— Прыгать из окон, — ответила Молли. — Или попытаться перелезть к соседям, пока огню не пришла та же идея.
Этот ответ ему не понравился. Он уже напрыгался сегодня.
Тишина накрыла их.
— Тетя, — попросила девочка, — можно он расскажет историю?
— Короткую историю, — отвечает Молли.
Он хотел сказать, что он уже устал и не желает рассказывать для детей. Но он заметил, что девочка перебралась к нему, и ее тонкие, как у паучка, ножки уже на его одеяле.
— Жила-была, — сказал он и подумал, что это хорошее начало. Но что лучше послушать Крошке Мари? Мари, которая потеряла самое важное. Могут ли истории вообще унять боль? И, что более важно, могут ли они сделать что-то еще?
— Ну давай уже, — сказала Молли и осторожно хлопнула его по руке.
Ханс Кристиан откашлялся:
— Жила-была мама, которая умерла.
— Это моя мама? — спросила Мари.
— Может, твоя, может, моя или какая-то другая, — шепнул Ханс Кристиан и рассказал об этой матери. Которая умирает и попадает на небеса. Там она находит все нити, которые свисают с небес, невидимые для живых, но мертвые могут тянуть за них, чтобы помогать живым. Ханс Кристиан думает о марионетках, которых он видел в Париже, пока придумывает конец истории про маму, которая помогает своим детям бороться с земным злом. Вдруг он заметил, что Мари давно уснула.
— Это было очень скучно? — спросил он Молли.
— Немного. И очень необычно, — ответила Молли и укрыла ее одеялом, оставив лежать рядом с Хансом Кристианом. В рассветных сумерках Молли смотрела на него.
— Я кое о чем подумала, — прошептала она. — Что, если я попробую пробраться во дворец? Что, если я смогу узнать, кто эта загадочная женщина?
— Как ты это сделаешь? — шепнул он в ответ.
— Я слышала, что им нужны помощницы на кухне, поварихи, горничные. Если я туда попаду, возможно, я смогу с кем-нибудь поговорить, подслушать разговоры по углам, разузнать слухи.
— Но если это раскроют… — сказал Ханс Кристиан, намереваясь рассказать Молли, что происходит, когда человек встает на пути короля. Это жизнь в кандалах, на каторге, и кто знает, что станется с Мари? Но прежде чем он успел рассказать все это, Молли прервала его:
— Я не смогу с этим жить, Ханс Кристиан. Я не могу вынести несправедливость. И не хочу с этим жить. Нам нужно попасть во дворец. Это всего лишь дворец. Просто здание, как любое другое.
— Ты не можешь просто так получить место. Тебе нужно… тебе нужна расчетная книжка, — говорит он.
— Что-что?
— Маленькая книжка с рекомендациями и записями о тех местах, где ты работала. От других господ, у которых ты служила.
— Ты можешь сделать ее для меня, — сказала Молли и подвинулась к Хансу Кристиану, положив руку ему на плечо. Вскоре она тоже улеглась на пол, и он почувствовал тепло ее тела.
— Ты имеешь в виду подделать?
— Выдумки, — шепчет она ему в ухо, — разве это не то, что ты делаешь?
Он задумался. Да, он видел множество счетов, рекомендаций, сам писал их, весь мир состоял из рекомендаций, дружба выковывалась из рекомендательных писем, его собственное путешествие по Европе проходило от рекомендации к рекомендации.
Стало настолько тихо, насколько вообще может быть в публичном доме.
— В тот раз, когда ты вырезал мою сестру из бумаги, — сказала Молли.
Хансу Кристиану была невыносима эта мысль, она слишком постыдна.
— Тебе хотелось еще чего-то, кроме этого? — спросила она.
Он знал, что она имела в виду. Или думал так. Но он не знал, почему он должен это объяснять. Он любил женщин, волновался от их форм, их волос, от их красоты, того, как они одевались, как облизывались, когда пили пиво, когда… У него были и более глубокие желания. Что-то, для чего он не мог подобрать слов.
Молли повернулась и положила голову на его плоский живот и твердую грудь.
— Ты никогда не был с женщиной? — шепнула она, придвигаясь ближе.
— Молли, — сказал он. Недоволен, но возбужден. Испуган, но напряжен. Все то, что он никогда никому не говорил, вдруг было готово сорваться с его языка, из его рта, на бумагу, во внешний мир.
— Я могу сохранить тайну. Если ты расскажешь мне свою, то я смогу рассказать мою.
Он мог видеть в темноте ее глаза, еще один ребенок.
— Нет, — сказал он.
— Нет? Нет, ты никогда не был с девушкой? Или нет, ты не хочешь об этом рассказать?
— Сама выбирай.
— У тебя этого не было, — сказала она и протянув руку, поглаживая его по щеке.
— А у тебя? — спросил он. — Что за тайна у тебя?
— У меня нет никаких, я сказала это, чтобы выманить твою, — сказала она и рассмеялась. — Тебя больше привлекают юноши?
— Ну хватит, Молли. Это уже не смешно, — шепнул он, но улыбнулся, это все-таки было забавно, ее прямота. Он раньше никогда не встречал такого. Это был разговор о самом интимном. Но, естественно, так и должно быть, мясники тоже привыкают к виду крови и смерти, пекарь через несколько лет работы не обжигается о печь, а Молли не краснеет, говоря о библейском грехе.
— Я могла бы надеть картуз, подвязать волосы, сзади я была бы похожа на мальчика. Если ты желаешь чего-то другого. Можно сделать многое. Лишь немного фантазии.
Ханс Кристиан сел.
— Он желает чего-то другого, — прошептал он.
— Вот так. Войди в роль, — сказала Молли.
— Нет, — ответил он. — Убийца. Тот, кто сделал это с женщинами. Это не ненависть или злоба, это желание. Чего-то другого. Мы ищем страждущего убийцу.
Глава 2
По дороге во дворец Молли всем телом ощущала волнение, что-то кололось и переворачивалось в животе. Молли никогда не была на собеседовании на такую высокую должность. При ее роде занятий требовалось только умение закрывать глаза и думать о чем-то другом, пока все не закончится. И не забывать брать деньги вперед. И, конечно же, никогда раньше она не бывала во дворце. Но ее пугала не только предстоящая беседа. Еще все то, что Ханс Кристиан говорил о страждущем убийце. Она ничего не понимала, в этом не было смысла. Кто убивает, желая?
И все же она верила ему. Ханс Кристиан видел вещи, которые не видели другие. И если убийца забирал жизни из-за какого-то желания, то он не остановится. Желание не знает усталости, Молли об этом знала. Она желала чего-то всю свою жизнь. Сначала любви, потом лучшей жизни, а теперь справедливости.
Солнце сверкало на роскошном лакированном паркете зала. Узор на комоде походил на китайский, возможно, подарок от императора. На стенах висели темно-красные ковры, затканные золотыми изображениями руин и старых колонн. Молли подумала, зачем кому-то изображать разрушенные здания, если есть столько целых. Она увидела свое изображение в овальном зеркале. Она казалась такой маленькой, как будто благородное окружение сделало что-то с ее плечами и осанкой. Она сжала маленькую книжечку, которую Ханс Кристиан сделал для нее. Хотела бы она уметь читать, чтобы узнать, что написал Ханс Кристиан, — список отличных мест, где как будто работала Молли. Поместье Ханхерред, Корселитце в Фальстере, другие благородные места, о которых Молли никогда не слышала. Ложь от начала до конца, но его витиеватые буквы выглядели изысканно.
— Откуда вы? — спросила экономка, когда Молли вызвали и она встала перед старухой, с лицом почти синим от пудры и безжизненными глазами.
— Кёге[38], — сказала Молли. — Недалеко отсюда.
— Спасибо, я знаю, где находится Кёге, — последовал ответ экономки. — У меня работали девушки изо всех этих дрянных грязных провинциальных городишек. И общим у всех этих наивных девушек было то, что они думали, будто Копенгаген их осчастливит. Поэтому они и ищут место в благороднейшем доме страны — чтобы утопить печаль в тяжелой работе, — изрекла экономка и протянула руку, даже не поднимая глаз. Молли протянула свою расчетную книжку.
«Ну вот. Сейчас меня раскроют», — подумала она. План обречен. Как они вообще могли подумать, что обычную проститутку примут на работу в королевский дворец?
— Хммм, — вымолвила экономка и посмотрела на места, где якобы работала Молли. Все отличные задумки Ханса Кристиана. Экономка все еще не смотрела Молли в глаза. Все в языке ее тела говорило о том, что Молли для нее была пустым местом. Она долго и основательно изучала страницы, заставляя Молли ждать.
Перед этим Молли провела полтора часа в большом приемном зале вместе с дюжиной других молодых девушек, намного лучше одетых и более пробивных. У нее уже сложилось впечатление, что дворец — это место, где полно времени. Казалось, что никому никуда не надо спешить, когда красивые дамы в платьях с вышивкой проходили мимо Молли и других девушек, не удостаивая их взглядом. Не как на Улькегаде, в мире Молли, где с утра до вечера кипела жизнь. Посетители обслуживались, деньги вытаскивались из карманов пьяных солдат прежде, чем те успевали что-то понять. По слухам, во дворце было только одно вакантное место, а требования были невыполнимыми.
Экономка положила книжку на стол, по-прежнему не глядя на Молли. «Сейчас это произойдет, — подумала Молли. — Сейчас обман раскроется».
— Нет никаких сомнений, что у вас есть нужный опыт, в этом я уверена, — сказала экономка, немного поправляя завязки на платье.
Солнце светило в большие окна. Пыль кружилась в спертом воздухе. Молли ощутила жар. В эту минуту она думала только о том, как бы отсюда уйти.
Экономка продолжила:
— И служили вы в достойных местах. Я не знаю это поместье Ханхерред, но, без сомнения, оно лучше Брегентведа, где, ей-богу, понятия не имеют, как воспитывать прислугу. Я вижу также хорошую рекомендацию от Коллинов. Они разумные люди. Все вместе выглядит очень неплохо.
— Спасибо, фру, — сказала Молли и почувствовала себя неважно. Дурные воспоминания опять к ней вернулись, воспоминания о годах службы в Народной больнице. Не тяжелая работа, зловоние и ежедневный вид людских мучений пугали ее. Но от них требовали покорности. Всей этой ненужной вежливости. Молли этого не выносила. Может быть, все дело было в ее работе, но она знала лучше других, что л