– Эй, Мэйми, как дела?
– Были бы чертовски лучше, – ответила она, – если бы не такие любопытные, как ты!
В городе Мэйм была не одна такая, на Линии процветал незаконный бизнес. Мэйми, Жидовка Дженни, Большая Фло, Маленькая Фло – все они открыто рекламировали свои услуги в местных газетах: удовлетворение гарантировано, «особое внимание старшеклассникам и коммивояжерам». Проституция была незаконной в штате Нью-Йорк – на федеральном уровне ее объявили таковой в 1910 году, с принятием Закона Манна, но фактически закрывали глаза на продолжающуюся практику. Мало кто из влиятельных лиц выражал по этому поводу свое беспокойство, кроме разве что громкоголосых воскресных проповедников и политиков во время предвыборной кампании, но последние забывали о своих обещаниях, как только закрывались избирательные участки.
Таковы были два мира Хейзел Дрю: с одной стороны – сонные провинциальные городки Поэстенкилл и Сэнд-Лейк с их фермами, угольными горелками и церковными пикниками, а с другой – богатый и кипучий мегаполис Трой, утонченный, пьянящий и полный опасностей.
В доме Хислопов Хейзел провела четыре года, с 1902 по 1906 год, живя там и работая в качестве домашней прислуги. В то время это было обычным занятием для молодых девушек, особенно из бедных семей, которые рано бросали школу ради заработка. Между членами семьи и слугами нередко устанавливались тесные, почти родственные связи. Но стоило только служанке переступить черту, как ее выставляли из дома, зачастую отправляя к знакомым. Никаких объяснений касательно того, что послужило причиной разрыва, девушке никто не давал.
Томасу Хислопу, первому в истории Троя городскому казначею, было чуть за сорок, он был женат и имел двоих детей, когда Хейзел начала работать на него в 1902 году. Уроженец Троя, Хислоп изучал бизнес в колледже и после окончания школы устроился фармацевтом в продуктовый магазин своего отца. Какое-то время он управлял компанией «Фут энд Торн»», занимался оптовой торговлей стеклом в Нью-Йорке и был совладельцем парома «Трой» и «Уэст-Трой». Хислоп участвовал в испано-американской войне и был членом Национальной гвардии, Гражданского корпуса Троя и кадетов Тиббитса, организации ветеранов войны, которые служили в воинских частях Троя еще в 1876 году, названной в честь генерал-майора Уильяма Баджера Тиббитса, отличившегося в ходе Гражданской войны.
Хислопа знали и уважали в городе, он был членом всех достойных клубов, включая Масонскую ассоциацию ветеранов и Ложу Лосей. Он служил в методистской епископальной церкви на Третьей улице, а в 1902 году – когда Хейзел приняли на работу – в его доме на Третьей улице, 360, жил также и пастор церкви Джон М. Харрис. Сама Хейзел тоже посещала методистскую церковь на Третьей улице.
К тому времени, когда Хейзел вошла в его жизнь, Хислоп покончил с частной торговлей и был готов попробовать себя на государственной службе. Поначалу все шло хорошо. Он выиграл свои первые выборы в качестве городского казначея по республиканскому списку, впоследствии выиграв и переизбрание. В течение многих лет партийные знаменосцы восхваляли его. Хислоп, кричали они, был честным, эффективным и благоразумным, именно таким человеком, которому вы хотели бы доверить свои деньги. Но в 1905 году Хислоп совершил непростительный грех против партии, бросив свою шляпу на ринг в качестве кандидата в мэры – от Гражданской партии. Поддерживая Хислопа, адвокат и бывший сенатор штата Альберт К. Комсток раскритиковал республиканский истеблишмент, заявив, что республиканцы хотели такого кандидата в мэры, который «был бы послушным и подчинялся командам». Хислоп занял третье место, уступив демократу Кэлвину Э. Николсу и республиканцу Элиасу П. Манну, который был избран мэром.
В следующем году Хислоп оказался втянут в особенно неприличный скандал, в результате которого был арестован, осужден и заключен в тюрьму его заместитель Фрэнк Каррингтон за хищение десяти тысяч долларов из городского бюджета. Хислоп, построивший репутацию казначея на таких качествах, как проницательность и экономность в сбережении государственных средств, никогда не обвинялся в совершении уголовных правонарушений, хотя в 1909 году республиканские власти города подали на него в суд за исчезновение казенных фондов. С тех пор он никогда больше не занимал публичных должностей.
В том же году, когда разразился этот скандал, Хейзел покинула дом Хислопа после четырех лет службы по причинам, которые так и не были обнародованы.
В 1907 году Хейзел устроилась на работу прислугой в дом Джона Х. Таппера, богатого пожилого торговца из Троя, занимавшегося углем, «черным алмазом» того времени, без которого не могли обойтись ни металлургические заводы, ни железные дороги, ни пароходы, ни текстильные фабрики, ни многие другие важные отрасли промышленности. Как и Хислоп, Таппер был видным республиканцем и офицером как в Гражданском корпусе Троя, так и в Национальной гвардии штата Нью-Йорк.
Властный, решительный бизнесмен, Таппер занимал пост комиссара и секретаря Ассоциации розничных торговцев углем Троя. Его роль заключалась в том, чтобы подавить нараставшее рабочее движение, которое привело к серии крупных забастовок шахтеров, требовавших более высокой заработной платы, более короткого рабочего дня и места для их союза за тем самым пресловутым столом. В 1897 году Таппер сам баллотировался на пост мэра, выдвинутый на Республиканском съезде Троя Робертом Клюеттом, членом влиятельной семьи производителей воротничков и манжет. В преддверии выборов нью-йоркская газета «Уорлд» опубликовала менее чем лестную редакционную статью, в которой говорилось, что Таппер «знает об угле больше, чем о политике». В дождливый день выборов Таппер потерпел сокрушительное поражение, проиграв более двух тысяч голосов действующему президенту Фрэнсису Дж. Моллою, протеже босса Демократической партии Эдварда Мерфи-младшего, бывшего мэра Троя и в то время сенатора США от Нью-Йорка.
По некоторым данным, Хейзел была близка с женой Таппера Аделаидой, которая в свои шестьдесят с небольшим во многих отношениях предлагала Хейзел ту материнскую заботу, которую едва ли могла обеспечить ее собственная мать. Летом 1907 года Тапперы отдыхали в Канаде, на родине Аделаиды, и вернулись с подарком для Хейзел: булавкой с латинской надписью Concordia Salus – «спасение через гармонию» – и выгравированными на обороте инициалами Хейзел. Хейзел обожала брошь и носила ее на воротничке блузки. Булавка была на месте, когда ее тело обнаружили в пруду Тила, что помогло семье в опознании.
Дом Таппера на Фултон-стрит, 711, находился в тени Политехнического института Ренсселера, расположенного на вершине холма, откуда открывался вид на город. За холмом городской пейзаж резко менялся, переходя от величественных резиденций, таких как новый дом Хейзел, к погрязшему в грехе району красных фонарей, где Мэйм Фэй и другие мадам держали свои бордели. Менее чем в двух кварталах от Тапперса, на углу Шестой авеню и Фултона, находился печально известный отель «Комета», «часто посещаемый уличными девушками», как однажды описал его частный детектив, следивший за неверным супругом.
Несколько раз за время ее короткого пребывания в доме Тапперов Хейзел подвергалась преследованиям и нападениям на улице, а однажды прямо возле дома со стороны незнакомца, который, по-видимому, воспылал нездоровой страстью к юной красавице. В тот раз Хейзел отбилась от негодяя, сильно ударив его зонтиком по голове. По словам Мины, незнакомец, убегая, сказал Хейзел: «Я доберусь до тебя». Хейзел написала Мине, что этот странный тип все еще временами беспокоит ее.
Вот в этот котел преступности, секса, гламура и коррупции попала восемнадцатилетняя Хейзел Дрю, когда переехала на Фултон-стрит, где билось сердце и пульс города. Возможно, это было началом новой жизни – и новой личности.
К лучшему это или к худшему, но Хейзел была полна решимости расширить горизонты.
На Рождество 1907 года Хейзел пожаловалась тете Минни, что плохо себя чувствует, в тот день Минни вызвалась помочь ей по хозяйству в доме Тапперов. В начале января Хейзел покинула дом Тапперов, все еще жалуясь на плохое самочувствие. Она провела почти три недели в фермерском доме своего дяди Уильяма Тейлора в Табортоне, где в то время жили ее брат Джозеф и его жена Ева, наперсница Хейзел.
Примерно через две недели после прибытия на ферму Тейлора Хейзел получила конверт от Джона Таппера: внутри были деньги и письмо, в котором сообщалось, что ее заменили другой девушкой, – Хейзел стала безработной.
Оправившись от болезни, она вернулась в Трой, устроившись на работу домашней прислугой к Эдварду Кэри, профессору геодезии в Политехническом институте Ренсселера и, как Хислоп и Таппер, видному республиканцу, дважды назначавшемуся городским инженером Троя в администрациях, поддерживаемых Республиканской партией. В 1908 году профессор Кэри жил со своей женой Мэри и их одиннадцатилетней дочерью Хелен в Уитмен-Корте, в Ист-Сайде, фешенебельном районе города, расположенном вдали от шума, суеты и грязи центра Троя. Многие из богатых промышленников, чьи фабрики загрязняли воздух над городом, перебирались туда после открытия транспортных линий.
Ее пребывание у Кэри продлилось чуть больше пяти месяцев.
За несколько месяцев до убийства Хейзел гадалка сообщила девушке, что в течение года ее ждет внезапная смерть.
Хейзел отшутилась. Уверенности ей было не занимать. Порой казалось, что она получает какое-то извращенное удовольствие, искушая судьбу.
Уже в четырнадцать лет она была яркой, харизматичной молодой женщиной с чутьем на моду, и ее необычная красота привлекала внимание повсюду, куда бы она ни пошла. Люди говорили о ее блестящих голубых глазах и пушистых, словно льняных, волосах.
Где-то на этом пути Хейзел поняла, что красота откроет двери. И она намеревалась войти в них.
Возможно, реагируя на трудную жизнь родителей, Хейзел мечтала о великом. Ее корни были скромными, а образование слабым – следователи находили частые орфографические и грамматические ошибки в оставленных ею письмах. Но, будучи всего лишь скромной домашней прислугой, она обладала определенной степенью независимости. Для Хейзел будущее было полно неограниченных возможностей.