В большом помещении вода так сильно прибыла, что Хансу Кристиану приходилось держать факел над головой. В свете пламени он увидел, что из стен торчало еще несколько скоб.
Они исчезали наверху.
— Подожди, — шепнул он и поставил факел в держатель. Он схватился за скобу и полез наверх.
Молли позвала его, но он не остановился.
Достигнув верхней ступени, он оказался на небольшом выступе. Веревка свисала на эту площадку наподобие перил. Ханс Кристиан схватился за веревку и перелез туда. Выступ был гладким. Он прошел вдоль стены, повернул за угол и почти дошел до конца, когда увидел люк в потолке. Дождь попадал внутрь через него. Экипаж быстро пронесся по мостовой и по крышке. Он положил руку на одну сторону люка и нажал. Не полностью, только слегка, он смог заглянуть в узкую щелку. Виден большой закрытый двор. Свежий запах дождевых капель, теплой мостовой, дальних окон.
Молли позвала снизу:
— Там что-то есть? Она там?
Экипаж прямо над ним. Он видел множество ног, башмаки и сапоги по лужам, солдата, который придерживал дверь. Это казарма?
— Что там происходит? — спросила Молли.
— Тсс, — сказал он.
И тут он увидел. Пара красивых позолоченных дамских туфель, наполовину скрытых калошами.
Рядом прошла пара широких ног в блестящих сапогах, подошла к экипажу и открыла дверь. Голос:
— Добро пожаловать домой, ваше королевское высочество.
Двери закрылись. Экипаж дал ход, Ханс Кристиан видел, как он исчез за воротами и выехал на открытую площадь, где стояли солдаты в синих брюках напротив небольших караульных будок. Сзади за стеной дождя он видел величественное здание с шестью колоннами, вооруженную охрану и балкон, откуда король приветствовал народ в день двадцатилетней годовщины восшествия на трон.
Теперь Ханс Кристиан знал, где они. Теперь он знал, куда исчезали старушка и загадочная женщина.
Молли крепко схватила его за руку, когда он снова оказался внизу.
— Что там происходит? — сердито спросила она. — Почему ты мне не отвечаешь?
— Это уже слишком, забудь про старушку, забудь про Марен, забудь про свою сестру, — шепнул он. — Забудь все это.
— Что ты имеешь в виду? Как я могу забыть Анну, это не…
— Это королевский замок, Молли, — сказал он и затряс ее за плечи. — Мы никогда не найдем убийцу. А если и найдем, то… все станет еще хуже. Это уже слишком. Слишком.
Он повернулся и пошел. Прошел обратно через шахту, выбрался наверх и вышел на улицу. У него была грязь в карманах и солома в волосах. Он должен был уйти отсюда, домой, он почти бежал по улице Сторе Гонгенсгаде, вверх по лестнице, в комнату и упал на тонкий соломенный матрас на кровати. Единственное, что у него было — надежда. И остатки веры, что он совершит что-то великое. Теперь у него отняли все. Никто не встанет на пути дома, который управлял Данией и Норвегией тысячу лет. Никто. Уж точно не он. Ничтожество из Оденсе.
Часть II19–26 сентября 1834 года
Глава 1
Он услышал голоса.
Сперва он подумал, что это сон, голос матери, которая шепчет что-то на ухо. «Ты не должен уезжать, сынок, останься с нами, иди в подмастерья к портному, господину Кристофферу». Но это была не мать. Тогда он подумал, что это голоса снизу от хозяйки, ночной гость или один из ее детей, которому приснился кошмар. Или внизу на улице люди в униформе выпрыгивали из экипажа.
Но нет. Это было что-то другое.
Он поднялся.
Это скрипело перо. Звякала чернильница. Сальная свечка потрескивала в подсвечнике, он забыл погасить ее, когда пришел домой. Он натянул ночную рубашку, сел у конторки, как его отец садился перед верстаком по утрам и принимался чинить первый за день башмак.
На улице было еще темно. Он зажег новую сальную свечку и посмотрел в свой дневник, лежащий на подоконнике. Он всегда вел дневник. Но не в последние недели. У него не было ни спокойных мгновений, ни слов, чтобы описать происходящее. Женщины, которые были убиты с тем, чтобы изменить саму суть их женственности. Отражения красивых женщин, которые то исчезали, то появлялись. И вдруг улики указали на Амалиенборг. На самую безупречную семью страны, которая доверяла ему и поддерживала деньгами, когда он пошел в Латинскую школу в Слагельсе. Он не мог. Не мог в это поверить. Не мог ничего сделать.
Он не мог даже написать стихотворение, сидел и смотрел на пустой лист бумаги.
Нет, теперь он действительно слышал голоса. Топот на лестнице.
Тук-тук. Кто-то стучал в дверь.
Этого не может быть. Он посмотрел на часы на полке. Еще нет и половины третьего.
Постучали снова. Сильно.
— Ах, ну в чем дело? — Это хозяйка, фру Ларсен.
— Откройте, именем короля.
Ханс Кристиан отбросил от себя бумагу. Всё ясно: это пришли за ним. Начальник полиции дал Хансу Кристиану три дня на то, чтобы признаться или оправдаться. Прошло два с половиной. И все шло к тому, что он ближе к признанию, чем к оправданию.
Он услышал, как открылась дверь. Фру Ларсен ответила, где можно найти Андерсена.
— Вверх по лестнице, левая дверь, — пропищала она.
Он встал и оглянулся. Задул свечу. Открыл шкаф и принялся выкидывать из него вещи. Всякие тряпки, перчатки, подзорная труба, деревянные башмаки, мешочек с камнем из Колизея в Риме.
Где веревка?
В дверь постучали.
— Именем короля, Ханс Кристиан Андерсен, — прокричали оттуда.
Наконец он нашел на шкафу дорожный сундук и открыл его.
Вот и веревка. Свернулась, как сонная гадюка.
— Именем короля, — закричали снова.
— Секунду, — ответил он. — Ночь же ещё, луна светит. — Но из окна он видел, что луны нет, она спряталась за облаками, погода все еще сырая и ненастная.
Ему нужно было это сделать. Так много раз он представлял себе, как ему придется вылезать по веревке, спасаясь от пожара. А теперь земля горела у него под ногами.
Он быстро привязал веревку к трубе изразцовой печи.
Затем толкнул окно, выходившее в Ботанический сад, и спустил веревку. Она закончилась в паре аленов (локтей) от колючего кустарника. Лучше было бы вылезти через окно кабинета и приземлиться на ноги в Нюхавне, но там это могут увидеть полицейские и первые утренние рыбаки, которые как раз снаряжали свои лодки.
Теперь он услышал, как выбивают дверь.
Менять решение времени больше не было.
Он полез по веревке. Держась за веревку, он перекинул неподатливое тело через подоконник, чуть не упав в пустоту, и стукнулся о стену и окна нижнего этажа, где жил музыкант. Ханс Кристиан ободрал себе все ладони о грубую веревку. Это была острая жгучая боль, и он бы выпустил веревку, если бы не было так высоко. Из рук почти сыпались искры, пока он не отпустил веревку и не упал на землю. Он всегда возил веревку во все путешествия, опасаясь пожара в Париже или пламени в Риме. Теперь же он копошился в датском кустарнике с саднящими ладонями и колючками в спине.
Сверху из окна закричали:
— Стоять, Андерсен!
Но он не остановился. Он почувствовал, как его ноги скакали под ним, как разыгравшиеся козлы, и пустился бежать. Вода барабанила по деревьям и кустам. Мокрые ветки, сучья, стебли и листья хлестали его со всех сторон. Лягушата плюхались в мокрую траву, лисица проглотила остатки мыши, пока он проносился мимо, призрак в настоящем диком лесу.
Около небольших садовых домиков он протиснулся через узкую калитку и оказался на Королевской площади. Он видел огни Главной крепости[37], да, он боялся, что Главная крепость направит на него свои пушки, но ничего не произошло, и вскоре он оказался в грязных переулках за отелем «Дю Норд». Как хотел бы он с большой помпой приехать в роскошный отель с дорожным чемоданом, полным удивительных вещей, но, увы, он как никогда далек от этого. Он остановился, чтобы перевести дух. Ему нужно было уйти с улицы. Он привлекал слишком много ненужного внимания.
Перед ним открыта только одна дверь. Если она захочет говорить с ним.
— Убирайся! — сказала Молли.
Дверь захлопывается перед его носом.
Проститутка с подбитым глазом высунула голову в коридор и снова исчезла. Ханс Кристиан попытался сделаться меньше, чем он был на самом деле.
— Молли, открой, — сказал он и посмотрел в замочную скважину. Он видел, как Молли ходила по комнате. В ночной рубашке и с растрепанными волосами.
— Извинись как-нибудь, — сказала она. — Ты сбежал от меня.
Он выпрямился. Уж это-то он умел. Извинениям он научен. Когда он учился в школе, ему приходилось извиняться за то, чего он не делал, за то, чего не говорил, и за то, что говорил, но чего никто не понимал.
— Ханс Кристиан? — Она стояла прямо за дверью.
— Извини, — сказал он. — Я был испуган, я не мог быть храбрым, на кону моя голова.
Ничего не произошло.
— Я в ночной рубашке, — сказал он.
Она открыла дверь и впустила его.
— Полиция видела, что ты прибежал сюда?
— Нет, — сказал он и сел в изножье кровати. С другой стороны лежала Мари и смотрела на него сонными глазами, свернувшись, как щенок. — А она не должна спать?
Мари покачала головой.
— С тех пор как убили ее мать, она не может уснуть.
— Ты так просто говоришь об этом? — удивился Ханс Кристиан и потянулся к руке девочки. — Когда она тебя слышит?
— Ты опоздал с этой мыслью, — сказала Молли. Она ласково потрепала ее по волосам, но девочка только посмотрела на нее снизу вверх. — Тонкие чувства испарились, когда Анна умерла.
Молли расстелила одеяло на полу.
— Ложись здесь. Еще осталось немного времени, пока солнце не встало. Мы можем поговорить утром.
Она задула сальную свечку.
Ханс Кристиан улегся на полу.
— Что делать, если здесь случится пожар? — спросил он в темноту и подумал о своей веревке, которая свисала из окна его квартиры. О полицейских, которые роются в его бумагах. Читают его дневник. Во второй раз меньше чем за неделю.