-Гарденс имелась отличная квартира, которую он мог получить. Кроме того, ему предложили тысячу фунтов стерлингов в качестве компенсации. Разумеется, это был подкуп, и можно было ожидать, что он откажется из принципа. Но предложение показалось ему довольно щедрым, и к тому же у него имелись не терпящие отлагательств причины покинуть Мелроуз-авеню. Его подвезли на Крэнли-Гарденс, он принял предложение на месте и договорился переехать туда в начале октября.
Сперва ему предстояло избавиться от всех улик, которые до сих пор были разбросаны по всей квартире. За два дня до отъезда Нильсен соорудил третье кострище, на следующий день зажег костер, и в день отъезда костер успел прогореть до золы. Прошлое вновь было сожжено, стерто и обновлено. Вот как он рассказывал об этом полиции:
Я построил огромное кострище при помощи древесины из мебели и вещей из дома и оставил большое пустое пространство в центре конструкции. Это я сделал заранее. Рано утром я поднял половицы и начал переносить свертки в центр кострища, в основу которого положил две деревянные двери на кирпичах. На этот раз я не стал заменять половицы. Я пошел в кухню и открыл двери шкафчика под раковиной. Заметил, что тело раздулось. Я вытащил его оттуда и отволок до кострища. Положил его в центр и накрыл всю конструкцию деревянными досками, затолкав туда все свертки в бумажных полотенцах. Запечатал сверху дыру в центре еще некоторым количеством дров и зажег костер. Костер находился примерно в четырех с половиной метрах от точки, которая располагалась ровно посредине между французскими окнами и окнами кухни. Огонь горел ярко и необычайно яростно. Я зажег его ранним утром. Он горел неровно, со вспышками, хлопками, треском и шипением – оттуда постоянно доносилось скворчание. Вероятно, это в телах сгорал жир и другие части.
Весь мусор из квартиры, который он хотел выбросить, тоже отправился в огонь, включая кровать, которую он построил. Один любопытный сосед из того же дома пришел посмотреть, что происходит. Нильсен сказал, что переезжает завтра и поэтому сжигает оставшийся мусор. Сосед полностью удовлетворился таким объяснением (если, конечно, он вообще был в нем заинтересован) и пошел своей дорогой.
На следующее утро, ожидая прибытия фургона, в котором он собирался перевезти свои немногочисленные вещи в паре сундуков (тысяча фунтов стерлингов, думал он, пригодятся для покупки новой мебели), он сидел и думал, не оставил ли за собой чего-то такого, что заметит новый жилец или декоратор:
Я проверил под половицами. Увидел, может, пару кусков чего-то и обрывков ткани, но там было темно. Я заменил половицы и прибил их гвоздями. Я проверил весь дом, и вроде бы ничего такого в глаза не бросалось. Вышел в сад и проверил сарай. Там не было ничего, кроме, может, поврежденных ранее объектов. Я пошел взглянуть на то место, где до этого жег костер, и обнаружил большую кучу пепла. В нем обнаружилось что-то похожее на обломки костей или даже на небольшие кусочки черепа, хотя обычный наблюдатель вряд ли опознал бы в них человеческий череп. Я взял садовый каток и проехался на нем по пепелищу несколько раз, надеясь раздробить все фрагменты костей в труху. Затем встал в стороне и поразмыслил еще немного. Тогда я вспомнил, что руки Малькольма Барлоу я положил в небольшую нору рядом с кустом под окнами.
Большие кости рук он раздробил лопатой, насколько смог, и выбросил их через забор на пустырь. Как минимум одна из этих костей потом очутилась в пасти у соседской собаки какое-то время спустя. В нору возле куста он насыпал лопатой несколько горстей пепла. «Отъезд из дома № 195 на Мелроуз-авеню стал для меня большим облегчением». Это произошло пятого октября 1981 года.
Шестнадцать месяцев спустя, когда полицейские обыскали сад во всех местах, указанных Нильсеном, они обнаружили больше тысячи фрагментов костей.
Возможно, подобная надежда была заранее обречена на провал, но с переездом в новую квартиру на чердаке Нильсену хотелось верить, что его новые условия обитания помогут избежать рецидива. В доме № 23 на Крэнли-Гарденс не было половиц, которые можно снять, и не было сада, которым бы пользовался только он один: избавляться от тел стало бы гораздо труднее. Спустя два месяца после его переезда произошло одно событие, которое серьезно подкрепило эту надежду. Однажды вечером в Вест-Энде он встретил молодого человека, напившегося до паралича и лежащего на улице. Он вызвал такси и привез его к себе на Крэнли-Гарденс, ухаживал за ним, отдал ему свою кровать и перевернул его на живот на случай, если ночью того будет тошнить. Утром он накормил его сытным завтраком и проводил его до станции метро, чтобы убедиться, что он безопасно доберется домой. Это было в декабре 1981-го. Как говорит Нильсен, тогда он наконец совершил добрый поступок без ужасных последствий, и версию эту подтверждает сам молодой человек, Кевин Сильвестер, заявивший, что благодарен Нильсену за помощь: он в самом деле был спасен незнакомцем, которого мог описать только как великодушного и благожелательного. «Я чувствовал себя счастливым, – говорит Нильсен. – Он был жив, а я не потерял над собой контроль. Это было по-настоящему приятно, и я чувствовал, что прошлое наконец осталось позади».
Но он ошибался. Еще трое мужчин были задушены Нильсеном на Крэнли-Гардес в марте и сентябре 1982-го и в январе 1983-го, и его методы избавления от тел стали еще более отвратительными. Когда произошло первое из этих убийств, Нильсен поместил тело в шкаф на несколько дней, размышляя, что делать. Проблема требовала срочного решения, поскольку его друг, Алан Нокс, собирался остаться у него на несколько дней погостить. Он решил, что безопаснее всего будет разделать тело на маленькие кусочки и смыть в туалет. Он отнес тело в ванную, где и произвел расчленение. Сперва он вскрыл ему живот и сконцентрировался на внутренних органах, порубив их на мелкие кусочки по пять сантиметров в длину, и смыл их в унитаз порциями примерно по двести грамм каждая. В тот момент он понял, что такой способ будет слишком долгим и утомительным, так что начал рубить тело на более крупные куски и варил их на кухонной плите, чтобы они расщепились. Варить он мог параллельно с дальнейшим разделыванием. Голова варилась в большой кастрюле, за ней последовали кисти рук и ступни, затем ребра – все отрезалось от тела по очереди. Когда плоть слезла с костей после варки, кости он разломил на мелкие обломки и просто выбросил их в мусорную корзину, чтобы их забрали оттуда обычным путем – сборщики отходов, назначенные городским советом, в то время как плоть, волосы и органы он смыл в канализацию. Оставались только большие кости с небольшим количеством мышц. Лопатки он выбросил через забор в саду на пустырь, а череп, плечи, бедра и таз разложил в несколько пакетов, посыпал их большим количеством соли и поставил в ящик в углу комнаты. Обернул ящик материей и накрыл красной занавеской, которую забрал с Мелроуз-авеню. Там кости и оставались во время визита Алана Нокса, и там же они продолжали пребывать вплоть до того момента, когда полиция нашла ящик с его содержимым одиннадцать месяцев спустя (летом 1982-го он пригласил в гости молодого ирландца на выходные, думать забыв об этом ящике).