Она посмотрела на помост в середине. Стол покрыт белой тканью, похожей на скатерть или простыню. В зале воцарилась тишина. Через секунду он вышел вперед, как победитель на своем поле. Черный пиджак, белая рубашка.
— Четыре часа, — возвестил врач и поднял четыре пальца. — Четыре часа изменили наш мир. За четыре часа изменились представления о хирургии и лечебном деле. Копенгагенское сражение второго апреля 1801 года было не только началом конца Дании как королевства, но и началом нового способа вести войну. Единственное благо, которое принесли нам две тысячи жертв бомбежек лорда Нельсона, — проникновение в самую суть хирургии. В часы битвы и после нее я узнал о ранах, увечьях и способностях человеческого тела больше, чем когда-либо в бытность ротным хирургом и в высшей военной школе. Я — Беньямин Горовиц, доктор и профессор анатомии и хирургии, и сегодня мы, господа, узнаем, как можно не только спасти жизнь, но и улучшить ее с помощью науки.
По залу пробежал шепот.
Именно в этот момент подошел помощник с ящиком, завернутым в черную ткань. Он положил его на стол и вышел. Горовиц прикрутил дополнительное стеклышко к одной линзе на очках.
Мадам Кригер наклонилась вперед на скамье. Она хотела видеть все.
— Сегодня, господа, вы будете присутствовать на пришивании пациенту ампутированной ноги. Да, да, знаю, — усмехнулся врач, когда между рядами прошло волнение. — Звучит жестоко, но еще более вас потрясет необходимость констатировать через несколько недель, а может, и через одну неделю, что этот метод работает! Что пациент выздоравливает. Полностью. — Врач подошел к ящику на столе. — Но не бойтесь, я не потребую никого из вас быть добровольцем. Позвольте вам представить сегодняшнего пациента.
Он снял ткань с ящика. В клетке сидел маленький черный кот. Он выглядел замученным и напуганным, не понимая, что скоро он станет предметом лекции о хирургии. В рядах раздался смех и выдохи облегчения.
— А, да, это кот моего сына, если кому-то из присутствующих это интересно.
Проходит мгновение, прежде чем шутка дошла до аудитории, затем раздался громкий смех.
Доктор достал кота из клетки и погладил его, пока тот терся о его руку.
Помощник выкатил в зал тележку с особенными инструментами. Они походили на музыкальные инструменты: круглая тарелка с ремнями, проволокой и винтами. Доктор крепко закрепил лапу кота ремнями, при этом немного повозившись с последним. Кот отчаянно шипел. Даже бездушное создание смогло наконец что-то понять. Мадам Кригер увидела это в его глазах. Плохо, что его любовь к своему хозяину используют подобным образом. Да, любовь опасна, и мадам Кригер знала об этом. Кот сопротивлялся, теперь его привязали к аппарату втроем, он дергался и бил хвостом, что только возбуждало зрителей, ерзавших на своих местах. Один мужчина выбежал, явно не желая наблюдать происходящее, а остальные громко засмеялись и закричали ему вслед. Мадам Кригер не знала, что она должна была ощущать. Другая лекция тоже была захватывающая, в тот раз человеку прижигали рану на груди.
Врач достал большой нож из своего мешочка и засучил рукава.
— До этого момента мы исследовали заживление обычных ран. Самая сложная и искусная часть этой процедуры — вылечить разрыв тканей. Особенно если одна или несколько частей были отделены от тела.
Не окончив предложения и не давая никому времени опомниться, он вонзил нож коту в лапу.
Сначала животное впало в беспамятство, а потом закричало, как грудной ребенок, которого ошпарило кипятком. Зверь кусал воздух, пока лапа, теперь без конечности, билась в воздухе, а хвост бил кругами, ударяя по столу и по пиджаку доктора. Поток крови хлынул из отрубленной лапы.
— Вопреки сложившемуся мнению, опасно не само отделение, а потеря крови, — объяснил доктор, перетягивая лапу жгутом. Пульсирующее кровотечение остановилось. Он взял обрубок лапы, подошел к публике и передал лапу по первому ряду. — У людей, а также более примитивных созданий все конечности можно восстановить операционным путем. Если, и я подчеркиваю, только если ампутированную часть быстро пришьют пациенту, избежав серьезной потери крови.
Крик кота превратился в жалобный стон, и он безвольно повис на аппарате. Никто не произнес ни слова. Во всяком случае, вслух. Но многие шептались, кто-то тяжело дышал и обмахивался листком бумаги. Один из молодых людей уставился на мадам Кригер. Ее разоблачили? Он понял, что она не тот, за кого себя выдает? К счастью, пытливый взгляд молодого человека снова был прикован к доктору, который забрал лапу у последнего человека в первом ряду.
— У меня для вас еще одна новость. Новейшее открытие медицинского факультета в Падуе. — Врач подошел к столу и взял нитку и иголку. Продел нить сквозь лапу. — Выяснилось, что боль — реакция тела на понижение температуры крови. Поэтому очень важно быстро и надежно закрыть отверстие, чтобы кровь не охлаждалась.
Мадам Кригер задержала дыхание.
Врач наклонился над котом и быстро пришил ему лапу. И снова молодой человек посмотрел на мадам Кригер. В этот раз он улыбнулся. Насмешливо? Или приветливо?
Каждый раз, когда игла протыкала кошачью шкурку, он кричал, и каждый крик был отчаяннее предыдущего.
— Позвольте мне не отвлекаться на неудобства нашего пациента и зашивать быстро и целенаправленно, чтобы рана быстрее закрывалась, а температура постоянно была примерно 100 градусов по Фаренгейту. Это касается и людей, и животных.
Общество напряженно ерзало на жестких скамьях, большинство начало сочувствовать страданиям кота.
— Итак, — заявил врач и отошел. Он вымыл руки в ванночке и спустил рукава. Помощник расстегнул ремни инструмента. Мадам Кригер ожидала, почти надеялась на то, что животное вылезет из своих тисков, но вместо этого кот обессиленно упал на стол, тихо попискивая и пытаясь укусить себя в кровавый шов.
— В следующий раз вы увидите, что это животное выздоровело и ходит на четырех лапах, а я объясню вам, как регулировать температуру, если у пациента лихорадка или, например, бред.
Стук, стук, стук. Пара ученых в нижних рядах застучали руками по столу. Так они выражали восторг от лекции врача. И вскоре все больше и больше студентов начали ударять по столам, и вся комната наполнилась стуком. Мадам Кригер тоже застучала, хотя она с трудом выносила шум.
Она взволнована, счастлива от того, что только что увидела. Она присутствовала при сотворении чуда. Она чувствовала, что стала свидетелем научного достижения с неограниченными возможностями.
Врач повернулся и исчез за дверью.
Некоторое время спустя публика последовала за ним.
Она почувствовала, как под мышками выступает пот. Опустив голову, покинула зал через вестибюль и вышла на улицу. Подождала несколько минут, пока доктор не покинул Академию через восточный выход. Он не стал брать извозчика, натянул калоши и пересек улицу.
Мадам Кригер проследовала за ним до улицы Норьгесгаде. Солдат отдал ей честь. Она почти забыла, что была одета в офицерскую форму. Воск над верхней губой высох, и ус скоро отвалится.
Она должна была поймать его сейчас. Ее голова была переполнена вопросами, благодарностью, да, похвалами гению. Она хотела рассказать ему о яблоке на боярышнике.
Он пересек улицу Готерсгаде, где сидели дубильщики, куря трубки на краю своего чана. Они повернулись в сторону профессора. Один из них плюнул ему вслед, а другой громко выпалил «жидовская морда», когда он проходил мимо.
Держать темп оказалось сложно. Он был удивительно скор для своих лет. Вскоре они оказались в узких переулках, и мадам Кригер заволновалась, что профессор вдруг исчезнет за поворотом или в одном из домов.
— Господин профессор, — окликнула она его. — Господин профессор!
Вначале он ее не услышал, но затем беспокойно обернулся.
— Почему вы идете за мной, молодой человек? — спросил профессор.
— У меня к вам деликатный вопрос, профессор Горовиц.
— Вы с моей лекции? — Профессор остановился, как будто был не в силах больше сопротивляться. — И вы не можете задать свой вопрос в следующий раз?
Мадам Кригер оглянулась. Они были на Хаусер Платц. Рядом не было никого, кто мог бы подслушать. Немного в стороне стекольщик приводил в порядок треснувшее стекло. Теперь ей нужно было вспомнить то, что она отрепетировала.
— Я спрашиваю не только из научного и профессионального интереса, я спрашиваю, потому что речь идет о жизни и счастье человека, о том, чтобы сделать жизнь наполненной смыслом для бедной страдалицы. Я спрашиваю, потому что вы уже многому меня научили, но мне все еще нужна ваша помощь.
— Ну говорите уже скорее, у меня назначена встреча.
Доктор вовсе не такой терпеливый добрый самарянин, как она думала.
Она продолжила:
— Моя дорогая сестра пострадала от мужского злодеяния. Ей снова нужно стать настоящей женщиной, чтобы найти достойного мужчину и создать семью.
— А в чем ваш вопрос? Спрашивайте так, чтобы я мог ответить.
— Как можно, как могу я, используя ваши методы, произвести такое вмешательство, чтобы у моей сестры появилась новая грудь и новая плоть?
Доктор долго смотрел на мадам Кригер. Она чувствовала, что должна выдержать этот строгий взгляд, чтобы он знал, кто она такая и на что способна. Наконец врач отвел взгляд.
— Разрешите дать вам хороший совет в этом вопросе, молодой человек, — начал он. — Меня восхищает ваша любовь к сестре и ваша изобретательность. Подобную операцию, вероятно, возможно провести с помощью особенно искусного хирургического вмешательства. Но я должен вас предупредить. О главном. Это недостойная идея. Ваша сестра станет чудовищем, но не в человеческих глазах, а в Божиих, — произнес Горовиц и сделал шаг в сторону.
— Но вы же ученый, — сказала мадам Кригер и двинулась следом. — А Бог создал науку. И Бог хотел бы, чтобы мы занимались наукой, насколько в наших силах.
— Это безбожно, — ответил Горовиц. — Как люди мы можем соединять только те вещи, которые природой или несчастным случаем отделены друг от друга. Например, как в моем примере с котом на сегодняшней лекции. Ему вернули его же лапу. А не конечность какого-то другого кота или собаки.