Никто из них не сказал ни слова.
— Кровь, — сказала Молли и поднялась с места. — Нам нужно идти туда, куда она нас ведет.
Она забрала свои бумаги и платок и собралась уходить.
Ханс Кристиан следовал за ней между столиками.
— Неплохое сообщение. Неплохое. — Они протиснулись в двери и вышли на улицу. — Но откуда кровь попала в их сахар? — спросил Ханс Кристиан, игнорируя полового, который орал ему вслед.
— Не специально, — сказала Молли, поворачивая за угол. — Должно быть, это вышло случайно.
— Ты права, — сказал Ханс Кристиан. — Подмастерье мясника мог разделывать свинью слишком близко к мешкам с сахаром. А может, кто-то из гавани случайно отрубил себе палец во время работы. А может… может, убийца прятался где-то поблизости от Датской Вест-Индской компании.
— Что ты пытаешься сказать? — спросила Молли, остановившись перед сапожной мастерской. Она ткнула пальцем в грудь Хансу Кристиану. — Ты хочешь сказать, что это кровь моей сестры? — Она показала на кусок мешка от сахара. — Это тот сахар, который мы клали себе в чай?
Ханс Кристиан посмотрел на нее. Его сердце снова забилось.
— Этого я не знаю. Может быть.
Глаза Молли сделались усталыми и злыми. В первый раз Ханс Кристиан подумал, что она похожа на Анну. И даже на малышку. Только слегка.
— Мне нужно идти, — сказала она. — Мне пора назад, в замок.
Ханс Кристиан не успел ответить до того, как она ушла. Он повернулся, перешел улицу и пошел в гавань. Он хорошо знал, где находятся пакгаузы и большие склады торговых компаний.
И где живет сахар.
Глава 4
Мадам Кригер видела, как они расстались. Поэт пошел в гавань, а гулящая девка — в противоположном направлении. Она пошла за ним.
Андерсен.
Это о нем модисткина тетушка рассказывала в театре. Это он следовал за самой модисткой. Он ходил по улицам и проулкам с рисунком и спрашивал о ней. Не знал ли кто, кто она такая и где живет? Мадам Кригер еще не понимала, как они вышли на Юханну и сколько он знал, и поэтому она проследила за ним до салона Билкес и сидела как раз за его спиной, когда он вдруг прыгнул и побежал в кухню на нижнем этаже. Мадам Кригер не могла, конечно, пойти за ним, но все же попыталась выяснить, в чем было дело. Очевидно, что-то с сахаром. Она услышала часть его разговора с проституткой, которая посетила салон и дошла даже до того, что купила мужчине, который должен был платить, чашку чая. А немного погодя Андерсен нашел что-то непонятное в своем чае и побежал вниз. Воплощение странности и тревожности.
Проститутка вся побледнела и смутилась и продолжила сидеть за столом, глядя в какие-то бумаги, лежавшие перед ней.
Когда Андерсен пришел назад, он был еще более обеспокоен. Они поспешно ушли из салона, будто спасались бегством, и половой недовольно кричал им вслед:
— Вы не можете просто взять и уйти! Вы должны заплатить!
— Я с этим разберусь, — сказала мадам Кригер, когда Андерсен ушел из зоны видимости. — Просто покажите мне, что он сделал.
Ей разрешили осмотреть кухню и разорванный мешок с сахаром. И тогда она сразу поняла, что заставило Андерсена вести себя как безумцу. В куче сахара виднелось заметное красное пятно. Красный сахар. От Датской Вест-Индской компании. У мадам Кригер появилось ужасное подозрение, что это было как-то связано с ее деятельностью. Кровь проститутки или другой женщины могла вытечь через щели в полу пакгауза вниз на сахар. Тем или иным образом. Как будто ее постоянно искушали и проверяли на прочность то Бог врача, то доктрина Шнайдера.
Андерсен что-то понял. Как бы странно и безумно он себя ни вел, он все-таки что-то раскопал и теперь уже не выпустит. В этом не было никаких сомнений. Как и почему, она понять не могла. Но это начинало становиться опасным. Опасным для мадам Кригер, опасным для всего ее плана. Какое счастье, что она это вовремя обнаружила, обнаружила Андерсена и навела о нем кое-какие справки, ведя расспросы в кругах, близких к Дому Суда. Один из мужчин в этих крохотных бойницах помог ей за ломоть хлеба и немного колбасы. Этот человек рассказал, что Андерсен действительно сидел там по подозрению в убийстве проститутки, но потом этого странного человека отпустили из-под ареста с помощью одного важного господина, которого звали Коллин. Мадам Кригер даже удалось выманить пару слов у тюремщика, рассказавшего ей, что Андерсен — какой-то поэт, живший на подаяния от богачей. Его квартира была по адресу Новая Гавань, двадцать.
С той поры она внимательно наблюдала за жилищем Андерсена. Сначала она час простояла под дождем на другой стороне Новой Гавани. Затем она прошлась вдоль доходного дома и свернула в Ботанический сад, чтобы иметь обзор на квартиру с другой стороны. Он пришел домой усталый и изможденный часов в десять-одиннадцать вечера. Наверное, он был пьян. Потом он зажег свечу и стал расхаживать по комнате взад-вперед. Немного погодя он собрался задуть свечу и отправился спать. У нее возникла смутная идея прокрасться в его квартиру и одурманить его. Его можно было утопить в корыте для стирки или поджечь квартиру, в общем, сделать что-то, что походило бы на несчастный случай. Но он так и не погасил свечу. Как раз когда она уже подумала о том, чтобы пойти домой и попробовать пробраться к нему завтра утром, явилась полиция с директором во главе процессии. Он услышал, как они топали на лестнице, и она наблюдала, как Андерсен поднялся с кровати и бегал вокруг, размахивая руками, пытаясь рассмотреть что-то в ночной темноте. Паника на его лице. Вдруг он открыл окно и вывалился наружу. Он побежал через гавань, шлепая по грязи под дождем, а полиция вломилась к нему домой и слишком поздно обнаружила его поспешное бегство. Мадам Кригер видела всю сцену и последовала за ним, раздумывая, каким будет следующий шаг. Наконец, он исчез в одном из домов на Улькегаде, а мадам Кригер отправилась домой, чтобы поспать. Всю оставшуюся ночь она лежала с открытыми глазами и пыталась осознать, как были связаны проститутка и поэт. Проститутка плюнула в поэта, когда труп Анны нашли в канале, но теперь два этих убогих человека объединились. Двое против одной, так ей казалось.
Утром она вернулась на угол около дома проститутки. Сначала проститутка спешно выбежала из дома, затем Андерсен, почти случайно прогуливающийся по улицам и зашедший в салон Билкес. Она почувствовала странное желание связаться с ним и последовала за ним наружу. Она сидела за соседним столиком, когда история с сахаром испортила все дело.
Сейчас он спешил в пакгаузы. Мадам Кригер следовала за ним на небольшом отдалении. Она чувствовала свою силу, почти непобедимость, в непреклонной решимости следовать своему плану. Быть готовой пожертвовать всем. Столько всего в жизни запутывается угодливостью, дружбой и ложной скромностью. Она делала Шнайдеру большую услугу, доказывая его слова делом. Если бы только больше людей слушали его. Постарались бы вникнуть в смысл и значение его идей, что ничего не должно быть препятствием развитию.
Мадам Кригер наблюдала за странной манерой Андерсена ходить. Каждый его шаг, казалось, начинался с приседания на пальцах ног. Выглядел он, конечно, совершенно невиновным и был в общем-то безобиден, но для нее он был опасен, он мог все разрушить. Если бы она спросила у Шнайдера, он бы с ней согласился. Учение Шнайдера было основано на греческой философии, на Сократе и Платоне, и развилось в современном мире, взяв на вооружение иностранные достижения. Речь шла о том, чтобы построить идеальное общество, где правят наука и логика. Как тело, где обычные граждане, ремесленники и крестьяне, составляют живот, рабочие — другие внутренние органы, военные и полиция — грудь, верное сердце государства. Выше всего и важнее всего — мыслители и ученые, которые несут истину высоко, как факел. А ниже всего, вне системы, находится художник, без толку переливающий из пустого в порожнее, бесцельный рассказчик, возносящий хулу на короля и сделавший истину вопросом вкуса. У них не должно быть ни силы, ни влияния, посмотрите только, куда они привели Францию и Англию.
Сама мадам Кригер ни разу не разговаривала со Шнайдером, она могла только следовать за ним, появившимся из ниоткуда солдатом, морским капитаном, купцом или, наконец, современным государственным советником. Она прочитала некоторые его памфлеты и пару раз слушала его речи на холме в Софиенхольме вне Копенгагена, где Шнайдер будоражил публику своими страстными воззваниями и многочисленными цитатами из трудов философов и ученых. Шнайдер был визионером, человеком, живущим в далеком будущем. По сравнению с ним любой художник был не лучше крота, слепым сосудом без цели.
А этот Андерсен тоже слеп, или он и правда что-то обнаружил? Мадам Кригер раздражало его любопытство, но сейчас ей было на руку, что он шел к пакгаузам, расположенным в стороне и редко посещаемым. В это время года здания оживали только пару раз в день, когда приезжал торговец крупными партиями и привозил полную повозку товаров, загружая их на первый и второй этажи. Как правило, это бывало рано утром. На верхнем этаже торговая компания построила склад сахара-рафинада по английской модели. В сахарный сезон приходило два или три брига с сахарным сырьем из Датской Вест-Индии. Все время после этого котлы булькали и шумели, и все здание приторно пахло кондитерской. Когда работа была сделана, работники снова надолго исчезали. Мадам Кригер постепенно хорошо узнала это место. Она знала, какая доска на полу скрипит и какую дверь выбрать, чтобы пробраться в здание и выбраться из него незамеченной.
И самое важное из ее знаний — то, что это только их место.
Вскоре там останется только Андерсен и она.
По улице на Ларсенс Платц[40] она прошла мимо поэта, словно фру, спешащая по своим делам домой после прогулки в городе. Он ее не заметил, погруженный в свои запутанные мысли. И, к счастью, скоро им придет конец.
Глава 5
По дороге ко входу для обслуживающего персонала Молли испытала новое чувство, которого никогда не испытывала раньше. Одобряющие взгляды. Взгляды детей и женщин, проходивших мимо по улице. Раньше на нее смотрели только презрительными и унизительными взглядами, и мужчины, и женщины. Но никогда никто не смотрел так. Что-то вроде уважения, небольшие доброжелательные кивки. Это одновременно и льстило ей, и раздражало. Почему их с Анной изувечила жизнь в борделе, вынуждая заниматься ремеслом, вызывающим омерзение, когда другие купались в признании за работу, которая не такая тяжелая и требует почти такого же подчинения? Иногда весь мир переворачивался с ног на голову, а здравый смысл начисто пропадал.