– Прости меня, Павел.
Рагозин открыл глаза и изобразил на лице улыбку, которая скорее напоминала гримасу боли:
– Благословляю тебя, Александр… Береги е…
Рагозин не договорил. Жизнь окончательно покинула его тело. Он даже не успел закрыть глаза. За него это сделал Кошкин, затем повернул голову к доктору. Тот в ответ лишь руками развел.
В этот момент комендант с караулом достигли места дуэли, быстро спешились. Майор подошел к сгрудившимся над трупом офицерам и доктору. Те немедленно поднялись и расступились, сняв головные уборы. Майор также снял фуражку, перекрестился.
– Кто второй? – спросил он.
– Я, господин майор! Прапорщик Кошкин.
– Сдать оружие!
Кошкин покорно протянул майору пистолет, затем отстегнул саблю и также протянул командиру.
– Арестовать его! И этих господ тоже!
Вахмистр с солдатами окружили всех участников дуэли, забрали у них оружие. Труп подпоручика Рагозина положили поперек седла его коня, на котором он прискакал сюда. Вся процессия пешим шагом двинулась в сторону города. Всех участников дуэли ожидал военный суд…
Анечка Суглобова несколько дней лежала на могиле любимого человека. Никакие силы не могли ее оторвать от земли. Даже неожиданно разразившийся долгожданный дождь, столь редкий в этих краях об эту пору. Ни родители, приносившие все это время ей еду и воду, ни подружки, толковавшие ей последние новости. Она не прикасалась ни к чему. Плакать уже не было сил и слез. Она просто лежала, объяв руками могилу, и ничего не думала. То ли в забытьи, то ли во сне. И только день, когда в суде должны были огласить приговор Александру Николаевичу Кошкину, заставил ее подняться. Но когда она встала, все бывшие в тот момент на кладбище ахнули. Лицо ее посерело, глаза едва не выкатывались из орбит и смотрели бессмысленно куда-то в даль. Волосы переплелись и наполовину опутались сединой, словно паутиной. Отец, мелкий чиновник по поручениям, увидев, что случилось с дочерью, схватился за сердце. Мать, дебелая баба с некогда румяным лицом и ямочками на щеках, постарела сразу на несколько лет.
– Кошкин Александр Николаевич разжалуется в рядовые и приговаривается к десяти годам каторги со ссылкой в Нерчинские рудники, – бесстрастно зачитывал приговор судья в черной судейской мантии.
– Не-е-ет! – душераздирающий крик Анечки Суглобовой разорвал мертвенную тишину судебного присутствия…»
Они приехали в Семиреченск вечером. Тетки Клавы, разумеется, дома не было – она все еще находилась в больнице. И у Достоевского от дурного предчувствия кольнуло сердце. Он машинально сжал ладонь Сугробовой, которую вел за руку. Она тихо застонала и негромко произнесла:
– Мне больно, Илья.
– Ой, извини! – он разжал руку. – Просто у тетки свет не горит. Боюсь, что эта сволочь не соврал, когда звонил.
– А как же мы в дом попадем?
– У меня ключ есть, не волнуйся. Когда дядь Миша замок менял, сразу для меня ключ резервировал.
Они вошли в квартиру, зажгли свет, прошлись по комнатам – в помещении явно никого не было уже минимум несколько дней, о чем свидетельствовала пыль в разных местах, а в углу появилась даже паутина.
– Я думала, у твоей тети отдельный дом.
– Когда-то был дом, потом город стал расширяться, дом сломали, дали квартиру недалеко от того места… Послушай, Аня. Ты здесь пока располагайся, а я на почту сбегаю, может быть, там что-то знают, а на обратном пути в магазин зайду – холодильник-то пуст.
– Хорошо, только не долго, а то мне страшно.
Достоевский улыбнулся, подошел к Сугробовой, поцеловал ее в губы.
– Здесь-то тебе чего бояться?
– Ну да! А вдруг этот вернется?
– Не вернется. Ему здесь уже нечего делать, – с печалью и легкой дрожью в голосе произнес Достоевский.
Через пару минут он ушел, а Сугробова отыскала веник, совок и начала прибираться.
Участковый Степан шел со службы домой. Слава богу, все было спокойно. Посмотрел по сторонам. Вдруг он остановился: в окне квартиры тетки Клавы горел свет. Что за чертовщина? Неужели эта мразь вернулась?
Он вытащил из кобуры пистолет, перезарядил его, вошел в подъезд. Осторожно ступая, то и дело вертя головой, подошел к знакомой двери, приложил к ней ухо, прислушался: было тихо. Попробовал открыть дверь – она оказалась запертой. Осмотрел замок: он был цел. Испарина выступила у него на лбу. Еще раз оглянувшись, нажал на кнопку звонка.
Буквально через полминуты услышал, как изнутри щелкает засов, дверь отворилась, и радостный голос молодой женщины в очках произнес:
– Ты так быстро!..
Сугробова, все еще держа в руках веник, так и застыла от удивления, увидев наведенный на нее пистолет.
– Стоять! Оружие на пол! Руки за голову! Лицом к стене!
Степан вихрем ворвался в квартиру, ногой захлопнув дверь. Сугробова в испуге бросила веник на пол и послушно выполнила все команды полицейского.
– В доме еще кто-то есть?
Сугробова замотала головой, хотела было повернуться, но Степан больно ткнул в спину ствол пистолета.
– Еще оружие есть? – Степан аккуратно прикасаясь к телу девушки, обыскал ее.
– А-а где вы у меня видели оружие? И какое вы право имеете меня лапать?
– А какое право ты имеешь находиться в чужом доме? Ты кто такая? Повернись!
Сугробова повернулась, поправила очки. Степан заглянул на кухню, в обе комнаты, в ванную. Убедившись, что в доме и в самом деле больше никого нет, поставил пистолет на предохранитель, но убирать в кобуру его все же не стал.
– Ну? Я жду!
– Мы…
– Кто мы? – снова дернулся участковый, оглядевшись.
– Мы с Ильей приехали проведать его тетю Клаву. Ему кто-то позвонил, сказал, что она умерла. Вот он все бросил и приехал сюда.
– А ты кто будешь?
– Я? Я его… невеста.
– А где сам-то Илья?
– Пошел на работу к тете, узнать, что с ней, а потом в магазин. Я как раз и думала, что это он вернулся.
– Вот я дождусь его и все узнаю. И смотри, ежели соврешь!.. – погрозил он ей пистолетом.
– Вот еще, врать вам.
– Иди в комнату! Сядь! – кивнул он в сторону стула.
Но Сугробова едва успела дойти до стула, как раздался звонок в дверь. Сугробова дернулась было, но тут же посмотрела на участкового. Тот снова взвел курок и сделал жест в сторону прихожей.
– Иди открой. И смотри мне!
Сугробова подошла к двери, ногой подвинула к стене брошенный ею веник. Открыла дверь, Степан тут же спрятался за ней. На пороге стоял хмурый Достоевский.
– Илья, здесь…
Но ей тут же в бок уткнулся ствол пистолета. Она молча пропустила Илью в комнату и тут же захлопнула дверь. Достоевский боковым зрением увидел стоявшего в углу за дверью человека с наведенным на него пистолетом. В расстроенных чувствах, он не сразу сообразил, что человек этот был в форме полицейского, зато среагировал так быстро, как от себя не ожидал: кинул в Степана пакет с продуктами и в тот же миг ударом ноги выбил у него из рук пистолет.
– Ах ты, сволочь!..
– Илья! – схватилась за голову Сугробову. – Это же полицейский!
Крик девушки несколько остудил пыл Достоевского. Он глянул на нежданного гостя – его лицо показалось ему знакомым.
– Ой, простите!
Он вырвал у того из рук свой пакет, машинально бросил туда пистолет.
– Э-э! Пистолет-то верни!
– А, да! Еще раз простите! – Илья вытащил пистолет, отдал его участковому. – Мне ваше лицо знакомо.
– Еще бы! Я участковый уполномоченный. Вот, увидел свет у тетки Клавы, подумал, опять этот ублюдок вернулся. А тут какая-то деви… кх-кх… девушка незнакомая.
– Вы знаете, что с моей теткой?
– Она в больнице. У нее был инсульт, но сейчас уже дело пошло на поправку.
– А что случилось-то с ней? – Достоевский облегченно выдохнул.
– Послушайте, мальчики! Что это мы стоим в прихожей. Пойдемте на кухню, я что-нибудь быстро приготовлю. – Сугробова взяла у Достоевского пакет с продуктами, заглянула туда. – За столом и поговорим. Вы не будете возражать, товарищ участковый?
– Вообще-то… – Степан посмотрел на часы. – А, ладно! Я только матери позвоню, скажу, что задержусь, чтобы не волновалась.
39
В школе быстро стало известно, что у Ильи Ивановича Достоевского умерла тетка и до конца года его, скорее всего, уже не будет. Директриса ходила злая. Мало того, что ей пришлось подменять его еще и в девятых классах, так пятиклашки совсем распустились без своего классного руководителя. Даже Валя Ихменев, всегда тихий и неприметный, стал дерзить учителям. Впрочем, директрисе-то как раз понятно было изменение в характере мальчика: именно Достоевский раскрепостил его, благодаря чему его перестали травить одноклассники, а в журнале и в тетрадях появились хорошие и отличные отметки. Но наказать его все равно следует, дабы в следующий раз думал, как себя вести.
Валя стоял в углу в кабинете директора до самых сумерек. Вероника Николаевна ждала, что придут отец или мать, но в дверь постучала сестра.
– Вероника Николаевна, можно забрать Валика?
– Света? А почему родители не пришли?
– Так они меня прислали.
Ихменева подошла к брату, тот улыбнулся, прижался к ней.
– Я бы все-таки предпочла, чтобы пришли родители. Мне хотелось бы с ними переговорить.
– Хорошо, я передам папе… Но, если честно, – Ихменева посмотрела на директрису, опустила глаза и виновато улыбнулась. – Если честно, Вероника Николаевна, папа сегодня работает во вторую смену, придет домой очень поздно, а мать, она вас боится.
– Чего-о? – директриса подняла очки на лоб и удивленно глянула на Ихменеву. – Уж не ты ли из меня дома Бабу-ягу сделала?
– Нет, что вы, – засмеялась Светлана, а вслед за ней хихикнул и Валя. – Просто она после своего возвращения вообще всего бояться стала. Даже нас с Валиком не обижает.
Директриса еще некоторое время изумленно смотрела на брата с сестрой (ей понравилось, что эти двое родных подростков искренне любят друг друга), затем махнула рукой.