Убийство русалки — страница 62 из 74

Молли хорошо это знала. Вот почему он мог ей помочь. Она снова начала думать о маленьких буквах, вышитых на ткани.

— Здесь какие-то инимиалы, — сказала Молли.

Ханс Кристиан озадаченно посмотрел на нее.

— Какие-то что?

— Ну ты знаешь. Инимилиалиссы. Как сокращение от имени.

— О. Ты имела в виду инициалы?

— Да, — сказала Молли и поняла, что покраснела. — Разве я не это сказала? — спросила она Крошку Мари, та покачала головой.

— АВК, — сказал Ханс Кристиан и посмотрел на платок.

Она не знала, что ей сказать. Платок просто лежал там. За дверью. Она подумала, что он принадлежал убийце. Подумала о том, что она носила при себе то, что могло навести их на след убийцы. Эти мысли почти мучили ее. Почему они раньше никогда к ней не приходили?

— Об одной вещи мы знаем с уверенностью, — сказал Ханс Кристиан и посмотрел на нее. Он поднял руку и выставил один палец. — Что убийца — офицер. Офицер на флоте.

— Да, — сказала она и еще раз посмотрела на три буквы.

— А где живут датские флотские офицеры? — спросил Ханс Кристиан.

Об этом она все знала.

— Нюбодер, — сказала она. У всех проституток были посетители с Энхьёрнингстреде[53], Камельстреде[54] и других улиц с названиями, которые датские моряки привозили домой из своих путешествий. Так раньше называли улицы во всем квартале в Нюбодере, вплотную находящегося рядом с Остерпортом и Кастеллетом.

Ханс Кристиан кивнул.

— Так что мы, возможно, знаем, где он живет.

Молли уже думала снова попробовать произнести это слово, иниалы, или как? — но сдалась.

— И, может быть, мы уже знаем, что его зовут так, что первые буквы — АВК.

— Да, может быть, если этот платок и правда принадлежал мужчине, — сказал Ханс Кристиан, стараясь это запомнить.

В то же мгновение экипаж проехал бурное уличное движение и остановился перед больницей. Двери открылись, и пара лиц показалась в воротах. Немного погодя директор полиции сошел на тротуар под плотной стеной дождя. Он выглядел разъяренным, затем он натянул свой шлем и уселся в экипаж.

— Закройте весь город, обыщите все подвалы, все чердаки, — выкрикнул он своим людям на улице, которые затопали по мостовой и исчезли во дворе.

Ханс Кристиан попытался рассмотреть экипаж, но он исчез на улице в весьма быстром темпе, так что людям приходилось скакать галопом по мостовой.

— Пойдем-ка отсюда, — сказал Ханс Кристиан и поспешил спрятаться между деревьями, вниз по тропе, ведущей обратно в больницу.

Молли последовала за ним. Мари держала ее руку. Может, чтобы не упасть в темноте, может, потому что замечала, что ее тетя находилась в нервном возбуждении. Теплая маленькая ручка в ее собственной холодной руке. Они вышли из-за деревьев на тротуар. В окнах зажигался свет. Многие жители выходили на улицу, чтобы посмотреть, чем закончилась вся шумиха. Доносился шум и грохот, вопли и крики. Молли крепко держала Крошку Мари за руку, продолжая идти по улице.

Ханс Кристиан походил на сомнамбулу в своей запачканной сажей робе душевнобольного с широкими полосками.

Через полчаса встало солнце. Может быть, через полчаса у них уже будет их убийца.

Глава 7

— Где он?

Голос доносился издалека. Из другого мира. Или изнутри ее самой.

— Скажи мне, где он. Где Исак?

Грохот. Цветок, готовый распуститься. Мадам Кригер проснулась.

Утренняя заря светила в окна. Мужчина стоял, наклонившись над ней. Она сразу его узнала. Врач. На его лице были капли крови. Одно веко было красным, другое белым. Как на клоунской маске. Кровь была на его губах, подбородке и шее, кровь забрызгала его белую рубашку. Его руки держали ее за шею. Она видела его ненависть, как все в нем кричало о его желании покалечить ее, задушить ее, умертвить ее. Но он овладел собой. Ему было это нужно.

Ее сознание путалось, в голове было тяжело. После тяжелого похмелья, когда выпила накануне слишком много крепкого вина. Отсветы праздника, этой ночи и сна струились по ней. Последнее воспоминание о враче, скальпель, сверкающий и сияющий в его руках, который он затем погрузил в ее плоть. Она надеялась проснуться преображенной. Проснуться с осознанием того, что все звезды с неба упали на нее. Проснуться в сияющем мире, где все было на своих местах.

Но что-то ощущалось по-другому. Ничего, кроме жгучей боли в груди. Она все еще лежала на том же месте, на столе в большой аудитории. В здании стало светло, вдалеке раздались шаги. Было раннее утро, должно быть, в Академию прибыли первые врачи и ассистенты. Ей нужно было выйти отсюда, спрятаться, придумать новый план, который приведет все в порядок и расставит все вещи по местам. Она поднялась на локтях и осмотрела комнату.

— Где мой сын? Расскажи мне, ты, твою…

— В пакгаузе, — ответила она, мечтая от него отвязаться. — В порту.

От каждого слова ее тело пронзала боль, острая, как удар штыка.

— В каком пакгаузе? Скажи мне, дай мне помочь ему.

Она рассказала о пакгаузе. О складе сахара. Это было не очень умно. Наверное, ей стоило отправить его в другом направлении. Но главное, он ушел. К тому же мальчик был не в пакгаузе, она уже давно увела его оттуда. Он был в доме мадам Кригер, но у нее не было желания рассказать об этом врачу. Мальчик точно умер. Она давно не кормила и не поила его, кажется, несколько дней.

— А если его там нет, — сказал врач. — Что, если… что, если с ним что-то случилось? Я клянусь могилой Давида, что тогда я убью вас. Вы понимаете, что я говорю, вы, выродок?

Раздался звук его шагов, и он исчез из здания. Снова оставшись одна, она почувствовала немалое облегчение. Тело Юханны лежало на полу. Отброшенное в сторону, словно труп больной лисицы. Кровь залила ее лицо, шею и руки, кровь была на белой простыне, которую доктор накинул на ее грудь. Губы почернели, рот застыл в жуткой гримасе, грудь была так бледна и освежевана, словно она была цыпленком, целый день провисевшим на крюке в лавке мясника.

«Смерть некрасива, она никогда не украшает людей, которые когда-то были живыми», — подумала мадам Кригер.

Кровь была повсюду. На столе, на полу, на стенах.

Это кровь только Юханны или мадам Кригер сама истекала кровью? Как все-таки в теле умещается столько крови? Неудивительно, что она чувствовала тошноту, слабость и упадок сил. «Проклятый врач», — подумала она. Может, он специально дал ей потерять много крови, чтобы она утратила контроль. Ей нужно было срочно взглянуть на себя. Посмотреть, как все прошло. Но в аудитории не было зеркал. Может, какое-нибудь было в конце коридора, в офисе профессора. Мадам Кригер встала на ноги и упала на дверь. После того как она прошла один шаг, ей пришлось остановиться и ухватиться за край стола, чтобы не упасть. Ее слишком сильно тошнило. Она чувствовала себя недостойной, ветхой, больной старухой. Как она потеряла контроль? Все силы, которые, как она представляла, наполняют ее тело после хирургического вмешательства.

Потом она обнаружила маленький шкаф, составлявший часть книжного стеллажа у дальней стены. Шкаф был наполнен лекарствами и микстурами, стоявшими вплотную друг к другу, и небольшими чашками с крышками. Контуры ее лица отразились в стеклянных крышках. Она подошла к шкафу, подняла крышку и повесила ее на стену. Она запылилась изнутри. Она взяла свою рубашку с пола и вытерла толстое стекло.

Она сделала шаг назад и принялась себя рассматривать.

«Наконец-то», — подумала она, чувствуя опьянение от долгожданного результата.

Она посмотрела на свое лицо. На прикрытую верхнюю часть тела. Нужно было это снять, убрать подальше. Она начала стягивать с себя одежду. С ключиц, вниз, прямо через живот. Она с трудом стянула с себя последний предмет туалета со звуком треснувшего шва и из-за спешки опять ощутила жгучую боль.

Она сбросила одежду прямо на пол и осмотрела себя.

Вид был ошарашивающий, волнующий, чарующий. Мужчина, который жил в ее теле все эти годы против ее воли, теперь исчез, забрав с собой плоскую грудь. Северин исчез.

Вместо него осталась только мадам Кригер.

Ее щеки пылали румянцем, слезы лились из-под полуприкрытых век. Она была пышущим здоровьем яблоком на элегантной ветви боярышника и чувствовала это всем телом. Она была воплощением красоты в изящном образе, с самой красивой грудью, какая только может быть у женщины. Она пока не могла рассмотреть себя всю и познать все свое счастье. Как только она переоделась из ужасной офицерской формы в одежду из гардероба ее сестры, ей сразу захотелось пройти по городу, попасться на глаза принцу и прийти ему по вкусу. Люди будут высовываться из окон и приветствовать ее, женщины и мужчины на улицах будут кланяться ей до самой мостовой, и солнце будет светить на нее изо всех сил. Теперь принц ей не откажет, больше не проглядит ее.

В здании раздались человеческие голоса, как раз где-то над ней.

Она ушла обратно в кроваво-красную комнату.

Боль вернулась назад, жгучая и режущая, но она не обращала на нее внимания. Это было всего лишь тело, привыкавшее к новой форме. Ей нужно было домой, дома ее превращение окончательно завершится. Она тщательно проштудировала гардероб сестры и точно знала, какое платье хотела надеть, когда встретится с принцем. Мадам Кригер снова осторожно набросила одежду на грудь и застегнула над ней рубашку так, чтобы никто не видел ту магию, которая только что произошла. Это было больно, так больно, что ее затошнило, и она чуть не упала. Только одна секунда, чтобы восстановить силы.

Она застегнула последнюю пуговицу на рубашке. Она была довольна. С болью справиться было легко, она скоро пройдет. В своих многочисленных морских походах она видела, что люди превозмогали куда более сильную боль, чем испытывала она. Кадет с лицом, буквально горевшим огнем после жестокой битвы. Остались только зубы, он плакал как ребенок, но и это прошло. У боли своя суровая арифметика, как говорил Шнайдер.