Столовая была устроена в старомодном, но очень милом стиле, с большим столом, покрытым белой льняной скатертью, высокими деревянными стульями вокруг стола, старинными комодиками у стен, на которых были выставлены всяческие безделушки и старые фотографии в рамках.
С двух сторон из столовой вели двери, за которыми были настоящие мини апартаменты. Оказалось, что Зденка, как и многие другие, сдавала часть дома туристам. Каждый из апартаментов был обставлен в добротном деревенском стиле, маленькая кухонка-столовая со всем необходимым продолжалась уютной спальней, откуда дверь вела в ванную комнату с туалетом. Близнец апартамента находился за другой дверью, все выглядело просто и очень приятно, и Саша подумала, что при наличии автомобиля здесь вполне можно было провести пару дней, осматривая соседние замки.
Хотя сама она вряд ли решилась бы поселиться по соседству с воротами в Преисподнюю, многих это место привлекало именно страшными историями о замке Браник.
На втором этаже находилась точно такая же столовая, и снова двери открывались в две спальни с ванными, но уже без кухонь. Видимо, здесь жили хозяева. Карел пояснил, что муж Зденки умер десять лет назад, сын с семьей давно уехал в Канаду и пожилая пани жила здесь одна, с радостью встречая гостей со всего мира.
На беленой стене в холле висел портрет: герб в левом верхнем углу напоминал герб российской империи- черный двуглавый орел раскинул резные крылья, а на черном фоне был нарисован некий пожилой пан с усами, в черной шляпе, в меховом пальто с накинутой поверх него цепью. Нарядом пан напоминал то ли короля Генриха VIII на известном портрете- шляпка была так же залихватски смята и надвинута на одно ухо – то ли голландских купцов. Смотрел пан весьма хмуро и недовольно и у Саши возникло сильно желание извиниться за вторжение.
Выглядел портрет богато и солидно, намекая на свое старинное происхождение и важность изображенного господина.
Рядом на стене висели какие-то старинные гравюры, одна из которых подозрительно напоминала старинную карту из библиотеки Страговского монастыря, только без надписей.
– Семья пани Зденки живет здесь несколько столетий, -сказал Карел. – Видимо, кто-то из ее предков, – кивнул он на недовольного пана.
В одной из хозяйских спален на такой же как в коридоре беленой стене, висели всяческие милые деревенские штучки, вроде подковы, букетика сухих трав, и три старинных картины религиозного содержания, в тяжелых темных рамах. Сами картины были на удивление светлыми и красочными, в лубочном деревенском стиле и совершенно не сочетались с рамами.
Во второй спальне в стену была встроена печь, заканчивающаяся трапециевидной «крышей» в том же стиле, что и пражские башни. Но больше всего Сашу поразил старинный шкаф, во всю дверцу которого нарисован не то замок, не то церковь; несмотря на возраст самого шкафа, рисунок смотрелся ярко и совершенно не стерся.
Это был дом с собственным лицом, собственным духом, и девушке он очень понравился.
От такого дома она и сама бы не отказалась, даже не смотря на соседство замка с привидениями. Тем более, что все удобства оказались современными, а в очередном маленьком холле, небольшом, но очень светлом, на стене висели копии картин Альфонса Мухи, который Саше всегда очень нравился. Их нежные голубые тона еще больше осветляли комнату со светильниками-тюльпанчиками и пышными растениями в керамических кадках у стен.
Карел и Лука заглянули во все шкафы и даже под кровати, простучали стены, а Лука открыл печь и заглянул внутрь, при этом на нос ему тут же упал внушительный кусок сажи, пытаясь его смахнуть, Лука размазал сажу по всему лицу и стал похож на трубочиста. Пришлось идти в ванную отмываться.
С очередной картины на Сашу снова глянула недовольная дама в темно оливковом платье с высоко поднятыми в прическу волосами. Родственники у Зденки были явно невеселого нрава! Портрет дамы отражался в зеркале примерно такого же размера, что и картина, двух одинаковых злобных дам-копий Саша уже не вынесла и заторопилась вниз за остальными.
***
Карел долго подбирал ключи с висевшей на железном крючке огромной связки, пока замок не поддался, и тяжелая дверь распахнулась в темноту. Черный проем казался зловещим и бесконечным, и девушка шмыгнула за спины мужчин.
Карел нащупал выключатель на стене за дверью, и перед ними открылась идущая глубоко вниз каменная лестница.
Свет был устроен таким образом, что напоминал старинные факелы, после фонаря над дверью свет следующего виднелся за поворотом в конце лестницы. Проход был высечен из горных пород и стены напоминали горную пещеру. Это казалось странным, ведь дом стоял в поле рядом с лесом, но потом Саша вспомнила речку в Бржевнице, утес, на котором стоял замор Рожмбергов, и поняла, что они находятся в самой высокой части этой местности и под ними под дорогами и лугами действительно существует множество пещер и гротов. Поэтому и подземелья здесь не вырыты в земле, а скорее пробиты в горных породах.
Эти подземелья пугали больше, чем туристические тоннели с призраками в Бржевнице, но девушка подумала, что здесь она все же с полицейскими и военными, а оставаться одной в пустом доме под взглядами злобных предков пани Зденки ей совершенно не хотелось.
Увидев в зеркале отражение женщины в оливковом платье, девушка готова поверить во все страшные истории этих мест.
На повороте появилась полукруглая ниша, за которой снова темная пустота, и Саша почувствовала себя совсем неуютно, когда каменная лестница повела их вниз.
На следующей площадке неожиданно оказалась старая печь, видимо, отсиживаясь в подземельях, жители обогревались и готовили еду, и удивительно было, как враги не заметили дыма, ведь из печи должен быть выход на воздух, наверх.
А потом лестница повела их в темноту, где уже не было рассеянного света фонарей, напоминавшего факелы, и солдаты включили мощные фонари.
Здесь уже не было ничего, кроме тоннеля среди каменных стен, и, хотя шли они не больше пятнадцати минут, Сашеэто время показалось вечностью. Увы, в конце концов группа натолкнулась на каменную стену, при свете фонарей было видно, что когда-то здесь произошел обвал горных пород, а потом – по виду тоже очень давно, здесь дополнительно положили камни, соорудив стену.
Как и в Бржевнице этот тоннель, хотя и был гораздо длиннее туристического, никуда не привел.
Группа повернула назад, что очень порадовала Сашу, на сей раз она шла впереди, сразу за одним из солдат с мощным фонарем.
Наверху их ждали новости.
***
Все ходы из домов, расположенных в долине, были завалены, в некоторых домах были замурованы даже входы. Кроме одного.
Одна из групп обнаружила подземный тоннель, ведущий в замок, правда, заканчивался он старинной плитой, которую, на первый взгляд, не трогали, но ход этот начинался в подвале дома, где жил Томаш Герд с матерью.
Хотя женщина уверяла, что этим ходом давно не пользуются, полицейские убрали все ведра и прочую утварь, которой была заложенная деревянная дверь в подвал, и группа отправилась вперед по тоннелю. В самом конце, в тупике, был обнаружен рюкзачок Кьяры Манин.
Пани Гердова, мать Томаша, лишь всплескивала руками и вытирала непрерывно текущие по щекам слезы. Она начинала говорить, но снова заходилась в рыданиях.
– Я же знаю своего сына, ну не мог он, господа полицейские, да и я в тот день дома была весь день! Я бы заметила рюкзак! Не мог Томаш! Он хороший мальчик! Работы здесь нет, так он мне в замке помогает, учиться собирался ехать, не мог он, зачем ему эти иностранки!
Как Саща не старалась стоять в сторонке и не мешаться под ногами, мать Томаша углядела единственную женщину в группе, схватила ее за рукав, словно надеясь, что Саша поймет и поможет. Одной рукой она утирала слезы, другой крепко вцепилась в куртку девушки.
Саша не понимала ни слова, но не трудно было догадаться, что говорит и о чем просит безутешная женщина, она чувствовала себя ужасно, и лишь пыталась осторожно высвободить руку и все время кивала головой. Лука отцепил женщину от Сашиного рукава, и развернул ее к дому, поглаживая по спине и тихо говоря что-то
по-итальянски.
Пани Гердова махнула рукой и, опустив голову, медленно пошла к некогда тихому дому, где сейчас проходил уже третий обыск и все внутри было перевернуто.
– Томаш так и стоит на своем, – сказал Карел в машине. – Я сам не могу понять, зачем ему понадобились девочки, а главное, надо было справиться с двумя, потом куда-то спрятать трупы. Вернемся – нужно снова его допрашивать.
***
Вся эта суета не коснулась отца Матея.
Уже пару дней он был предоставлен сам себе, и жизнь вошла в прежнюю колею. Он служил мессы, беседовал с прихожанами, ел свой простенький ужин в доме приходского священника, где пожилая монахиня, сестра Урсула, приставленная к этой работе пару десятков лет назад, убирала и готовила и за все эти годы стала для отца Матея родственной душой.
Но сейчас даже с сестрой Урсулой не хотелось делиться тем, что не давало старому священнику покоя. Механически выполняя свои обязанности, отвечая на вопросы, вежливо здороваясь с прихожанами или без аппетита проглатывая завтрак или ужин, отец Матей мыслями был далеко отсюда. Он плохо спал ночами, забывал привычные вещи и даже оставил где-то перчатки, да так и не нашел.
И каждое утро, заходя в свой храм, отец Матей вставал на колени перед огромным распятием, висящим на стене. Он боялся поднять глаза на Того, чьи раны все еще кровоточили на каменном кресте. Стоя на коленях и глядя в пол старый священник мысленно просил простить его – за обман, за нарушение заповедей, которое он совершил. Раньше он и помыслить не мог о таком поступке, но сейчас он просто не видел другого выхода.
–Это же во благо… они должны понять… должны прекратить богохульство… он был почти уверен в своей правоте, почти – потому что так и не решался поднять глаз.
Отец Матей прослужил в городке без малого сорок лет, приехав сюда в момент падения социализма совсем еще молодым священником. Тогда все были полны энтузиазма и надежд.