Но мать хорошо знала, что так никогда не будет. Что в нем жила другая сила, что-то иное пробуждалось и поднимало паруса в его груди. Он никогда не мог этого сказать или понять это, но он всегда это знал. Когда тот же взгляд, то же настроение висело над молодыми золотыми рыбаками из Неаполя с густыми темными волосами на груди и животе, когда то же тело жаждало последовать за ними в пылающие теплые переулки и свободно бродить в приятной темноте. Волосы, руки и белые зубы в мокром кульбите, то, в чем нет человека.
Жена, дети, семья. Так что человек не может просто закрыть глаза, запереть душу и уйти в противоположном направлении. Девочка загадочным образом изменила его мнение обо всем этом. Поворот в нем случился несколько дней назад, когда он подумал о тех двух рыбаках и о том вечере в порту. Ему виделось что-то иное. Как мелодия, звучавшая в его голове, но почему-то исчезнувшая без предупреждения и вспомнившаяся неточными куплетами.
Мари потянула его за руку.
— Ты мой дядя? — спросила она.
— Нет, — ответил он.
— А ты мой папа? Саломина сказала, что у всех есть дядя и у всех есть папа.
— В любом случае я ничей не папа, — объяснил он. Он подумал, что в каком-то смысле он и сам до сих пор ребенок.
— Саломина говорила, что любой мужчина в городе может быть моим отцом. Мне осталось только самой выбрать, кто это.
— Подожди, — сказал Ханс Кристиан, пытаясь найти правильное слово. То или иное слово. Но не нашлось никакого.
К счастью, они пошли по Готерсгаде, где три ювелирные мастерских были расположены одна за другой.
Над первым висела нарядная вывеска из резного дерева. Ханс Кристиан постучался, но никто не ответил. У второго была небольшая витрина, выходившая на улицу. Хансу Кристиану пришлось поднять Мари вверх, чтобы она рассмотрела ящик, в котором были разложены образцы ювелирных работ, выполненные из золота и серебра.
— Выглядит неплохо, — сказал Ханс Кристиан и подошел к часам, висящим над дверью.
Мгновение спустя открылся люк в стене.
— У вас договорено? — спросила пожилая женщина.
— Вы должны мне помочь, меня ударили, — сказал Ханс Кристиан.
— Мы не больница, мы ювелирная мастерская, притом лучшая в Копенгагене, — сказала она, удивленно осмотрев Ханса Кристиана.
Люк снова захлопнулся. Они с Мари пошли к третьему ювелиру. Он не выглядел особенно впечатляюще. Мастерская находилась в заросшем бурьяном заднем дворе. Пожелтевшее грушевое дерево затеняло покосившуюся дверь, которая была слегка приоткрыта. Оформитель вывесок написал Главный Ювелир Майер прямо на окне. Через стекло Ханс Кристиан видел, как мужчина сидел и изучал украшение крохотным увеличителем, прикрученным к оправе очков.
— Чего вы хотели? — спросил ювелир, когда Ханс Кристиан постучал в дверь.
— Кто-то ударил моего отца, — сказала Мари.
Голос девочки заставил ювелира взглянуть вверх.
— Я этим огорчен, девочка моя. — Ювелир посмотрел на Ханса Кристиана. — Да, вы определенно должны рассказать. На вас напали?
— Да, — ответил Ханс Кристиан и снял с себя картуз.
— Это случилось за городом? Таких случаев довольно много. Грабители выслеживают наших посетителей, когда они выходят от ювелиров, золотых дел мастеров или из банка. Нападают с другой стороны ворот Нёрре, довольно скоро. Но чем я могу вам помочь? Вам нужно вернуть несколько фамильных украшений?
— Как вы можете видеть, преступник ударил меня по лицу. И на мне остался этот след.
— Да, заметно, — ответил ювелир.
— Полиция хочет узнать больше о том, что это за отметка.
— Звучит весьма необычно. Очень даже необычно, — сказал ювелир, покачав головой. — И, возможно, это находится вне моих профессиональных знаний. Возможно, вам стоит обратиться к врачу или, возможно, одному из этих новомодных френологов.
— Возможно, да. Но до этого я хочу услышать, сможете ли вы применить ваш многолетний опыт, осмотреть рану быстрым взглядом и сказать, узнаете ли вы кольцо, оставившее этот след? — Ханс Кристиан показал на рану над глазом.
Ювелир, кажется, стал немного выше ростом.
— Да, я продал за все эти годы множество колец. — Он бросил взгляд на рану. — Но почему вы столь уверены, что это именно кольцо, а не жезл или палица отпечатались у вас на лбу?
— Кольцо было на руке, ударившей меня. И это точно было оно, — ответил Ханс Кристиан. С легкой неуверенностью в голосе.
Ювелир вздохнул.
— Ну ладно, ладно, — сказал он. — Заходите. Садитесь здесь. Извините за беспорядок. Так всегда бывает, когда человек один управляет своим делом слишком много лет и имеет только одного упрямого сына, который больше желает стать банкиром. — Последние слова вызвали на его лице горькую улыбку. — Для него счастье — это сидеть в Центральной кассе и хранить деньги достопочтенных граждан. Насколько я понял.
Ханс Кристиан ничего не ответил, а только сел на трехногий табурет. Мари встала поближе к нему, спрятавшись за его спину. В комнате было тепло. Ханс Кристиан мог видеть, что у ювелира был голый зад под коричневым кожаным рабочим фартуком. Он был почти лыс, у него были плохие зубы, острые голубые глаза и цвет кожи напоминал золото, которым он зарабатывал себе на жизнь.
— Разрешите взглянуть, — сказал ювелир и повернул свой маленький монокуляр в сторону раны.
Со своего угла зрения Ханс Кристиан мог видеть, что Мари с любопытством смотрела на ряд рук, которые торчали из стены. Все их пальцы были унизаны и увешаны украшениями, кольцами и ожерельями, сверкавшими в приглушенном свете. В очаге в углу тлел огонь, окруженный различными кастрюлями, чанами и чайниками.
— Пока это больше похоже на кровавую рану, — заявил ювелир. — Для того чтобы исследовать получше, ее нужно промыть. И мне придется немного убрать кожу. Вы потерпите немного?
Ханс Кристиан не мог двинуться, но только согласно кивнул.
— Сбегайте вверх по лестнице, дитя мое, и попросите у моей любезной супруги блюдо чистой воды и платок, и побыстрее, пожалуйста, — сказал ювелир и посмотрел на Мари.
Мари поспешила наверх. Ханс Кристиан мог слышать топот маленьких ног над головой. Немного погодя девочка вернулась вместе с хозяйкой, стоявшей на лестнице и смотревшей на них. Ювелир промочил рану водой и принялся работать маленькими щипцами и острым ножом.
Рану кололо, щипало и жгло, и Ханс Кристиан уже хотел громко вскрикнуть. Для него физическая боль всегда ощущалась острее, чем для других людей. Боль поднялась в теле волнами и прошла по нему.
— Да, — сказал ювелир. — Теперь я хотя бы могу осмотреть рану, которая, несомненно, имеет форму странной печати, но только богам известно, что она должна изображать. Вы смогли что-то увидеть перед тем, как вас ударили?
Ханс Кристиан подумал немного. Гром и молния. Дикое животное.
— Я увидел молнию на руке, как раз на той, что меня ударила, — сказал он, не зная, что это значит.
— Да, молнию вы определенно видели, когда этот человек вас ударил, но, к сожалению, умнее я вас не сделаю, — сказал ювелир и почесал свою лысую голову. — Вы точно должны пойти к врачу.
Ханс Кристиан не знал до конца, на что он рассчитывал. Он поднялся, а Мари все еще держалась за его карман.
— Если не… — сказал ювелир и посмотрел на свою жену. — Марте, не могла бы ты вскипятить мне кружку воды? У меня появилась идея. Я не уверен до конца, что это сработает, но мы скоро увидим.
Хозяйка подошла к камину. Ханс Кристиан слышал, как она возилась с котелками и кастрюльками. И немного погодя он увидел, как ювелир добавил холодной воды в кружку с кипятком и засыпал туда серый порошок, пакетик с которым он достал с одной из своих многочисленных полок.
Смесь зашипела и приобрела запах гнилого яйца. В результате получилась какая-то бледная сырая кашица, приведшая Ханса Кристиана в удивление. Что это? Ювелир протянул маленькую металлическую трубочку к ране на лбу.
— Деточка, вы не могли бы подержать вашего папу за руку? Это будет довольно больно.
Мари взяла Ханса Кристиана за руку. Она смотрела на него.
— А теперь вы должны сидеть совершенно неподвижно. Вы не должны трогаться с места. Пообещайте мне это. Если это вещество попадет вам в глаза, то я не ручаюсь за то, что произойдет потом.
Первым побуждением Ханса Кристиана было закричать. От страха. От опасения за то, что оба глаза могут не остаться на месте. Глаза, которые так ему нравились. Он придавал им так много значения. Он потеряет их оба или останется без одного глаза и будет носиться по всему городу, как одноглазый дурак? Это невыносимо. Но до того, как он успел что-либо сказать или сделать, ювелир наполнил трубку белой кашицей, и вскоре он почувствовал, как состав коснулся кожицы на ране. Ощущения были такие, будто в рану втыкали иглы, она пузырилась и росла. Боль пронзила все тело Ханса Кристиана, и ему очень хотелось дрыгать ногами.
— Что вы со мной делаете? — пропищал он.
— Не разговаривайте, молодой человек, просто сидите тихо. Сейчас она подсохнет. Пока мы ждем, ваша дочь может сходить с моей женой на кухню и взять пирожок.
Ханс Кристиан сжал руку Мари. Она явно нервничала, побаивалась, но все же заинтересовалась. Мари никогда не была в чужом доме, и никто не предлагал ей съесть пирожок. Так что она пошла с его женой вверх по лестнице. Ханс Кристиан надеялся, что она знает, что ничего нельзя говорить. Про Анну, дом терпимости и убийцу.
Ювелир повернулся к маленькому столу, оставив Ханса Кристиана сидеть без присмотра. «Сколько времени это займет?» — подумалось ему. Он спешил, маскарад скоро начнется, и ему нужно было быть в замке… совсем скоро. Молли ждала его у входа в конюшни. А он еще даже не сделал маску.
— Теперь гипс, должно быть, высох. Давайте-ка посмотрим, — сказал ювелир и убрал трубку. Ощущения были, словно он потянул за рану, и она слегка треснула. Он снова прикрутил к очкам свой маленький монокуляр, долго стоял и рассматривал свою работу. Наконец он смог что-то сказать. — Я не знаю, что здесь изображено. Вы говорили, что видели молнию, но это больше напоминает мне крест.