юди, носившие как роскошные одежды, так и жуткие лохмотья, в общем-то на поверку все одинаковые.
— Да, что еще сказать? — сказала экономка и протянула книжку назад Молли. — Я могла бы поздравить с хорошими рекомендациями, немногие имеют подобные…
— Спасибо, фру, — сказала Молли. — Я буду стараться.
— … и хотя нам все еще нужна горничная, я не могу взять вас. Я запишу здесь, что соискательнице номер двадцать три отказано. Вам следует выйти через ту дверь.
Молли молчала, ничего не понимая. Почему ей отказали? Экономка как-то выяснила, что Молли не умеет читать и писать? Или это все слишком явные подделки?
— Вы, конечно, думаете теперь, что вы сделали не так, — сказала экономка. — Так думают все молодые фрёкен, которым я отказала. Но, знаете ли, после семнадцати лет службы здесь я знаю одно. Зеландцы, может, и расторопные, но часто ленивые. Они слеплены не из того теста, из какого получается не просто хорошая, но отличная прислуга. Те, что с Фюна, благородны, но вечно на что-то жалуются и совершенно невыносимы. Борнхольмцы сильны, но упрямы и не очень умны. Те, кто из Северной Ютландии, могут при правильном обращении быть полезны, но только у южных ютландцев есть тот дух, склонность и желание служить, которые нужны здесь. Так что я говорю: «Спасибо и прощайте!»
Молли разозлилась. Ее первым побуждением было плюнуть в лицо экономке. Нет, не только этой пожилой фру, но всей напыщенной изысканности этого дома, которая была для нее невыносима. Никто из этих благородных господ и дам, что расхаживали вокруг нее, не знали, что такое борьба. За выживание, за еду, за крышу над головой. Экономка так и не удостоила Молли взглядом. Ни единого взгляда, никакого знака, что ее присутствие замечено. Однако Молли сделала книксен и вышла.
«Дело не во мне», — подумала она. Это не о том, о чем она думала. Дело было в Анне. И в том, чтобы найти ее убийцу. В том, чтобы разоблачить зло, и неважно, в каком доме оно живет, и неважно, чего страждет, как говорит Ханс Кристиан.
Молли вышла на улицу и увидела, что в зале осталось только семь девушек, которые сидели в смятении и не разговаривали друг с другом. Они ждали, когда прозвонит колокольчик под потолком и позовут следующую.
Широкозадая девица поднялась и достала свои бумаги. Она нервно семенила и была похожа скорее на копенгагенку. Молли представила себе, как она служит в лучшем доме этого города. В ее лице что-то выражало собственную важность. Светлые кудри идеально лежат, сапоги блестят. Она, без сомнения, одна из тех девушек, что желают работать при дворе, чтобы почувствовать себя важнее, чем другие, она хочет почувствовать эту причудливую форму раздутого самодовольства, будучи частью этого места, даже когда она вытирает с пола королевскую рвоту после одного из пользовавшихся дурной славой пиров. Молли думала предупредить ее, рассказать ей о невыносимости экономки, ее сумасшедших и основанных на предрассудках категориях, на которые она делила полных надежды соискателей.
Это натолкнуло ее на идею. Почему бы не попробовать еще раз, ведь экономка ни разу ее не видела? Если она попробует снова, она точно будет знать, что сказать. Единственной проблемой была ее книжка с характеристиками. Ее нельзя использовать, экономка сразу раскусит ее. Молли нужно было придумать что-то еще.
Она снова зашла в зал, где другие девушки посылали ей удивленные взгляды.
— Она хочет увидеть меня еще раз, — объяснила Молли и почувствовала со всех сторон легкое замешательство. И не получила ни улыбки, ни поздравления, а только саркастические комментарии.
— Экономка не против ни грязных ногтей, ни слишком больших башмаков, — сказала худая девушка перед ней, послав Молли злой взгляд.
Снова прозвонили часы. Время для следующей.
— Только не забудьте сказать, что вы из Зеландии, — посоветовала Молли. — Вот почему я прошла дальше. Сколько из вас из Зеландии? — спросила она и повернулась к другим девушкам.
Большинство из них подняло руки, и только две из них этого не сделали.
— Если я скажу, что экономка сама из Зеландии и никак не обратит внимания ни на кого из других частей королевства, то я скажу слишком много, — сказала Молли. — А это точно кое-что значит, если ты знаешь людей из Брегентведа.
Зашла кудрявая девушка, остальные тихо сидели сзади.
Зал все еще впечатлял. Но чем больше Молли осматривалась вокруг, тем больше она замечала, что пол истоптан множеством высоких башмаков, а цветы в огромных вазах уже повесили головки. Красные подушки на скамьях истерлись по углам, а по воздуху летало слишком много мух.
Тишина прервалась громким плачем. Это девушка, которая ушла раньше, кудри которой немного опали. Она бежала по улице. Ворота за ней закрыли два привратника.
Дурной совет Молли, должно быть, пошел впрок.
Часы прозвонили снова. Новая девушка вошла в дверь. Молли заметила беспокойство среди других соискательниц. Хорошо, что одной конкуренткой стало меньше, но плач кудрявой девушки все еще звенел в ушах.
Так это и продолжилось, еще одна девушка зашла к экономке, и еще одна. Редко когда беседа шла дольше двух минут перед тем, как соискательнице отказывали, и экономка снова звонила в колокольчик.
— Помогите мне, что мне делать? — спросила последняя оставшаяся девушка. К досаде Молли, она была из Сённерборга[39]. Сильная девица с широким лягушачьим лицом и в туго повязанном чепчике. «Она выглядит правильно, — подумала Молли, — не как другие тощие, прямые, как палки, девушки». По ней было видно, что она легко сможет двигать тяжелую мебель и таскать мешки с бельем целый день, не жалуясь. К тому же ее лицо красное от волнения. И более того, ее подмышки темные от пота.
— Можно посмотреть вашу книжку? — спросила Молли.
Девушка показала ее. Слабая дрожь выдавала ее тревогу.
— Это прекрасные рекомендации, — сказала Молли, хотя не могла прочесть ни слова. Но девушка была так уверена в своем идеально подходящем опыте, и это было видно по ее сильным рукам и кистям. Она мела, носила, мыла, пекла, опорожняла, терла, доила, собирала, стучала и приседала с тех пор, как научилась ходить. Ее нанимали в лучшие семьи, которые давали ей отличные рекомендации, отзывались множеством хороших слов и много писали убористым почерком. Девушка, честно говоря, идеальна во многих отношениях. Она моложе Молли, но похожа на сороку. На службе у экономки она совсем истощится и уйдет в могилу с нечистой совестью.
— Впечатляет, — сказала Молли.
— Да? — спросила девушка и поднялась, при этом ее ноги дрожали.
— У меня есть идея, — сказала Молли. — Если вы подождете меня вне замка, я обещаю замолвить за вас словечко. Вы точно не захотите встретиться с экономкой.
— Вы правда это говорите? — спросила девушка. Молли видела облегчение и сомнение в ее взгляде.
— Разумеется, — сказала Молли. — Мне птичка на хвосте принесла, что они, может быть, возьмут двоих. Я думаю, что лучшее, что может быть, это замолвить за вас словечко. А я выйду и встречу вас потом.
Девушка просияла.
— Вы правда это сделаете? Огромное спасибо. Это очень дружеский поступок.
Молли кивнула и улыбнулась.
— Как вас зовут? — спросила Молли.
Девушка удивленно посмотрела на Молли.
— Катрине Йенсен, — сказала она, указывая на бумаги. — Это же здесь написано.
— Ну надо же было спросить, Катрина, — сказала Молли и улыбнулась. Быстрое объятие на прощание. Она увидела, как девушка прошла по залу, и почувствовала укол совести. Нет, подумала она. Такие чувства стоят на пути между ней и убийцей Анны. К тому же она оказала девушке услугу, отвадив ее от услужения в этом ужасном месте.
Глубокий вдох. Теперь она Катрине Йенсен.
Колокольчик позвонил снова.
Молли придерживалась плана. «Последний шанс», — подумала она и поднялась.
Глава 3
Замок короля. Туннель под городом. Жаждущий убийца.
Ханс Кристиан пытался собраться с мыслями. Он сидел в задней части салона Билкес спиной к другим гостям. Он подумал о женщинах, туннеле, вечной дуэли и всем, о чем описывал золотарь.
Когда белый сменяется красным в туннеле, проиграли мы кому-то в вечной дуэли. Он не помнил, кому именно. И не знал, что такое вечная дуэль. Война между добром и злом, богатыми и бедными?
О, ну что он знал вообще?
Он сдался на милость потоку своих мыслей. Молли на соискании места во дворце. Если она его получит, то у них будет шанс. Единственный след, по которому они могут пойти, — это девушка с рисунка. Если бы только было возможно ее найти и поговорить с ней. Может быть, они смогут поговорить с принцессой, что она видела в ту ночь, когда золотарь дежурил в замке. «Даже если много чего опустить в этом рассказе, все это выглядело очень странно», — подумал Ханс Кристиан с картузом, натянутым на лицо. Это был старый картуз мальчишки с улицы, который лежал у Молли, и она так и не смогла вспомнить, где она его взяла. Может, дал посетитель, может, подмастерье, который получил свои первые деньги и сразу побежал их тратить в бордели на Улькегаде.
Ханс Кристиан все время боялся, что его обнаружат. Узнают. Все то, чего он так отчаянно добивался всю свою жизнь — узнавание и известность, — сейчас было тем, что он хотел меньше всего. Может, это поэтому он чувствовал какую-то пустоту. Почти одиночество. Он хотел чаю, и у него даже были на него деньги, и он мог бы просто сидеть и держаться за чашку. Он повернулся и встретился взглядом с женщиной, косившейся на него сзади. Она уже хотела заказать чаю у полового. Красивая и элегантная девушка, с немного жестким взглядом, а у кого он мягкий в этом городе? Она одна из лучших дочек города, но все же ей не стоило сидеть одной. Большинство женщин ее возраста никогда бы не смогли пить чай в одиночестве, а не в сопровождении жениха, мужа или отца, а иначе могут подумать, что она ищет мужчину или находится в отчаянном положении. Им не так повезло, как мужчинам. Мужчины могут спокойно сидеть в одиночестве, может, даже читать газету или разглядывать прохожих на улице, но Хансу Кристиану сейчас хотелось бы быть в компании, лучше с Эдвардом или Ёрстедом. Или Молли, раз уж на то пошло. Да, чашка чая не помешала бы. Во рту у него сухо и в горле тоже. Помимо куска черствого хлеба, который Саломина где-то откопала сегодня утром, он ничего не ел уже несколько дней.