Мэми Киллиан на самом деле была Мэми Киллион – как и Хейзел Дрю, юной красавицей из Троя, чью жизнь почти семь лет назад оборвал убийца. Неприятным для О’Брайена, служившего под началом окружного прокурора Уэсли О. Говарда в качестве помощника, это воспоминание было потому, что убийца так и не был публично опознан или задержан. Преступление осталось нераскрытым, и О’Брайен был бы очень рад никогда больше не слышать имени Мэми Киллион.
Во время расследования распространились слухи о том, что к убийству причастен кто-то связанный с администрацией мэра Дэниела Конвея. Газеты по всей стране с энтузиазмом набросились на городских и окружных чиновников, утверждая, что имеет место всеобъемлющее сокрытие. Улики исчезли. Свидетелям было «рекомендовано» хранить молчание. Один из них, Джон Леннон, утверждавший, что видел мужчину, избивавшего женщину в ночь убийства неподалеку от того места, где в последний раз видели Мэми Киллион, просто исчез, когда пресса взялась за его поиски (в отличие от двух разных свидетелей по делу Хейзел Дрю). Репортеры подвергались преследованиям: на одного из них напал перед зданием мэрии полицейский, которого, как утверждается, видели в салуне с Мэми и другой девушкой в ночь убийства.
Все это дело было настоящей катастрофой – неизгладимым пятном на городе Трой и окружной прокуратуре округа Ренсселер, а также на всех тех, чья работа заключалась в привлечении преступников к ответственности. Не то чтобы репутация Троя как отправителя правосудия, свободного от политического влияния, с самого начала была безупречной: в конце концов, в этом городе в 1882 и 1883 годах были две враждующие полицейские силы, одна (существующая сила) – поддерживаемая демократами, а другая (недавно созданная) – республиканцами. Старые силы отказались сдать форму и снаряжение или освободить участки, они установили баррикады, чтобы отразить штурм новых сил, которые создали свой собственный запасной штаб в подвале мэрии. Это противостояние длилось четырнадцать месяцев, прежде чем окончательно разрешилось в суде.
Интересно, что всего несколькими десятилетиями ранее адвокат из Троя и газетчик по имени Уильям Л. Марси, занимавший пост губернатора штата Нью-Йорк с 1833 по 1838 год, придумал фразу «Трофеи принадлежат победителю» и создал систему политического патронажа (по крайней мере, так гласит легенда).
Политика, казалось, была живительной силой в крови города.
В среду, 4 сентября 1901 года, Мэми Киллион, работавшая на фабрике воротничков «Тим энд Ко» в Трое, словно исчезла с лица земли. Казалось, никто не знал, что с ней случилось. Друзья и родственники прочесали весь город в поисках девушки, но безрезультатно.
Три дня спустя двое молодых людей, Фрэнк Снайдер и Питер Грегори, в семь часов утра плывшие на лодке по реке Гудзон, наткнулись на изувеченное, одетое тело Мэми, частично погруженное в воду на песчаной отмели близ Бата, штат Нью-Йорк. Ее лицо зарылось в песок, одно плечо выступало из воды. Глаза у трупа вылезли, голова распухла. Двоим мужчинам удалось обвязать веревкой руки и отбуксировать тело к такому месту, откуда его можно было извлечь.
Доктор Уильям Файндер провел вскрытие (по какой-то причине в сарае). Мэми была одета в белую блузку и черную юбку. Из-за вздутия декоративная лента на шее лопнула, как крекер (то же потом случилось и у Хейзел). На теле не было ссадин, за исключением тех мест, где кожа растянулась из-за скопления газов в результате разложения. Язык и глаза выпали, а на лице отсутствовала большая часть кожи, которая, казалось, была стерта песком.
Мэми Киллион была признана самоубийцей: смерть наступила от утопления. Доктора Файндер и Уильям Л. Аллен из Ренсселера настаивали на том, что никаких признаков удушения не было. Как и в случае с Хейзел Дрю, раны присутствовали на затылке, но Файндер настаивал на том, что, по всей вероятности, они случились после того, как тело Мэми упало в воду, возможно от самого падения или от удара о гребной винт. Рядом с левым ухом были прокол и то ли рваная, то ли резаная полукруглая рана. Череп проломлен не был, не было никаких вывихов шейных позвонков, но крови хватало.
На следствии окружной прокурор Говард спросил доктора Дэвидоу, который помогал при вскрытии:
– Как, по вашему мнению, доктор, были получены эти раны?
– Вполне вероятно, что они были получены в результате контакта с каким-то находившимся в воде предметом, – ответил Дэвидоу.
Коронерское дознание, на котором присутствовал О’Брайен, длилось почти шесть часов. Было вызвано почти сорок свидетелей. Планировалось провести заседание в зале большого жюри окружного суда, но зрителей собралось столько, что его перенесли в главный зал суда. Когда дознание завершилось, первоначальный вердикт остался неизменным: смерть в результате самоубийства. Расследование было официально завершено.
Пресса, однако, не купилась на это. Расследование было названо фарсом: один репортер «Нью-Йорк геральд» написал, что оно «так умело или, скорее, так неуклюже обелило это дело».
Семья Мэми была в ярости и отвергла решение как абсурдную судебную ошибку. Жители Троя сплотились в их поддержку, требуя официального расследования. Особенно возмущались женщины. Священнослужители читали проповеди. Томас Киллион, брат Мэми, бросил свой бизнес, посвятив все внимание и силы разоблачению убийцы сестры.
На экстренном заседании 14 сентября Общий совет Троя публично раскритиковал полицию и окружную прокуратуру, назвав их расследование слабым. Была одобрена резолюция, призывающая мэра Конвея объявить награду за арест и осуждение убийцы.
Конвей не торопился – сначала протестовал, заявляя, что еще не получил заверенный протокол собрания, – но в конце концов согласился, предложив 500 долларов от имени города и 500 долларов от себя лично.
Компания «Трой пресс» добавила 500 долларов. Майкл Мюррей из Олбани, дядя Мэми, предложил еще 200 долларов. Анонимный гражданин добавил 2500 долларов, подняв ставку до 4200 долларов. В конечном счете общая сумма достигла 6200 долларов.
Единственная проблема с таким богатым вознаграждением – невозможно отличить тех, кто говорит правду, от тех, кто просто хочет нагреть руки. Такова человеческая природа. То же самое произошло в случае с Хейзел Дрю после того, как округ Ренсселер объявил награду в тысячу долларов, которая была бы подкреплена более мелкими последователями из газет, – люди начали «вспоминать».
В деле Киллион четверо молодых людей заявили, что нашли шляпу Мэми и подобрали разбитую и измазанную кровью бутылку из-под содовой на причале у подножия Гранд-стрит. Бутылка была разбита надвое. Они также утверждали, что нашли кусок ткани, пропитанный кровью. К сожалению, эти услужливые парни бросили бутылку обратно в реку и так хорошо спрятали окровавленную ткань, что даже сами не смогли найти ее позже, когда вернулись на поиски.
Другой добропорядочный гражданин заявил, что обнаружил пятна крови вблизи водосточной трубы на углу Фронт-стрит и Гранд-стрит. Мэми была замечена на этом самом углу около полуночи, когда сидела на ступеньках салуна Мэлони, возможно ожидая трамвай, чтобы уехать домой.
Рабочий по имени Джон «Джек» Леннон утверждал, что видел рано утром в четверг, 5 сентября, как какой-то мужчина ударил женщину, отвечающую описанию Мэми Киллион.
Леннон, направлявшийся в это время на работу, сказал, что свернул на Гранд-стрит с северной стороны и прошел по проходу, известному как Темный переулок, где заметил две пары, стоявшие на противоположной стороне улицы, – именно тогда он понял, что они ссорятся. Вторая пара стояла дальше от реки. Женщина, которую сбили с ног, поднялась, и ее спутник дал ей пощечину.
– Не надо, – взмолилась она. – Прекрати.
– У нее упала шляпа, – сказал Леннон. – Мужчина сбил ее с ног не очень сильным ударом, но, когда она встала, отвесил ей звонкую пощечину.
Почему Леннон не встал на защиту девушки?
– Это было не мое дело. Если бы я встревал в каждую ночную разборку, мне бы давно оторвали голову.
Леннон признался, что иногда выпивает, но настаивал на том, что в то утро был трезв как стеклышко. Он признал, что в переулке было темно и трудно различить черты лиц людей, которых он видел.
Джон Уильямс, работавший в магазине по соседству, сказал, что нашел шляпу Мэми на тротуаре, примерно в десяти шагах от реки и в полуквартале от угла, где Леннон был свидетелем избиения. Круглая черная шляпа с вмятиной, которую позже ее семья опознала как шляпу Мэми. Уильямс отложил шляпу в сторону, думая, что хозяйка выбросила ее перед тем, как прыгнуть навстречу смерти в реку.
Детектив, названный в газетных сообщениях только по имени – Батчер, сообщил газете «Нью-Йорк ивнинг уорлд», что он абсолютно уверен в личности убийцы и раскроет его имя в течение нескольких дней.
– Я уверен, что еще разгадаю эту тайну и что личность человека, убившего Мэми Киллион, будет установлена, – похвастался он. – Конечно, я не стану раскрывать все факты, которые узнал, так как правосудие еще может быть побеждено. Я убежден, что нахожусь на правильном пути.
Конечно.
Батчер сделал несколько намеков: преступление было непреднамеренным, и все же он уверен, что преступника можно предать суду и осудить за убийство первой степени. В этом деле замешаны два человека: один, который еще не упоминался в связи с этим делом, и тот, кто «был связан с ним и кто знает больше, чем может рассказать».
Теория Батчера состояла в том, что Мэми погибла, «защищая свою честь». Она боролась с нападавшим: он ударил ее, сбил с ног. Она попыталась закричать, он схватил ее за горло, чтобы заглушить крики. Но она вырвалась и побежала к реке, он последовал за ней. Она споткнулась и начала падать в реку. Нападавший потянулся, но успел схватить только шляпу, которая осталась у него в руке. Девушка упала. Испугавшись, нападавший уронил шляпу и убежал.
Другая выдвинутая теория утверждала, что Мэми потеряла сознание от ударов по затылку, которые должны были скорее усмирить, чем убить ее (версия, которую некоторые высказывали и в отношении Хейзел Дрю). Затем ее отвезли в дом, чтобы девушка пришла в себя, но она так и не очнулась. В порыве отчаяния нападавший избавился от тела, бросив его в реку.