Глава 24
«Пещера Иуды» была окружена густыми кустами шиповника и находилась в стороне от главной дороги. Всегда были припозднившиеся путешественники, не успевшие в порт до того, как его заперли на ночь, а ключи уже отнесли королю. Им нужно было место, где можно переночевать, купить пива и густого супа, пообщаться с другими путешественниками и попеть. Так думали Молли и Анна в первый раз, когда завели речь о покупке трактира на имя их покойного отца. Вначале это была лишь глупая мечта, увлекательная фантазия, бросавшая луч света на их беспросветную жизнь. Но потом мысли окрепли, появился план, странный, невозможный, отважный, но все же план. Он делал возможной борьбу с той трясиной, в которой они тонули. Так или иначе. Двигаться дальше, хотя бы ради Крошки Мари.
Наверное, это было слишком легкомысленно, слишком нереально, слишком глупо, думала Молли, поправляя воротник. Мечта умерла, план провалился. В одиночку, без Анны, она никогда не сможет заработать достаточно денег, чтобы купить трактир.
Утро выдалось холодным и туманным. Молли не хотелось вставать, и ей казалось неправильным оставлять малышку одну. Но другого выхода не было, она это знала. Никакого трактира она не увидит, но она может хотя бы попробовать получить назад деньги, сто ригсдалеров, которые они внесли в залог Карлу-Трактирщику.
Все начиналось хорошо. Жена Карла тоже была родом из Онсевига, и Карл сжалился над ними и разрешил вносить оплату по частям, но с процентами. Конечно, три раза по сто ригсдалеров были для них целым состоянием, которое почти невозможно заработать двум проституткам, но если они будут брать в два раза больше посетителей, работая с девяти вечера и до двух часов ночи, то у них должно было получиться. Десять-двенадцать посетителей в день, в пятницу и субботу еще больше. Вторая половина воскресенья приносила больше денег, чем остальные дни, потому что от похмелья гости становились необузданными и развратными. И склонными к насилию.
Они работали изо всех сил и ни на что не тратили деньги, кроме скромной еды, свечей и починки шнурков для корсета, когда они портились, и башмаков, когда они стаптывались.
Но теперь все изменилось. Анны больше нет, Молли приходится платить за все самой, еще и за Крошку Мари, а недавно она услышала, что этот идиот Карл-Трактирщик хочет продать «Пещеру Иуды» кому-то на стороне. Она на мгновение остановилась, глядя на дверь в трактир. Ржавая ручка была готова отвалиться. Она раздумывала, что сказать. Она открыла дверь и заглянула в таверну, где у камина сидел егерь.
— Смотри, что выбросило с тракта в канаву, — завел речь Карл-Трактирщик, выходя из-за стойки и пригибая лысеющую голову, чтобы не задеть широкие балки. — Молли Хансен. Я удивлен.
Егерь на мгновение поднял голову, но быстро отвернулся и устремил взгляд на огонь.
— Я пришла забрать назад сто ригсдалеров, — начала она, и на лице Карла появляется скептическое выражение. — Анна умерла, и мне нужны деньги.
— Ну, — сказал он и перекрестился. — Жаль это слышать.
Она послала ему долгий взгляд.
— Я не могу работать, и у меня нет денег на еду. И на жилье, — сказала она, думая, рассказывать ли о Крошке Мари. Они с Анной не рассказывали про девочку ни трактирщику, ни его жене, они оба были усердными прихожанами церкви. Сначала трактирщик не хотел продавать свое заведение двум проституткам, но мысль о том, что они оставят свое ремесло, когда купят трактир, произвела хорошее впечатление. Теперь она боялась, что Карл подумает, если она скажет, что ребенок Анны рожден вне брака, без отца и без крестин. Она продолжила: — И с тех пор, как ты решил продать трактир кому-то еще, я хочу надеяться на твое благоразумие и что ты вернешь мне деньги.
— О, — сказал Карл-Трактирщик и посмотрел в окно на дилижанс, едущий по тракту. Он медленно покачал головой, прислонившись к стойке. — Девочка, послушай. Я расскажу тебе немного о жизни. Разумность — это когда человек держит свое слово. Слово есть слово.
— Но Анна умерла, — сказала Молли и возненавидела себя за то, что пришлось это сказать.
— Упокой Господь ее душу, — сказал Карл. — Но подумай обо всех, кому я отказал. Всех, кто пострадал из-за того, что я хотел отвести двух гулящих девиц от греховного пути.
Молли хотела защититься и объясниться, но он театрально поднял руку, чтобы она молчала.
— Моя Элла за вас поручилась. Она пообещала, что из Онсевига приезжают только люди с достойными душами. А теперь я остался без денег, которые были мне обещаны, и это меня совершенно не устраивает.
Меня тоже, подумала Молли, не в силах поднять глаза на зал, который должен был принадлежать им. Он мог стать первым настоящим домом для Крошки Мари. Никакой больше улицы Улькегаде, никакой чесотки и чахотки в борделе, никаких тягот.
— А как я найду нового покупателя? Об этом ты подумала? — Карл поворачивается к егерю. — Вилли, ты не хочешь купить мой трактир? — спросил он. Тот выглядел смущенным, но не сказал ни слова. Карл обошел стойку. — Я отказал покупателю из Ютландии. И Свеннингсену из Слагельсе. Теперь, юная Молли, тебе еще многое предстоит узнать о жизни среди честных людей. Эти деньги мои, вот так. — И он исчез на кухне, захлопнув за собой дверь.
Снаружи под деревьями она дала волю слезам. Молли посылала Карла куда подальше, проклинала его набожную толстую жену, которая, конечно же, сидела на кухне и все слышала. Они разрушили ее мечту, их план, будущее Крошки Мари. Это невыносимо. Она подняла из канавы яблоко и бросила в трактирную вывеску, та глухо звякнула и закачалась на цепи.
Она поспешила обратно к городским воротам.
Она видела перед собой лицо Анны. В городской толпе, повсюду ее безжизненные глаза и окровавленная грудь. Снова подступали слезы, но теперь это были слезы злости. Если она найдет виновного, она его убьет. С этими мыслями она встретила взгляд Ханса Кристиана, странного человека, с которым ее свела судьба.
Он стоял, прислонившись к стене, и поднял в знак приветствия кривую руку, когда заметил ее. Может, он сможет одолжить ей денег? Он должен был ей много авансом, ей нужно только занять остальную сумму, и, может быть, она сможет убедить Карла-Трактирщика и все же выкупить трактир. Это был ее единственный выход. Но Ханс Кристиан не казался богатым. Во всяком случае, он так не выглядел. Куртка рваная, рубашка неряшливая, а ботинки просили каши. Дыра зияла на них между пальцами ног и подошвой. Но, как она поняла, у него есть богатые друзья.
— Я хотела бы попросить тебя кое о чем, — сказала Молли. Она колебалась, чувствуя инстинктивное нежелание просить денег. Она всегда справлялась сама.
— Нет, сначала ты должна кое-что услышать, — сказал Ханс Кристиан. И рассказал ей все, долго, подробно и возбужденно, размахивая руками. Молли уже собралась прервать его и попросить денег, когда помощник мясника вдруг открыл за ней дверь и опустошил на мостовую лохань крови и потрохов. Молли пришлось отпрыгнуть в сторону, пока Ханс Кристиан заканчивал свой рассказ:
— И поэтому я думаю, что нам нужно вернуться и найти эту дверь.
— Я не понимаю, — сказала Молли и отметила про себя, что сейчас не лучший момент просить денег. — Ты преследовал мертвую женщину? Сейчас, подожди секунду. Мне нужно поговорить с Саломиной.
Молли повернулась и взбежала по лестнице. В голове была неразбериха. Старуха Саломина лежала и напевала песни с ругательствами, в то время как Крошка Мари сидела на полу и играла с жуком. Девочка такая самостоятельная, гораздо сильнее, чем Молли в том же возрасте. Саломина согласилась не спать и не напиваться еще несколько часов, но только до ужина. И присмотреть за Крошкой Мари.
Ханс Кристиан стоял на том же месте, когда Молли вернулась. И они отправились в путь.
— Но, — продолжила Молли, — женщина же мертва. Мертва, как… — Она пыталась найти сравнение. Как Анна. Как Продажная Берта и как другие проститутки, умершие от легочных болезней. Как их отец, который лежал на кладбище у залива.
Ханс Кристиан опередил ее.
— Мертва, как вчерашний день, который никогда не вернется. Я понимаю, как странно это звучит, но я знаю, что видел ее. Ее призрака.
Она остановилась, поймав его взгляд.
— Призрака? Я не верю в призраков, — сказала Молли.
— Значит, по крайней мере, кого-то очень похожего на нее, — сказал Ханс Кристиан. — Доппельгангер.
— Доппельгангер? Кто это? — спросила Молли.
— Два человека, которые так похожи, что можно перепутать, — отвечает Ханс Кристиан. — На одно лицо, одного роста, одинакового телосложения.
— Никогда не слышала об этом, звучит странно. Это могла быть ее сестра? Может, близнец? — предложила Молли.
— Но у нее не было ни братьев, ни сестер. Я узнавал.
— И куда она делась?
— Мы уже пришли туда, — пояснил Ханс Кристиан и свернул в маленький проулок. Они прошли немного вперед, пока он осматривался. — Выглядит не так, как вчера, когда я отметил крестом. Вон там. — Он показал на крест на двери перед ним, и голос его был полон детского ликования.
— Постучись, — сказала она. — Давай.
— Но что я скажу? — спросил Ханс Кристиан. Она вдруг оказалась так близко, что почувствовала его запах, еле различимый запах пота от старой одежды и что-то только его, что она хорошо слышала. Это значило и то, что он чувствовал ее запах. А она не мылась ни сверху, ни снизу с тех пор как… С той ночи, как пропала Анна.
— Тогда я это сделаю, — сказала Молли и постучала в дверь костяшками пальцев. Дверь открывается, мужчина в дырявом ночном колпаке испуганно и с непониманием посмотрел на них.
— Где пожар?
— Мы можем поговорить с вашей женой? — спросил Ханс Кристиан, стоя за Молли.
— Здесь нет никакой жены, — сказал мужчина. — Мы тут все бедняки.
— Вчера вечером в вашу дверь вошла женщина. У нее длинные светлые волосы, — объяснил Ханс Кристиан, вышедший теперь вперед.
— Оставьте меня в покое, — возмутился мужчина. — Никто не входил в мою дверь. А теперь я хочу вернуться в постель, еще и семи утра нет.