А в это время старшие Сугробовы, тоже лежа в постели, уже строили планы, где они будут играть свадьбу и кого на нее приглашать.
45
Достоевский присутствовал в качестве эксперта на ЕГЭ по литературе во 2-й школе, затем в своей. Все ученики уже знали, что он проводит в их городе последние дни. А учителя стали относиться к нему, как к школьному достоянию. Всем, кто смог достать номера журнала «Новый мир» с его романом, Достоевский не без радостного возбуждения оставлял свой автограф. Директриса, Вероника Николаевна, пыталась уговорить его остаться.
– Здесь ты, как говорится, первый парень на селе, местная знаменитость, а в этом московском муравейнике ты затеряешься и станешь всего лишь одним из многих тысяч. Знаешь, Илья, я поинтересовалась – так, на всякий случай, сколько в Москве живет писателей.
– И сколько? – заинтересовался Достоевский.
– Более двух с половиной тысяч. Вот так!
– А сколько из них Достоевских вы, случайно, не узнали?
– Смотри, не забронзовей, Илья Иванович, как небезызвестный тебе персонаж. А то зазнаешься и нас узнавать перестанешь.
– Что я слышу, Вероника Николаевна? Вы становитесь диссиденткой?
– Станешь тут… когда в стране такое творится.
– Не беспокойтесь! Вас, Вероника Николаевна, я никогда не забуду. Вы – человек, разбудивший во мне учителя. – Директриса махнула было рукой, но Достоевский продолжил: – Я не шучу, поверьте. И потом, я решил жениться и не виноват, что моя невеста живет в Москве.
– Это не та ли, что приезжала сюда?
– Она самая.
– Девица хоть хорошая?
– Более чем хорошая.
– Ну и слава богу. Счастья в семейной жизни и деток хороших. Да побольше.
– Спасибо! А насчет побольше – дай бог с одним-двумя управиться.
– До выпускного вечера хоть побудешь?
Достоевский помотал головой.
– Не терпится? – улыбнулась Вероника Николаевна.
Достоевский снова молча кивнул.
– Ладно, иди.
Достоевский начал не спеша готовиться к отъезду. Созвонился с теткой, объяснил ей ситуацию, спросил разрешения отправить ей кое-какие свои вещи. Разумеется, тетка Клава разрешила.
– Спасибо, теть Клава. В Москву-то приедешь ко мне на свадьбу?
– В Москву? Что ты, касатик, куда мне. Я уж за тебя… за вас, молодых, здесь стаканчик тяпну, и то дело.
Не успел он закончить разговор с теткой, как раздался еще один звонок. Он глянул на высветивший номер – звонил главный редактор областной газеты Дорошенко.
– Алло!
– Господин Достоевский?
Вопрос удивил Достоевского. Обычно Дорошенко приветствовал его как поэта, а тут – целый господин.
– Здравствуйте, Геннадий Сергеевич. Рад вас слышать.
– Взаимно. Во-первых, хочу вас поздравить, Илья Иванович, с таким успехом. Я всегда говорил, что вы талантливы.
– Да, но при этом вы считали меня исключительно поэтом, а не писателем, – улыбнулся Достоевский.
– Мы все когда-нибудь ошибаемся. Но умные люди всегда признают свои ошибки. И это, собственно, второе, что я хочу сказать, и именно поэтому я вам и позвонил.
– Я вас не совсем понимаю.
– Сейчас поясню. Мы на редколлегии приняли решение в завтрашнем номере опубликовать ваш рассказ «Записки сумасшедшего».
– Неужели?! – обрадовался Достоевский. – Но ведь там же есть прямые намеки на действующих политиков.
– Ну и что? Они что, неприкасаемые? И потом, вы же мне сами говорили, что это же записки сумасшедшего и что с него взять. А я не могу допустить того, что у меня в редакционном портфеле лежит рассказ Ильи Достоевского, а наш читатель его еще не прочитал.
– Ну, спасибо, Геннадий Сергеевич, за приятную весть. Я, кстати, в Москву переезжаю, как говорится на ПМЖ.
– Удачи вам! И, надеюсь, не забудете, что первым стал вас публиковать некто Дорошенко.
– Как же об этом забудешь. Я, может быть, еще пришлю вам что-нибудь.
– Буду только очень рад. До свидания, Илья Иванович.
– Всего хорошего.
Отключив телефон, Достоевский усмехнулся: вот она, первая волна славы, – уже не ты звонишь, а тебе, уже не ты просишь опубликовать, а сами напрашиваются.
Экзамены в школах закончились. Достоевский собрал в портфель из школьного шкафа все свои тетради, бумаги, книги, накопившиеся за годы его учительства. Портфеля, правда, не хватило, пришлось у коллег одолжить пакет. Так с грузом в каждой руке он и покинул здание школы, а затем и школьный двор. Выйдя на улицу, он сразу же столкнулся со Светланой Ихменевой.
– Илья Иванович, давайте я вам помогу, – протянула она руку к пакету с тетрадями.
– Что ты, Света, не надо.
– Давайте, давайте, мне же не тяжело. – Она едва ли не силой взяла у него пакет, и они не спеша пошли по направлению к дому Достоевского. Достоевский знал, что Ихменева неплохо сдала ЕГЭ и с таким баллом могла претендовать на поступление сразу в несколько вузов. Об этом он ее и спросил.
– Ты уже решила, куда поступать будешь?
– Нет еще, – безразлично пожала плечами девушка. – А если честно, надоела мне эта учеба. Сколько можно? Да и мать говорит, зачем, мол, тебе институт? Чтобы быть дипломированной домохозяйкой? Найдешь, мол, себе хорошего мужа, он тебя будет любить и без корочки о высшем образовании.
– Ты серьезно или шутишь? – Достоевский внимательно посмотрел на свою теперь уже бывшую ученицу.
– Наверное, серьезно. Я еще не решила. Правда, папа считает, что институты заканчивают не ради корочки, а ради познания нового и утверждения собственного «я».
– Это ближе к истине, чем слова твоей матери. Ты, кстати, с ней уже наладила отношения или все так же?
– Более-менее, – неохотно ответила Светлана, затем улыбнулась и посмотрела на Достоевского. – Я слышала, что вы уезжаете от нас?
– Да. В Москву переезжаю. Мне там работу в одном издательстве предложили.
– Честно?
– Честнее не бывает.
– В Москву – это хорошо! Я бы тоже в Москву уехала, да не к кому. А вообще хочется куда-нибудь слить из этой глухомани.
– Как ты так о своей малой родине?
– Хм, малая родина! А что здесь хорошего? Осенью и весной грязищи по колено, развлечений почти никаких нет, институтов нет, работы тоже почти нет. Кругом пьянь, рвань, срань да брань. А я ни того, ни другого, ничего терпеть не могу. И Валику сказала, что, если услышу от него когда дурное слово, сразу в морду дам… Пойду вон в кафе к тете Жанне. Денег подзаработаю, накоплю и уеду куда-нибудь.
Они подошли к дому Достоевского, он остановился, хотел забрать у Светланы пакет, но она успела отдернуть руку.
– А можно я к вам в гости зайду, Илья Иванович?
Достоевский посмотрел на нее, заглянул в ее глаза и увидел в них такую бездонную грусть, что его даже покоробило. Он не знал, что ответить, а она не отводила взгляда и продолжала смотреть на него. А затем вдруг взяла и сказала:
– Я хочу перед вами извиниться, Илья Иванович.
– За что это?
– Это я вам тогда окно разбила.
– Ты-ы? Интересно, как это тебе удалось?
– Из рогатки.
– Ты – и из рогатки? Вот уж никогда не поверю.
– Ну, из рогатки, конечно, не я стреляла, но я попросила это сделать.
– Кого же, интересно?
– Неважно. – Ихменева не стала выдавать брата. – Так вы меня простите или нет?
– Да я уже давно забыл про это, так что не обижаюсь на тебя. Просто мне интересно – зачем?
– Из ревности!
Ихменева снова посмотрела на Достоевского в упор своими печальными глазами, и на сей раз тот увидел в ее глазах искорки то ли торжества, то ли издевки. Лицо ее при этом оставалось напряженным. Достоевский ничего не ответил. Поднял портфель с пакетом и подошел к подъездной двери, но Ихменева перегородила ему путь.
– Так я у вас спрашивала, Илья Иванович, мне можно к вам в гости зайти?
– Вот что, Света. Ты иди домой, а мне нужно собираться.
– Что же вы за истукан такой каменный? Неужели вы не понимаете, что я люблю вас?
Она заплакала и убежала, платье ее развевалось на ветру, распущенные волосы ритмично, с каждым движением, поднимались и опускались ей на плечи. Достоевский долго стоял и смотрел ей вслед, а когда она исчезла за поворотом, стоял еще некоторое время в задумчивости.
Светлана бежала, не разбирая дороги. Слезы лились по ее щекам, она их не успевала вытирать то левой, то правой рукой. Ей хотелось выть, кричать. Кровь прилила к вискам, пульс скакал бешеной собакой, сердце готово было выскочить из груди, перед глазами то и дело вспыхивали какие-то звездочки. Зачем он так? Почему? Что ей сделать, чтобы он понял, как она его любит?
Она остановилась лишь тогда, когда очутилась на вершине небольшого холма, поросшего невысоким кустарником, за которым начинался спуск к озеру. Дышать было тяжело, воздуха не хватало. Она широко открыла рот, попытавшись вдохнуть полной грудью побольше воздуха. А потом медленно стала выдыхать. И так же медленно побрела к воде.
Вдруг услышала веселый смех. Повернула голову и увидела чуть подальше, где росло несколько деревьев, покрывавших своей тенью небольшой участок берега, группку ребят, среди которых узнала и двух своих одноклассников и подружку Силину. Ей бы не хотелось сейчас ни с кем встречаться, но было поздно, Силина уже заметила ее.
– Светик, привет! – крикнула та. – Иди к нам!
– Не хочется! – негромко ответила Ихменева, развернулась и пошла в другую сторону.
Но Силина оставила ребят и побежала за Ихменевой.
– Свет, постой! Что с тобой?
Ихменева не стала ускоряться, дав себя догнать.
– Ты чего?
– Ничего! – довольно грубо ответила Светлана. – Я хочу побыть одна. Можно?
Силина остановилась, пожав плечами, но потом все-таки снова догнала Ихменеву.
– Тебя кто-то обидел?
– Да, есть один урод…
И тут Ихменева задумалась.
– Послушай, Варь, тебя, как лучшую подругу, я могу попросить кое о чем?
– Какие вопросы?
Впрочем, Ихменева тут же решила все переиграть. На ее лице изобразилось некое подобие улыбки, больше похожее на гримасу боли.