— Утром я возьму с собой девушку в Хьюстон, — продолжаю я. — Сообщи Явочной Квартире Двенадцать о моем прибытии.
— Почему Двенадцать? — Николас осторожно смотрит на меня. — Ты всегда выбирал Явочную Квартиру Девять. Двенадцать не твоя... Сказать ее тип?
— Я отправляюсь туда не за этим, — говорю я ему.
Он верит, но я чувствую, что он не совсем согласен с этим.
Что-то отличает брата как связного от моего брата, и я намерен выяснить, что.
— Зачем вообще ехать в Хьюстон? — спрашивает он, по-видимому, раздраженный моими решениями в целом. — Ты должен ждать, пока он придет к тебе, и быть готовым к этому. Почему ты затягиваешь это, Виктор? — Злость и разочарование повышают его голос.
— Я заберу девушку туда, чтобы оставить ее в безопасности, — говорю я, и на его лице отражается более чем достаточно вопросов, показывая, что он вышел из себя из-за моей аргументации. Так что для сохранения отношений с братом я добавляю, — Николас, это временно, я тебя уверяю. Ты должен доверять мне.
— Очень хорошо, — Николас соглашается, подавляя подозрения. — Я предупрежу Явочную Квартиру Двенадцать о твоем прибытии. Она будет ждать тебя.
А затем видеосвязь обрывается.
Я пробегаюсь пальцем по ряду сенсорных клавиш, взламывая систему через черный ход. Я набираю длинную серию команд, очищая устройство от всей компрометирующей корреспонденции, а затем вызываю сбой в системе. Я беру iPad и тихо прохожу мимо Сэрай в ванную комнату, стирая с каждого его квадратного дюйма свои отпечатки пальцев с помощью оставшегося алкоголя. А затем бросаю устройство в дальнюю часть туалета.
Я заползаю на кровать у окна и ложусь на спину, в темноте глядя в потолок.
— Я ему сильно не нравлюсь. Не так ли?
Я тихо столбенею от того, что ей удалось притвориться спящей без моего ведома.
Она притворялась? Или из-за нее я становлюсь рассеянным?
— Нет, — отвечаю я, не глядя на нее.
— А тебе?
Вопрос озадачивает меня.
Девушка встает с кровати, и я поворачиваю голову, чтобы увидеть, как она приближается. Не зная, что делать, неспособный читать ее из-за смущения от ее действий, я молчу. Она ложится рядом со мной. Ее колени подтянуты и сжаты вместе, руки зажаты между ними, Сэрай смотрит на меня.
— Ты должна вернуться в свою кровать, — говорю я.
— Я просто хочу спать здесь. Это не то, что ты подумал. Я просто боюсь.
— Ты ничего не боишься, — говорю я, снова смотря в потолок.
— Ты ошибаешься, — возражает она.— Я боюсь всего. Того, что будет завтра, и выживу ли я, чтобы увидеть, чем все закончится. Я боюсь Хавьера или кого-нибудь еще, кто войдет в эту дверь и убьет меня спящей. Я боюсь оказаться неспособной жить нормальной жизнью. Я уже даже не знаю, что чувствуют нормальные люди.
— Страх и неопределенность - совершенно разные вещи, Сэрай. Ты ничего не боишься, но сомневаешься во всем.
— Как ты можешь в это поверить? — Она кажется по-настоящему озадаченной моей оценкой ее.
Я смотрю на нее и отвечаю:
— Потому что ты не пошла в полицию. Потому что ты не пыталась связаться с кем-нибудь еще, кого ты знала, хотя у тебя было множество возможностей сделать это. Потому что ты вернулась в машину. Со мной. Убийцей. Потому что ты знаешь, что я убью тебя, не раздумывая дважды и не буду раскаиваться, а еще ты лежишь рядом со мной. Здесь, на этой кровати. Одна и охотно.
Я поворачиваюсь и поднимаю с пола за кроватью пистолет и до того, как девушка понимает, что происходит, его дуло прижимается к ее подбородку, принуждая ее откинуть голову. Я прижимаю ее своим телом, наши плечи соприкасаются, вес моей руки с пистолетом давит ей на грудь. Мои глаза изучают ее, в ее глазах вопрос и удивление, хоть и слабое. Я смотрю на ее рот, ее нежные и невинные губы мягко сжаты.
Я наклоняюсь и шепчу ей:
— Потому что ты не дрожишь, Сэрай. — И затем медленно убираю пистолет, не сводя с нее своих глаз.
— Я не Хавьер, — говорю я. — Ты ошиблась, если решила, что можешь манипулировать мной так, как ты делала это с ним.
Девушка кажется обиженной, хотя этого очень мало в ее глазах, я это вижу. Это именно та реакция, которую я хотел. В которой я нуждался, чтобы узнать, что обвинение было ложным.
Не споря, она смотрит мимо меня и переворачивается на другой бок. Она не встает и не уходит на свою кровать.
И я не принуждаю ее.
— Я не была с Хавьером по собственной воле, — говорит она спиной ко мне. — У меня нет никаких причин манипулировать тобой.
Проходит минута тишины; только шарканье ног, спускающихся по покрытому коврами полу коридора за дверью, нарушает ее.
— Я рада тому, что ты вернулся, — мягко говорит Сэрай. — И Виктор... Я должна сказать тебе. Я была лгуньей в течение последних девяти лет моей жизни. Все, что я сказала, сделала и выразила, было ложью. Мне нравится думать, что я научилась этому к настоящему времени. — Она прерывается, и я не хочу долго задаваться вопросом, что она будет с этим делать. — Я заметила, что все время, что ты говорил с тем человеком, Николасом, обо мне, ты ему врал. — Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. — Спасибо за то, что ты помогаешь мне.
Затем она отворачивается, и остаток ночи ничего мне не говорит.
Сэрай
На следующее утро я просыпаюсь, запутавшись в простыне на середине кровати Виктора.
Интересно, здесь ли он спал прошлой ночью.
— Идем, — говорит он где-то позади меня. — У нас есть два часа до отлета самолета, а тебе нужна новая одежда.
Я переворачиваюсь, чтобы увидеть его стоящим в комнате, полностью одетого в свой костюм и окровавленную белую рубашку, ожидающего меня.
Я вижу на его рубашке, заправленной в брюки, кровавое пятно.
— Не мне одной нужна новая одежда.
Я подхожу к нему и пытаюсь вытянуть его рубашку, но он запахивает пиджак и застегивает его только на одну пуговицу, скрывая заметное красное пятно на белой ткани.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, слегка задетая тем, что он не дал мне шанса осмотреть его рану.
— Я в порядке.
— Но тебе нужно как минимум сменить эту марлю.
— Я знаю, — беспечно говорит Виктор. — И позабочусь об этом, когда мы будем в Хьюстоне.
Мы едем в соседний универмаг, он паркуется у входа и выходит из машины. Я остаюсь сидеть, не ожидая, что она заставит меня идти внутрь разутой, наблюдая за мной.
Перед тем, как он закрывает дверь, говорю:
— Я, наверно, должна сказать тебе размер, который я ношу.
Он закрывает дверь, не позволяя мне закончить, обходит машину и открывает дверь с моей стороны, ожидая меня.
— У тебя шестой размер, — говорит он, удивляя меня. — А теперь выходи. Ты не можешь остаться здесь одна.
— Я не могу идти внутрь так. — Я указываю на свои босые ноги, мои ступни уже черные от хождения без обуви со вчерашнего дня. — Я босая. Ни футболки, ни обуви, никакого обслуживания.
Явно раздраженный мной, Виктор берет меня за руку и вытаскивает из машины.
Я с трудом протестую.
Мы находились в магазине всего пятнадцать минут перед тем, как выйти из него с новыми обычными серыми штанами, простой белой футболкой и парой кроссовок. Он также позволил мне взять упаковку белых носков и шесть пакетов белых хлопковых трусиков. Все время у меня было ощущение, будто я что-то забыла, но вспомнила только, когда мы вернулись в машину: я должна была купить лифчик. Прошло так много времени с тех пор, как я его носила, что я действительно забыла его важность.
Я ожидала увидеть обычный аэропорт и полететь на пассажирском самолете, но вместо этого мы поехали в место за Грин Вэлли и сели в частный самолет. В этом есть смысл, как я понимаю, так как он не может спокойно пройти личный досмотр в любом государственном аэропорту с полным чемоданом оружия, спортивной сумкой с кучей наличных и множеством других подозрительных предметов.
Пока мы летим в крошечном самолете, Виктор дарит мне мое собственное фальшивое водительское удостоверение, которое настолько похоже на настоящее, что легко могло бы сойти за выданное ДАТ3. Я удивляюсь, где он его взял, но не спрашиваю, предполагая, что рано утром, как раз перед тем, как мы ушли, он спустился к ресепшн в холле, чтобы получить "посылку".
Сегодня я двадцатилетняя Изабель Сейфрид из Сан-Антонио, Техас.
И фотография, я даже не уверена, как ему удалось ее сделать, но она определенно моя и настолько свежая, что я на ней одета в ту же грязную майку, которую носила с тех пор, как сбежала из лагеря. Естественный фон с фото был удален и заменен на скучный голубой фон ДАТ, так что у меня нет идей, где я была, когда он сделал фото. Я не знаю, но у меня есть водительское удостоверение, и для меня нет ничего лучше.
— Место, куда мы направляемся, — говорит Виктор, — безопасное, но женщина оттуда не знает твоего настоящего имени. Никто оттуда не должен его узнать. Я буду обращаться к тебе как к Изабель, и ты должна отзываться на это имя так, будто оно твое собственное.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Кто эта женщина?
— Она связной... своего рода. Хотя больше для контактов.
Смутившись, я спрашиваю:
— Но если она одна из вас, зачем ей врать?
Он делает глоток воды и ставит бутылку обратно на маленький столик, прикрепленный к стенке самолета под овальным окном.
— Это просто предосторожность, — говорит он, опираясь головой на подголовник. — Когда один человек разыскивается множеством состоятельных людей, практически каждый может начать сомневаться.
Я поднимаюсь с сиденья.
— Подожди, что ты сказал? Ты думаешь, что кто-нибудь еще знает о том, что я сбежала от Хавьера?
— Я не получил этому подтверждения, но лучше приготовиться заранее.
Как будто я недостаточно побыла на краю...
Глава 18
Наш самолет приземляется в Хьюстоне только после двенадцати и там обычная голубая машина - похожая на ту, что водила моя мать, - ожидает нас у входа. Виктор берет все три сумки и прячет их в багажник. Женщина за рулем - связной, предполагаю я. Но она выглядит такой же обычной, как и ее машина. Я ожидала большей утонченности, как у Виктора в его черном костюме и дорогих туфлях, но в действительности она больше похожа на меня.