правду, рассказала, что до революции она хорошожила с мужем. После революции муж тут жезаписался в партию большевиков и стал“непослушный, никого не признавал и как будтодаже свою семью перестал жалеть”.
Охранник Летемин сознается, что, когдаон предложил свои услуги по охране Царя, о егоповедении справлялись и, справившись, приняли вохрану. В прошлом этого человека был приговорЕкатеринбургского Окружного Суда с участиемприсяжных заседателей: в 1911 году Летемин былосужден на четыре года в арестантские роты слишением прав за покушение на растлениемалолетней девочки, каковое наказание и отбыл.
Как жилось Царю и его семье в такойобстановке?
Императрица, Мария Николаевна иДемидова писали в Екатеринбург, когда тамоставались дети. Они прибегали к конспиративномуязыку. Несомненно, в доме Ипатьева жилось плохо.
Свидетели показывают:
Жильяр: “24 апреля (старого стиля) отГосударыни пришло письмо. Она извещала нас в нем,что их поселили в двух комнатах Ипатьевскогодома; что им тесно; что они гуляют лишь вмаленьком садике; что город пыльный; что у нихрассматривали все вещи и даже лекарства. В этомписьме в очень осторожных выражениях она давалапонять, что надо взять нам с собой при отъезде изТобольска все драгоценности, но с большимипредосторожностями. Она сама драгоценностиназывала условно “лекарствами”. Позднее на имяТеглевой пришло письмо от Демидовой, писанноенесомненно по поручению Ее Величества. В письменас извещали, как нужно поступить сдрагоценностями, причем все они были названы“вещами Седнева”.
Битнер: “Я знаю, были тогда письма отГосударыни и Мария Николаевны. Они писали, чтоспят “под пальмами” (на полу, без кроватей) иедят вместе с прислугой, что обед носят изкакой-то столовой, а Государыне Седнев готовитмакароны на спиртовке”.
Теглева: “Были получены письма отГосударыни и Марии Николаевны на имя Княжен имною от Марии Николаевны и Демидовой. Из этихписем можно было понять, что им живется худо.Мария Николаевна писала, что они спят в однойкомнате, что они все (вместе с прислугой) обедаютвместе, что им Седнев готовит только кашу и чтообед они получают из советской столовой.Демидова мне писала: “Уложи, пожалуйста,хорошенько аптеку и посоветуйся об этом сТатищевым и Жильяром, потому что у нас некоторыевещи пострадали”. Мы поняли, что пострадали у нихнекоторые ценные вещи, и решили, что этоИмператрица дает нам приказание позаботиться одрагоценностях”.
Чемодуров: “Как только Государь,Государыня и Мария Николаевна прибыли в дом, ихтотчас же подвергли тщательному и грубомуобыску, обыск производили некий Б. В. Дидковский [72 ] и Авдеев — комендант дома, послужившегоместом заключения. Один из производивших обысквыхватил ридикюль из рук Государыни и вызвалзамечание Государя: “До сих пор я имел дело счестными и порядочными людьми”. На это замечаниеДидковский ответил: “Прошу не забывать, что Вынаходитесь под следствием и арестом”. Випатьевском доме режим был установлен крайнетяжелый, и отношение охраны было прямовозмутительное, но Государь, Государыня иВеликая Княжна Мария Николаевна относились ковсему происходившему по наружности спокойно икак бы не замечали окружающих лиц и их поступков.День проходил обычно так: утром вся семья пилачай — к чаю подавался черный хлеб, оставшийся отвчерашнего дня; часа в 2 обед, который присылалиуже готовым из местного совета рабочихдепутатов, обед состоял из мясного супа ижаркого; на второе чаще всего подавались котлеты.Так как ни столового белья, ни столового сервизас собой мы не взяли, а здесь нам ничего не выдали,то обедали на не покрытом скатертью столе;тарелки и вообще сервировка стола была крайнебедная; за стол садились все вместе, согласноприказанию Государя случалось, что на семьобедавших подавалось только пять ложек. К ужинуподавались те же блюда, что и к обеду. Прогулка посаду разрешалась только один раз в день, втечение 15—20 минут; во время прогулки весь садоцеплялся караулом; иногда Государь обращался ккому-либо из конвойных с малозначащим вопросом,не имевшим отношения к порядкам, установленным вдоме, но или не получал никакого ответа, илиполучал в ответ грубое замечание-День и ночь вверхнем этаже стоял караул из трехкрасноармейцев: один стоял у наружной входнойдвери, другой в вестибюле, третий близ уборной.Поведение и вид караульных были совершеннонепристойные: грубые, распоясанные, с папиросамив зубах, с наглыми ухватками и манерами, онивозбуждали ужас и отвращение”.
Я допускал, что Чемодуров мог быть невполне откровенен в своих показаниях передвластью, и выяснял, что он рассказывал другимлюдям про жизнь в Ипатьевском доме.
Свидетели показали:
Волков: “Я разговаривал с ним. Он былсильно потрясен. Он мне говорил, что из Тюмени ихвозил Яковлев куда-то взад и вперед, так что онсовсем потерялся и не знал, куда же именно возилЯковлев. Привезли их в Екатеринбурге прямо в домИпатьева... Обращались плохо, грубо. Онрассказывал, что однажды один какой-то избольшевиков стал рассматривать флаконы Государьи нюхать их. Государь сказал ему на это: “До сихпор я имел дело все-таки с порядочными людьми”.Этот большевик ушел, сказал словах Государякому-то другому, и тот грубо сделал замечайГосударю: “Не забывайте, что Вы арестованный”.Обедали они все вместе. Во время обеда подходилкакой-нибудь красноармеец, лез ложкой в миску ссупом и говорил: “Вас все-таки еще ниче кормят”.Видимо, здесь, в Екатеринбурге, обращение былосовсем иное, чем в Тобольске”.
Гиббс: “Чемодуров мне говорил, чтоздесь (в Екатеринбурге им было плохо: с нимиобращались грубо. Он говорил, что на Пасху них былмаленький кулич и пасха. Комиссар пришел, отрезалсебе большие куски и съел. Он вообще говорил прогрубости”.
Кобылинский: “Передаю главное из егорассказов, что сохранила память. Когда Государь,Государыня и Мария Николаева прибыли в домИпатьева, их обыскали. Обыскивали хамски, грубоГосударь вышел из себя и сделал замечание. На этоему было вгрубой форме указано, что онарестованный... Обед был плохой. Снимзапаздывали: приносили его готовым из какой-тостоловой вместо часа в три-четыре. Обед был общийс прислугой. Ставилась на стол миска; ложек,ножей, вилок не хватало; участвовали в обеде икрасноармейцы; придет какой-нибудь и лезет вмиску: “Ну, с вас довольно”. Княжны спали на полу,так как кроватей у них не было. Устраиваласьперекличка. Когда Княжны шли в уборную,красноармейцы, якобы для караула, шли за ними...Вообще даже со слов Чемодурова можно было понять,что царская семья подвергалась невыносимымморальным мукам”.
Жильяр: “Про Чемодурова я могу сказатьследующее. После допроса его Сергеевым онприехал ко мне в Тюмень. Он мне рассказывал, чтоего допрашивал Сергеев. Чемодуров мне говорил,что он не сказал всей правды Сергееву. Он былнедоволен не лично Сергеевым, а самым фактомдопроса его. У него была вера, что царская семьяжива, и он мне говорил, что, пока он не убедился кее смерти, он не скажет правды при допросе. Сомной он был откровенен. Он называл мне Авдеева,как главное лицо в доме Ипатьева. Он говорил, чтоАвдеев относился к семье отвратительно. Я точно ихорошо помню следующие случаи, о которых онрассказывал. Чемодуров говорил, что вместе сцарской семьей за одним столом обедали иприслуга и большевистские комиссары, которыенаходились в доме. Однажды Авдеев, присутствуя затаким обедом, сидел в фуражке, без кителя, куряпапиросу. Когда ели битки, он взял свою тарелку и,протянув руку между Их Величествами, стал брать всвою тарелку битки. Положив их на тарелку, онсогнул локоть и ударил локтем Государя в лицо. Япередаю Вам точно слова Чемодурова. Когда Княжнышли в уборную, их там встречал постовойкрасноармеец и заводил с ними “шутливые”разговоры, спрашивая, куда они идут, зачем и т. д.Затем, когда они проходили в уборную, часовой,оставаясь снаружи, прислонялся спиной к двериуборной и оставался так до тех пор, пока еюпользовались. Вот эти случаи издевательства надними я хорошо помню из рассказов Чемодурова”.
Лакей Иван Седнев и дядька НаследникаНагорный сидели в одной тюрьме с князем Львовым.
Он показывает: “Про екатеринбургскийрежим Седнев и Нагорный говорили в мрачныхкрасках... Они (охранники) начали воровать первымделом. Сначала воровали золото, серебро. Потомстали таскать белье, обувь. Царь не вытерпел ивспылил: сделал замечание. Ему в грубой формеответили, что он арестован и распоряжатьсябольше не может. Самое обращение с ними вообщебыло грубое. И Седнев и Нагорный называли режим вдоме Ипатьева ужасным. Становилось, по их словам,постепенно все хуже и хуже. Сначала, например, напрогулки давали 20 минут времени, а потом сталивсе уменьшать это время и довели до 5 минут.Физическим трудом совсем не позволялосьзаниматься, Наследник был болен... В частности,дурно обращались с Княжнами. Они не смели безпозволения сходить в уборную. Когда они шли туда,их до уборной обязательно провожал красноармеец.По вечерам Княжен заставляли играть на пианино.Стол у них был общий с прислугой. Седневудивлялся, чем была жива Императрица, питавшаясяисключительно одними макаронами. Седнев иНагорный ссорились в доме Ипатьева из-за царскихвещей: как преданные семье люди, они защищали ееинтересы. В результате они попали в тюрьму. Ихрассказы подтверждали и красноармейцы, которыекараулили нашу тюрьму[ 73 ]. Этикрасноармейцы по очереди караулили то у нас, то вдоме Ипатьева. Они со мной разговаривали. Ихрассказы во всем сходились с рассказами Седневаи Нагорного. Они — это я помню — подтверждали,что Княжен заставляли играть на пианино, и вообщеговорили, что с семьей обращаются худо”.
Анна Белозерова жила с охранникомВасилием Логиновым. Стараясь говорить в мягкихтонах про охранников, она говорит, что Княжны“учили играть их на какой-то музыке”.
Обвиняемые Медведев, Проскуряков иЯкимов объяснили:
Медведев [ 74 ]: “Царь по внешнемувиду все время был спокоен, ежедневно с детьмивыходил гулять в сад, сын Алексей ходить не мог, унего болела нога, и его выносили в сад на руках,выносил его на руках всегда сам Царь, которыйвообще всегда сам ходил за ним, супруга Царя в сад