Мадам Кригер встала позади Юханна. Злость так и бурлила в ней, она так надеялась, что сможет сохранить спокойствие. Но здесь, перед этим бесчеловечным, торгующимся, как на базаре, доктором, защищавшим все, с чем боролся Шнайдер, она чувствовала только презрение.
— Возьмите себя в руки, господин Хоровитц. Вы и сможете, и будете это делать. Я об этом позабочусь.
Она быстрым движением подвела скальпель к уху Юханны и провела им вниз, по ее шее. Кровь брызнула из тонкого глубокого пореза. Юханна попыталась закричать, но крик утонул в жалобном звуке, возраставшим по мере того, как кровь наполняла ее трахею и легкие.
— Скоро она умрет, и тогда вы сможете ее порезать, — объяснила мадам Кригер.
— Вы безумны, вы нездоровы, — сказал врач.
Мадам Кригер протянула ему скальпель.
— Вы говорили, что все части тела могут операционным путем вернуться на законное место. Дело только в умении.
Врач мгновение постоял и посмотрел на Юханну, бледневшую на глазах. Она пыталась сохранить сознание, ее грудная клетка поднималась и опускалась. И вдруг врач издал глухой крик, поднял скальпель и бросился на мадам Кригер. Но он был слишком слаб и не привык к таким вещам. Мадам Кригер немного уклонилась в сторону, схватила его за шею и крепко ухватила руку, сжимавшую скальпель.
— Вы не можете быть таким дураком, — шепнула она прямо ему в ухо.
Мадам Кригер толкнула его на книжную полку, из-за чего она затряслась и все стекла на ней задребезжали. Ермолка врача упала, темно-серые волосы растрепались в разные стороны. На мгновение мадам Кригер занервничала из-за того, что он слишком возбужден и у него слишком сильно трясутся руки, чтобы правильно сделать дело. Но пути назад не было.
— Я отметила, где вы должны резать, — объяснила мадам Кригер. — Но я буду наблюдать за тем, как вы это делаете. Так я узнаю, что вы все сделали правильно. Подумайте о вашем сыне, господин Хоровитц.
Это сработало. Врач прокашлялся и выпрямился.
Потом он достал увеличительное стекло для очков из сумки и установил его в свою оправу. Он встал около Юханны, кратко помолился и начал резать по черным линиям. Сначала с нижней стороны левой груди, вдоль ребра. Кровь и жир струились из-под скальпеля, прорезавшего розоватую плоть, словно это был нежный шелк. Тело Юханны еще не покинула жизнь, и оно постоянно немного подрагивало. Врачу пришлось немного подождать, чтобы все прошло. Все прошло для Юханны. И он продолжил. Через тонкую кожу над грудью, вниз мимо подмышки и весь путь по кругу.
— Возьмите отсюда все и положите сюда. — Мадам Кригер протянула вперед металлическую плошку с вмятиной.
Врач отрезал грудь до конца и положил ее в плошку.
Она красивая и круглая. Бледнее, чем мадам Кригер себе представляла.
— Следующую, — сказала она.
Врач засучил рукава и прикрепил их к рубашке. Его рука чуть-чуть дрожала, пот бежал вниз по вискам. Правая грудь Юханны казалась чуть больше левой, но сказать точно было сложно.
Тем же образом, что и раньше. Врач начал с внутренней стороны груди и прорезал вдоль ребра. Но теперь рука у него дрожала еще больше. Он не смог провести по чернильной линии скальпелем. Кровь стекала у него по руке.
— Тогда позвольте мне, — сказала мадам Кригер и оттолкнула врача в сторону.
Она взяла в руку скальпель и быстро и четко провела им по кругу. Когда грудь была отрезана, она положила ее в миску рядом с другой. Затем она перерезала веревки, взяла Юханну под мышки и стащила ее со стола на пол. На секунду тишина заполнила аудиторию. Мадам Кригер почувствовала удовлетворение. Последние действия она должна была осуществить сама.
Врач посмотрел вниз, в миску. Недовольно.
— Где ваша сестра? Она должна была уже быть здесь. Это должно быть сделано до того, как опустится температура тела.
Мадам Кригер не смогла сдержать усмешку.
— А вы еще этого не поняли? — С этими словами она сняла куртку и рубашку. — Вы должны оперировать не мою сестру. Вы должны прооперировать меня.
Врач посмотрел на мадам Кригер сверху вниз.
— Да, но вы не можете этого сделать. И я не могу этого сделать. Вы мужчина. Вы офицер.
— Закройте рот. Я не просила вашего благословения, — ответила она. — Я — свое собственное создание, а не творение вашего голубиного, вечно отсутствующего Бога. Готовьтесь к операции.
Мадам Кригер спрятала на полках бутылочку с «дыханием ангелов». Она открутила пробку и три раза капнула из бутылки на платок, чтобы на нем образовалось большое мокрое пятно. Потом она легла на стол. Показала два круга на своей грудной клетке. Отрезать было особенно нечего, но круги были той же величины, что и у Юханны.
— Скоро я потеряю сознание с помощью этого платка, я упаду в обморок и ничего не почувствую. После этого все в ваших руках.
Врач подался вперед, к мадам Кригер.
— А почему бы мне не оставить вас лежать здесь и не вызвать полицию, пока вы спите? Или вырезать ваше сердце, пока вы без сознания?
— В таком случае я попрошу вас подумать об одной вещи, пока вы меня убиваете или бежите за полицией. Только маленькое испуганное лицо вашего сына, когда он поймет, что он скоро умрет и никто не найдет его живым, что единственный человек, который мог его спасти, предал его. Что его собственный отец предал его.
Врач покачал головой.
— Нет, нет, — сказал он, все обдумав. — Но обещайте мне одну вещь. После этого вы отпустите моего сына и никогда больше не приблизитесь ко мне и к моей семье.
— У меня нет к вам никакой враждебности, господин Хоровитц. Только уважение. Но прежде всего вам определенно стоит прочесть молитву о том, чтобы у вас не тряслись руки и не мутился рассудок. И делайте то, о чем я вас прошу. Или с Исаком произойдет худшее. А еще с вашей супругой и с вами.
Врач кивнул. Живописная картина тотальной капитуляции. Сломанный человек.
— Так пусть это произойдет, — сказала мадам Кригер, прижав тряпицу к носу. Пахло маминой чистой гостиной, апельсиновыми рощами в окрестностях Афин. Как-то раз ее корабль провел в Пирейском порту две недели. Она собирала фрукты, такие тяжелые, что ветви деревьев доставали до земли. Она почувствовала, как под ее ногами хрустит гравий. Райская птица пролетела мимо.
«Меня назвали мужчиной, — подумала она. — И я служила офицером, чтобы пережить насмешки отца и стыд матери. Но внутри себя я никогда не была мужчиной. Теперь время ожидания истекло. Мужчина во мне умрет, и я проснусь для новой жизни в теле женщины.
А принц ждет меня».
Глава 2
Наступила ночь, и городские ворота заперли.
«Лучший шанс — Западные ворота», — подумала Молли. Самые беспутные сторожа несут вахту у Западных ворот. Проститутки города, в особенности на Улькегаде, всегда делились такого рода сплетнями и опытом друг с другом. Делились своими мыслями о том, в какие дни недели и месяца мужчины становятся порочнее всего и что общего между посетителями из разных частей города и слоев общества. Богачи зажигаются от плетки и покусывания уха, кучеров привлекает задняя дырка, священники любят посасывать грудь, а привратники с Западных ворот — самые распутные. Может быть, они видят так много плохих картин из жизни города, что не могут держать свои желания в себе.
Молли попыталась выбросить эти мысли из головы. В первую очередь необходимо было пройти к воротам, не будучи обнаруженной. А потом выскользнуть из города. Она оскорбила королевскую особу, за ней охотились привратники из замка, может быть, ее уже приговорили к смертной казни или к ужасной тюремной камере до конца жизни.
Мари спала на дне двуколки. Маленькая девочка, кажется, не заметила, что Молли пришла домой, забрала ее с соломы, вышла на улицу и положила в старую повозку, которую кто-то здесь оставил под навесом на Вингорьстреде. Молли не тратила время на разъяснение, виновата ли она в чем-либо и что она скажет девочке. С тех пор как она сбежала из замка, она слышала проклятия принца в своей голове. «Найдите их, найдите двух дьяволов». Эти слова пугали и преследовали ее. Она выпрыгнула в окно и побежала через весь город. Через мокрые улицы, домой, на Улькегаде, казавшуюся такой дружественной и мирной, несмотря на обычную суету и скандалы, крики и вопли. Она скинула с себя костюм лебедя и поменяла на свою собственную одежду, потом быстро собрала пару мелких вещей и взяла Крошку Мари на руки. Вскоре она была на улице, забрав повозку, когда фейерверки из замка загромыхали вдали. Она уехала прочь вместе с повозкой и остатками своей жизни.
Тем не менее был единственный человек, о котором она могла думать, был… Ханс Кристиан. Большой нос за маской. Неуклюжее тело. Его жалкий крик, когда он исчез за дверью вслед за модисткой.
Нет, она должна была забыть о нем. Она должна была думать о себе и Крошке Мари. Исчезнуть из города, выехать на тракт и уехать домой в Унсевик. Через три дня она с малышкой сможет уже быть в Вордингборге, может быть, через два дня. Если они смогут проехать немного с почтовым экипажем или расположенным к ним крестьянином. Поэтому, если только у нее будут деньги на лодку до Фаль-стера, которая стоит четыре скиллинга, она сможет сама догрести до Лолланда, если, конечно, она сможет найти ялик.
Повозка загрохотала по камням, все затряслось. Крошка Мари проснулась и выглядела обескураженной. Сейчас не было времени ее утешать. Повозкой было трудно управлять, в голове Молли царила неразбериха. Как им пройти мимо привратников? Как они выдержат поездку в Унсевик, где поденщики и проезжающие мимо будут лезть им в душу и задавать много вопросов? Что скажет мама, когда Молли приедет за руку с отпрыском Анны в ее бытность проституткой и новостью о ее смерти?
Они проехали по Фарвегаде, на Халмторвет, где остановились на изрядном расстоянии от городских ворот. Лошадь и пара тощих телят стояли и пили из черного корыта. Пара работяг лежала и спала на повозке с сеном, пожилая женщина сидела, облокотившись о камень. Справа располагалась привратницкая с двумя небольшими отдельными зданиями с обеих сторон от входа. Молли видела, что в конторе горела лампа и привратник сидел позади с трубкой во рту. Другой привратник стоял справа от здания под деревом, и она видела его почти целиком.