Но, в связи с освоением ПВО ракетной техники, со штабом ПВО Москвы а, следовательно, и с Батицким стал плотно работать Л. П. Берия. И Батицкий вдруг покидает должность начальника штаба ПВО. Если бы он пошел на повышение или вернулся в пехоту, то тут особо нечего сказать. Но этот пехотинец вдруг становится начальником штаба Военно-воздушных сил Московского военного округа! Хоть в авиацию, но в Москве! И опять какая-то «рука» ему в этом помогла. Но с другой стороны, эти факты косвенно свидетельствуют, что Батицкий не сработался с Берия и, следовательно, мог затаить на него злобу.
Чтобы вы поняли, насколько в авиации тех времен была высока плотность боевых генералов-авиаторов без должности, напомню, что на тот момент (имея уже звание Главного маршала авиации) А.Е. Голованов окончил Академию Генерального штаба, затем курсы «Выстрел», но никакой должности так и не получил, уволившись в 1953 г. из армии в возрасте 49 лет. Батицкий в авиации был как собака на заборе.
Какие были перспективы роста в авиации у пехотинца Батицкого, который уже 10 лет застрял на звании генерал-майора? Думаю, что никаких, и думаю, что у Батицкого по этой причине были особые основания не любить Берия.
Вот тут обращает на себя внимание такой момент. Ведь Москаленко действовал в тайне от своего непосредственного начальника – командующего Московским военным округом, поэтому он мог привлечь к операции по «аресту» Берия только непосредственно подчиненных себе офицеров. Выше я уже приводил цитату из его воспоминаний, в которой он пишет, что даже в Кремль после «ареста» Берия были привезены 30 офицеров, и все – из штаба ПВО. Это естественно, кто бы в других родах войск и военных учреждениях стал выполнять его приказы в таком деле?
Но что касается формирования группы для «ареста» Берия, то Москаленко пишет так:
«Нажатием кнопки электрического сигнала я тут же вызвал офицера для особых поручений майора В. И. Юферева, начальника штаба генерал-майора А. И. Баксова, начальника Политуправления полковника Зуба И. Г. и сказал им – надо ехать в Кремль, взяв с собой оружие, но так как его ни у кого не было, то я вызвал коменданта штаба майора М. Г. Хижняка и приказал ему принести и выдать пистолеты и патроны. Так как группа была маленькая, то я позвонил начальнику штаба ВВС (бывшему начальнику штаба Московского округа ПВО) генерал-майору П. Ф. Батицкому и предложил ему прибыть ко мне, имея с собой оружие».[374]
То есть Батицкий каким-то образом у себя в ВВС получил оружие, бросил службу и прибыл к Москаленко в качестве добровольца. Если бы это было в США, то можно было бы написать, что крестный отец (Москаленко) вызвал из Сицилии специалиста-киллера (Батицкого).
Случайно ли Батицкий попал в эту команду? У Москаленко под рукой было почти 35 офицеров, зачем ему еще и Батицкий? Не потому ли, что из этих 35 никто бы не нажал на курок в той обстановке, в которой Хрущев требовал на него нажать?
И потом. Если Берия был убит случайно, то тогда и Москаленко, и Батицкий идиоты, которым нельзя поручить ответственное дело. В этом случае их если и не наказали бы, то уж во всяком случае не награждали.
А здесь награды посыпались да какие! У Москаленко все же хватило ума отклонить звезды Героев себе и Батицкому сразу же после убийства, но генерал-полковник Москаленко, 10 лет сидевший в этом звании, немедленно принял звание генерала армии и должность командующего Московским военным округом, в 1955 г. он становится маршалом, а генерал-майор Батицкий сходу схватил звание генерал-полковника (!) и должность командующего ПВО этого округа.
За ошибки так не награждают![375]
Москаленко начал расти вверх и в должностях, как на дрожжах. По мнению Сталина, лучшим полководцем СССР был К. К. Рокоссовский, который к моменту «разоблачения культа личности Сталина» был заместителем министра обороны. Такое же мнение о Рокоссовском было практически у всех очень завистливых наших генералов и маршалов. Ф. Чуев пишет: «Хрущев развернул антисталинскую кампанию. Он попросил Рокоссовского написать что-нибудь о Сталине, да почерней, как делали многие в те и в последующие годы. Из уст Рокоссовского это прозвучало бы: народный герой, любимец армии, сам пострадал в известные годы…
Маршал наотрез отказался писать подобную статью, заявив Хрущеву:
Никита Сергеевич, товарищ Сталин для меня святой!
На другой день, как обычно, он приехал на работу, а в его кабинете, в его кресле, уже сидел маршал К. С. Москаленко, который предъявил ему решение Политбюро о снятии с поста заместителя министра. Даже не позвонили заранее…» [376]
Но еще быстрее росла наглость Москаленко, причем так, что даже Хрущев в мемуарах вынужден был на нее пожаловаться. Он вспоминал:
«Когда в 1957 г. обсуждался вопрос о пресечении попытки Жукова организовать военный путч с целью захвата власти в руки военной хунты, то Москаленко активно выступал с обвинениями когда Москаленко со страстью обвинял Жукова за поползновение к захвату власти, а Жуков с его солдатской грубостью, с его солдатской прямотой (а я верю Жукову, что он сказал правду) бросил ему: „Что ты меня обвиняешь? Ты же сам не раз мне говорил: чего смотришь? Бери власть в свои руки, бери!“
Когда я услышал это, то был поражен. Такого я никак не ожидал от Москаленко. Жукову не было смысла лгать. Да и Москаленко никак не смог парировать такое серьезное обвинение, фактически в государственной измене. Когда я рассказал об этом Малиновскому, Малиновский по собственной инициативе внес предложение об освобождении Москаленко от занимаемых постов.
Но я сказал: «Родион Яковлевич, вряд ли нужно так поступать. Это же Москаленко! Если будет нормальная обстановка (а я был уверен, что она нормализуется), то Москаленко станет честно выполнять свои обязанности». Малиновский посмотрел на меня с каким-то удивлением. В его взгляде читалось удивление потому, что то, что сказал Жуков и не отрицал Москаленко, – подсудное дело. Заговор! А я сказал тогда членам Президиума ЦК: «Давайте не будем сейчас следовать государственному принципу, хотя следовало бы провести следствие и судить Москаленко. Надо принять во внимание ту роль, которую он сыграл при аресте Берии, когда мы прибегли к его помощи, и он честно выполнил все, что ему поручили. Поэтому давайте простим ему данный эпизод».
Это я рассказал, чтобы показать, кто есть Москаленко».[377]
Москаленко
Заметьте, Хрущев был вынужден простить Москаленко даже участие в заговоре против себя! Да разве имел бы Москаленко над Хрущевым такую власть, пусть бы арестовал даже не Берия, а самого Сатану в преисподней?
Итак, мы видим, что энергичная деятельность Берия по устранению партноменклатуры КПСС от власти и оставление всей полноты власти только у Советов не могла привлечь к нему симпатии большинства партноменклатуры, да и среди других слоев высшего чиновничества СССР сторонников у него было, видимо, не много.
Но мы также видим, что Хрущев помимо коллективного страха имел еще какие-то более веские причины не просто удалить Берия от власти, но и закрыть ему рот навсегда. Невольно приходишь к выводу, что Хрущев замешан в другом тяжком преступлении. Чтобы это могло быть?
Придется нам вернуться от описываемых событий на три месяца назад и посмотреть, как умирал Сталин.
Если о смерти Берия есть хоть какая-то «официальная» версия, от которой можно оттолкнуться, то о смерти Сталина официально известно только то, что он все же умер. С самого начала, с момента объявления его болезни, началась ложь, уже хотя бы в том, что, неизвестно по каким соображениям, было сообщено, что кровоизлияние в мозг у Сталина произошло в Кремле, в его кабинете.
Далее официальные лица лгали по обстоятельствам. Когда в 1956 г. потребовалось заплевать Сталина, начав борьбу с «культом личности», сначала И. Эренбург, а затем член президиума ЦК П. Пономаренко распространили за рубежом версию, что инсульт у Сталина случился якобы на заседании Президиума ЦК, где Сталин якобы поставил вопрос о выселении всех евреев СССР в Еврейскую автономную область. Дескать, все члены Президиума стали кричать на Сталина, грозиться сдать партбилеты, и даже Берия переметнулся на сторону защитников бедных евреев, – вот у Сталина и произошел удар. Позже эту же версию, но только с перенесением места действия на дачу Сталина, рассказал Хрущев Гарриману, с разрешением ее публикации.[378] Причина этой версии тоже понятна – Президиуму ЦК КПСС нужно было привлечь на свою сторону и подключить к разоблачению «культа личности» еврейские СМИ Запада, а это, по сути, все СМИ Запада.
Впоследствии однако часть лиц из тех, которые присутствовали при кончине Сталина, оставили воспоминания. Таких свидетелей, по сути, два. Это Хрущев и охрана Сталина. Охрану я свожу в одно лицо, поскольку ее остатки коллективно наговорили первые воспоминания только в 1977 г., а Хрущев умер в 1971. Ни он, ни они вранья друг друга не слышали и согласовать его не могли.
То, что все эти свидетели врут, вы увидите ниже, но то, что они врут, это естественно. Все они были умышленными (Хрущев) и неумышленными (охрана) убийцами Сталина, и им есть, что скрывать. Но, повторяю, поскольку они не согласовали вранье, то по нему можно догадаться, что именно они хотят скрыть враньем и как происходило дело.
Давайте начнем с Хрущева.
Он о ночи с 28 февраля (суббота) на 1 марта (воскресенье) 1953 г. вспоминает так.
«И вот как-то в субботу от него позвонили, чтобы мы пришли в Кремль. Он пригласил туда персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Он говорит: „Давайте посмотрим кино“. Посмотрели. Потом говорит снова: „Поедемте, покушаем на Ближней даче“.