— Что вы предлагаете? Вызвать полицию? А с вами как быть в таком случае?
— Да-а, — потерянно протянул Ален. — Выходит, из-за меня ничего не сделать…
Этвуд искоса посмотрел на его расстроенное лицо и, вытаскивая вторую сигарету, сказал:
— Не будь вас здесь, я бы всё равно не обратился в полицию.
— Почему?
— Есть некоторые обстоятельства, — неопределённо ответил Этвуд, щёлкая зажигалкой. — Постарайтесь прийти сюда незаметно. Впрочем, в это время все уже будут спать.
Ложиться Ален не стал и в ожидании назначенного часа ломал голову над тем, кто подсыпал в графин яд. Сделать это мог любой из живущих в доме, комнаты Этвуда были расположены несколько в стороне от других, и зайти туда в отсутствие хозяина на две-три минуты ничего не стоило. Поначалу Ален решил, что преступник должен был знать, что Этвуд обязательно выпьет сегодня эту воду, то есть должен знать, что тот каждый вечер принимает какие-то таблетки, — это было уже кое-что, позволяющее ограничить круг подозреваемых. К примеру, сам Ален до сих пор Этого не знал. Однако потом он усомнился в правильности своих рассуждений. Во-первых, если Этвуд не скрывает специально того, что пользуется каким-то препаратом, то возможно, что он случайно обмолвился об этом при других или же посылал за лекарством прислугу. Ален вспомнил, сколько информации он получил от словоохотливой кухарки, и подумал, что строит свои заключения на ложной основе. Во-вторых, предположим, что преступник не был уверен, что Этвуд выпьет сегодня отравленную воду — что из того? Горничная вылила бы эту воду и налила свежую — никаких улик, и преступник мог спокойно повторить свой маневр. Ален поёрзал в кресле. Нет, так дело не пойдёт. Попробуем по-другому: мотивы. Кому нужна смерть Этвуда? Что мы имеем на этот счёт? Соперничество между Этвудом и Томасом Блейком, двое мужчин и одна женщина — классический треугольник. Отвергнутый поклонник с помощью яда избавляется от более удачливого соперника. Ален хмыкнул. Ладно, посмотрим, что ещё. Ещё — деньги, ибо Этвуд, очевидно, очень богат, по дому видно. Интересно, кому достанется его состояние, если он умрёт? Ален вскочил и зашагал по комнате. Решающий вопрос! Надо непременно это выяснить.
Ровно в час он вошёл в комнаты Этвуда. Труп собаки уже был завёрнут в тёмное покрывало. Они благополучно выбрались со своей ношей из дома и зашагали через парк. Этвуд шёл первым, уверенно обходя клумбы и кусты, потом сказал:
— Осторожно, нагните голову, — и нырнул прямо в заросли.
Ален с трудом пробирался за ним следом, стараясь не выронить свой конец ноши. Наконец Этвуд остановился:
— Всё, опускайте.
Они положили собаку на землю. Этвуд отогнул край покрывала, вытащил оттуда небольшую лопату и стал рыть яму. Когда она была готова, они положили туда тело собаки и забросали землёй.
— Хороший был пёс, — сказал Этвуд, когда земля была утрамбована. — Мне его подарили перед самой войной.
На обратном пути Ален отстал и потерял Этвуда из виду. Вокруг была кромешная тьма. «Хоть бы одно окно светилось», — подумал он про замок, но кругом виднелись одни тёмные кроны высоких, старых деревьев.
— Ален, Ален! — послышался голос Этвуда.
Обнаружив исчезновение своего спутника, тот повернул обратно.
— Я здесь, — отозвался Ален, ускоряя шаг. — Подождите, тут какие-то лианы…
— Какие ещё лианы? Стойте на месте.
Ален остановился, чувствуя, что вконец запутался в каких-то длинных и на удивление прочных растениях.
— Здесь плющ растёт, — сказал подошедший Этвуд. — Вы продираетесь через проволоку, по которой он вьётся — вот вам и лианы. Идите сюда, ко мне.
Выбравшись на открытое место, Ален отряхнулся, сбрасывая обрывки плюща.
Дайте мне руку, а то снова потеряетесь, — сказал Этвуд. — Идёмте.
Когда они подошли к дому, он спросил:
— Дальше сами дойдёте? Дверь я оставил открытой.
— А вы куда?
— Отнесу лопату.
— Я вас здесь подожду.
— Ладно, ждите. — Этвуд исчез в темноте.
«Надо спросить его про завещание, — подумал Ален, — только удобно ли это? А впрочем, почему бы и нет? Он же спросил, есть ли у меня деньги. Спрошу, когда придёт», — решил он.
Этвуд возник рядом совершенно бесшумно:
— Всё в порядке, идёмте.
Ален не тронулся с места.
— Филип, вам, может, неприятно, что я это спрашиваю, но при данных обстоятельствах… Скажите, если вы умрёте, кому достанется ваше состояние?
— А, вот вы о чём… Раз уж вы спросили, я отвечу, только ни к чему это. Генри и немного моей мачехе.
— Что значит немного?
— Двадцать тысяч, — уточнил Этвуд.
Если про двадцать тысяч фунтов он говорит «немного», следовательно, всё его состояние значительно больше, сделал вывод Ален. Игра стоит свеч, однако и двадцать тысяч — не пустяк, особенно если других денег у неё нет.
— У неё есть свои деньги?
— Нет.
— А на что она живёт?
— Я выплачиваю ей ежегодно определённую сумму, — нахмурился Этвуд, вопросы Алена ему явно не нравились.
— Мне кажется, вы не питаете к ней особой симпатии.
— В данном случае мои чувства роли не играют, — сухо отозвался Этвуд. — Она носит фамилию моего отца, этого достаточно.
«Он считает, что я лезу не в своё дело», — подумал Ален, но останавливаться на полпути он не собирался:
— А если она выйдет замуж?
— Тогда я буду счастлив забыть о её существовании.
— Значит, если она собирается выйти замуж, то ваша смерть ей на руку. Остаётся ответить на вопрос: собирается она замуж или нет? Вам на этот счёт ничего не известно?
— Вы полагаете, что она будет обсуждать со мной подобные намерения? — иронически осведомился Этвуд.
— Нет, но мало ли…
— Уверяю вас, если она выйдет замуж, я буду последним человеком, которого она поставит об этом в известность…
— Ясно. А Генри Блейк…
— Оставьте Генри в покое! — перебил Этвуд. — Смешно думать, что он способен кого-то отравить.
У Алена на сей счёт имелось особое мнение, однако было ясно, что Этвуд не расположен обсуждать этот вариант.
— Идёмте, уже третий час, — сказал он, прекращая разговор.
Они вошли в дом. Этвуд запер дверь, и они разошлись по свои комнатам.
«Интересно, кого подозревает сам Этвуд? — думал Ален лёжа в постели. — Дорис? В случае замужества она теряет всё, а ведь она ещё относительно молода… Однако фактически наследник Этвуда — Генри Блейк. И ему нужны деньги, а Этвуд денег ему не дал. Или дал? Как бы это выяснить?»
Заснул Ален уже под утро и в результате проспал завтрак.
— Сэр Этвуд распорядился вас не будить, — сказала молоденькая горничная, убирая постель. — Принести завтрак сюда?
Однако Ален отказался, обрадовавшись предлогу побывать на кухне и поговорить с миссис Вуд. Навести её на нужную тему не составляло труда.
— Она не настоящая леди, — презрительно сказала кухарка. — Сразу видно: не из того она круга, из певичек или что-то в этом роде. Сэр Этвуд потом сам не рад был, что женился на ней, да куда деваться… Разводы в их роду не приняты. Так и мучился.
— Они часто ссорились?
— Скандалов у них не было, врать не буду. Она-то поначалу горазда была истерики закатывать, да толку от этого не было. Ну, она поняла, что криком здесь не возьмёшь, и утихомирилась. Да и чего кричать-то? Денег у неё было вдоволь, наряды, развлечения — пожалуйста. Нет, внешне всё прилично было. А когда гости приезжали, она держалась как настоящая леди. Правда, один раз они крупно поскандалили, вот тогда много шума было.
Ален поинтересовался, отчего произошёл скандал, и миссис Вуд рассказала следующее. Всё началось из-за того ожерелья, которое Филип собирался подарить Джудит, а потом выбросил. Когда Дорис об этом узнала, она подняла крик: что, мол, сэр Этвуд вконец распустил сына и во всём ему потакает. Однако ожерелье принадлежало самому Филипу, а не его отцу, — досталось ему от деда. Дед его, мистер Уайт, отец покойной леди Этвуд, был человеком очень состоятельным и всё оставил ему. Филип потом долго не разговаривал с Дорис, а когда началась война, всё это отошло на второй план и забылось.
— Я тут двадцать восемь лет живу, так уж всё знаю, — с гордостью сказала миссис Вуд. — Да вы ешьте, сэр, ешьте, у вас всё уже остыло. Давайте я вам другого чая налью, горяченького.
— Спасибо, миссис Вуд. Замечательные у вас булочки, давно таких не ел.
— Вам нравится? Я очень рада. Мистер Генри до них тоже большой охотник. Когда он маленьким тут жил, то, бывало, каждое утро забегал на кухню и спрашивал, будут ли сегодня ореховые булочки.
— Они с братом совсем не похожи, — Ален перевёл разговор на Блейков.
Миссис Вуд и здесь оказалась в курсе и тотчас обрисовала все подробности. Оказалось, что Томас и Генри — братья только по отцу. Когда мистер Блейк познакомился с сестрой леди Этвуд, Рут Уайт, и стал за ней ухаживать, у него уже был один сын, Томас, хотя он и не был женат на его матери. Мистер Уайт был категорически против этого брака и, когда Рут всё-таки вышла замуж за Блейка, поклялся, что ни она, ни её дети не получат от него ни пенни, и сдержал своё слово, составив завещание, по которому всё досталось Филипу, а Генри — ничего. Рут к тому времени умерла, а мистер Блейк вернулся к матери Томаса и женился на ней. Новая миссис Блейк не жаловала Генри, и он подолгу жил в доме Этвудов; с Филипом он дружил с детства.
— Какие они тут игры устраивали, — сказала миссис Вуд с улыбкой. — Дым коромыслом!
Она ещё долго предавалась воспоминаниям, однако ничего нового Ален больше из неё не выудил.
«Получается, что Томас Блейк Этвуду вообще никто, — подытожил он, — двоюродный брат его — один Генри. Филип с детства дружит с ним, снабжает деньгами и сейчас не желает думать, что тот хочет его убить. Однако дал ли он ему денег сейчас? Помнится, Генри говорил Томасу, что Этвуд последний раз грозил, будто бы больше денег не даст, и что тогда положение его отчаянное. Как бы узнать, получил он деньги или нет? Если напрямик спросить у самого Этвуда, тот наверняка поинтересуется, откуда мне это известно. Неловко признаваться, что я подслушал разговор Блейков, когда изучал потайной ход».