И вот теперь, в июле 1908 года, Уильям М. Клеменс вез свой уникальный бренд криминологии и бесстыдной саморекламы в северную часть штата Нью-Йорк, чтобы раскрыть убийство Хейзел Айрин Дрю.
Клеменс прибыл в Трою через несколько дней после обнаружения тела Хейзел и быстро начал знакомиться со следователями, расхваливая свой сомнительный, хотя и широко разрекламированный, послужной список мастера сыска. Зацепки и подсказки росли в геометрической прогрессии, и детективы были не в том положении, чтобы отказаться от предложения помощи. К концу расследования окружной прокурор Джарвис О’Брайен был бы очень рад, если бы нога знаменитого криминалиста никогда не ступала на территорию округа Ренсселер.
17 июля Клеменс присоединился к детективам Уильяму Пауэрсу и Луису Ансеру в Сэнд-Лейке. Они провели большую часть дня, повторно допрашивая Фрэнка Смита, Уильяма Тейлора и, наконец выследив его, Руди Гандрума. Детективы сильно вспотели и прочесали каждый дюйм участка Тейлора в поисках чего-то неладного, но ничего не нашли.
Пауэрс также хотел поговорить с доктором Элиасом Бойсом, который помогал проводить вскрытие Хейзел, относительно слухов о том, что доктор видел Хейзел в Сэнд-Лейке 7 июля, в предполагаемую ночь ее убийства. Хотя Бойс не мог ни подтвердить, ни опровергнуть, что девушка, которую он видел идущей по дороге со спутником в тот день, на самом деле была Хейзел, разговор в какой-то момент перешел к причине смерти. Клеменс, следовавший за детективами, учуял противоречия, что привело к его первому сенсационному заголовку дела: «Девушка была задушена шнуром, а затем брошена в пруд».
– Я исключил дядю Тейлора и мужлана Смита из любого соучастия в убийстве, – похвастался он. – Я установил истинную причину смерти как удушение, результат сдавливания шелковым шнурком, туго завязанным вокруг шеи. Доктор Брайс, который производил вскрытие, сказал мне в присутствии других: «Я был свидетелем того, как тело выносили из воды на берег пруда… Весь внешний вид тела указывал на удушение».
По словам Клеменса, Хейзел не была забита дубинками до смерти, она умерла от удушья. Любой идиот мог понять, что удар по голове – настолько слабый, что он даже не выбил гребни из ее волос, – не мог убить ее. Настоящим орудием убийства была гофрированная розовая шелковая лента, которую Бойс нашел натянутой и завязанной так туго вокруг шеи, что она врезалась в горло.
Это прямо противоречило заключению всех трех врачей, присутствовавших на вскрытии, о том, что Хейзел была убита ударом по голове. Даже Бойс, который тоже подозревал, что девушку задушили, был убежден, что смерть вызвана ударом и что преступник задушил ее позже, просто чтобы убедиться, что она мертва.
По мере распространения предположений Клеменса об удушении доктор Гарри Фейрвезер, выступая от имени расследования и защищая результаты вскрытия, ответил:
– Эта дикая история о том, что ее задушили шнуровкой от корсета, так же нелепа, как и многие другие истории, которые распространились в течение недели. Ее шея сильно раздулась, и если бы вокруг шеи был завязан шнурок от корсета, он бы порезал плоть.
Клеменс, будучи не из тех, кто уступает последнее слово, ответил утверждением, что врачи «провели поверхностный осмотр разложившегося тела Хейзел», и далее сослался на свой большой успех в раскрытии убийства Хелены Уитмор в прошлом году. В этом случае, напомнил он своим читателям, неумело проведенное вскрытие не позволило установить, что Уитмор была прежде беременна (Клеменс выследил ребенка, родившегося пятнадцатью годами раньше, чтобы доказать это).
– Таким образом, мы видим, что могут сделать врачи, когда не очень стараются, – ехидно заключил он.
Более того, Клеменс считал, что благодаря его упорству раскрыта настоящая правда о том, что случилось с Хейзел Дрю: Хейзел подверглась «жестокому насилию»! На газетном языке того времени это означало, что она была изнасилована.
Пресса тут же указала на несоответствие между выводами врачей, и О’Брайену пришлось защищаться на своем утреннем брифинге, когда на него обрушился поток вопросов. Насколько вы уверены, что вскрытие выявило все? Что вы думаете о теории доктора Бойса, согласно которой Хейзел была задушена? Вы планируете эксгумировать тело?
К этому времени О’Брайен уже был готов взять эту гофрированную розовую ленту и самолично обернуть ее вокруг шеи Клеменса. Сдерживая гнев, окружной прокурор смягчился и позволил собравшимся в его кабинете осмотреть одежду Хейзел.
– Прошу вас, взгляните, джентльмены.
Он разложил все предметы одежды, найденные на теле Хейзел, по полу своего кабинета, а затем присел на корточки у чехла для корсета, указывая на розовую кружевную ленту, которая была переплетена в верхней части чехла.
– Было высказано предположение, что убийца использовал шнур в качестве удавки, а затем завязал его в узел, чтобы решить ее судьбу. Пожалуйста, посмотрите все внимательно, – усмехнулся он, передавая чехол корсета собравшимся журналистам. – Если кто-нибудь увидит какие-либо следы этого предполагаемого узла, из-за которого Хейзел испустила последний вздох, прошу вас обратить на это мое внимание.
Розовая лента была цела, за исключением того места, где Бойс разрезал ее, чтобы снять корсет.
Неужели О’Брайен тогда намекал на то, что Бойс – лицензированный врач – ошибся в своем заключении?
– Высунутый язык и вывалившиеся глаза – результат давления газов… скопившихся в теле после долгого пребывания в пруду. Так мне говорят врачи. Я знаю, что у доктора Бойса были мнения, несколько отличные от мнений других участников вскрытия, но я очень сомневаюсь, что он заявил бы под присягой, что Хейзел Дрю была задушена до смерти. Вы знаете, что не все представители прессы так прямолинейны в своих репортажах, как джентльмены, присутствующие здесь сегодня, – заключил он под смешки.
О’Брайен был не единственным, кто не считал себя большим поклонником печально известного Уильяма Клеменса.
После импровизированного показа мод в офисе О’Брайена «Ивнинг телеграм» от 20 июля заявила: «История о том, что корсет девушки был разорван под обеими руками, чтобы затянуть его вокруг шеи, которая использовалась для построения теории об удушении, была развеяна сегодня в результате осмотра одежды жертвы. Один рукав корсетного чехла был разрезан под мышкой гробовщиком, когда он забирал одежду девушки, но другое отверстие для руки было сделано снаружи вверху. Хотя одежду можно было снять с тела, она никак не могла быть затянута вокруг шеи».
Клеменс не собирался уступать. Закипая от гнева, он спустился по ступенькам здания суда округа Ренсселер. Но вдруг журналист резко остановился, повернулся и зашагал в противоположном направлении, вниз по Второй улице, к «Кэш-базару» У. Х. Фрира, одному из оживленных универмагов Трои, где Хейзел, как известно, покупала свои корсеты и чехлы.
В магазине Клеменс разыскал продавщицу, которая обычно обслуживала Хейзел, и, купив чехол для корсета той же марки, попросил женщину примерить его.
– Простите? Что вы хотите, чтобы я сделала, сэр? – удивилась она.
– Минутку терпения, юная леди, – сказал Клеменс. – Я бы хотел, чтобы вы взяли корсет и надели его. Поверх блузки, конечно. Уверяю вас, на то есть самые благородные причины.
– Прямо здесь, сэр, в магазине? – спросила продавщица, смущенно оглядываясь по сторонам.
– Да, да, прямо здесь. Продолжайте, пожалуйста. Не нужно робеть.
Женщина колебалась. Клеменс был очаровательным, красноречивым мужчиной. Эту историю можно было бы рассказать вечером дома семье. Все говорили об убийстве Хейзел Дрю, и вот у нее появился шанс сыграть в этом деле роль, пусть и небольшую. Она сделала так, как просил газетчик.
– А теперь я бы хотел, чтобы вы завязали его, как обычно, розовой лентой прямо там, на груди.
После минутного колебания продавщица подчинилась.
– Замечательно! – воскликнул Клеменс. – Теперь мне нужно, чтобы вы подтянули чехол и завязали ленту под подбородком, вот так…
– О, сэр, это невозможно сделать, – сказала она, краснея. – Он цепляется за подмышку, и единственный способ сделать это – порвать или разорвать одежду на несколько дюймов под каждой рукой.
Клеменс дрожал от возбуждения. Врачи – даже Бойс – ошиблись! Он поспешил из магазина, уже вооруженный своим следующим заголовком.
В новой статье Клеменс с еще большей ретивостью отстаивал теорию удушения, теперь обвиняя Бойса, заявившего, что корсет при удушении подтянули над головой Хейзел. Он нашел союзника в подруге Хейзел из Уотервлита, Амелии Хантли – она подружилась с репортером из-за их взаимного недоумения относительно того, почему на Хейзел, когда ее нашли, не было нижней рубашки.
– Я не могу этого понять, – сказала Амелия. – Я уверена, что Хейзел никогда бы не оделась без нижней рубашки. У нее был большой бюст, и ее корсеты обязательно нужно было туго зашнуровывать. В такую теплую погоду корсетная сталь проржавела бы от пота, если бы она носила корсет прямо на коже. Она была самой аккуратной, опрятной девушкой, которую я когда-либо знала, и очень щепетильной в отношении одежды.
По словам Клеменса, Хейзел, известная своей разборчивостью в вопросах моды, была «одета ненормально, необычно, неестественно, учитывая ее привычки». На ней были три юбки в погоду выше тридцати градусов. На ее одежде нашли шесть английских булавок. Кто-то раздел ее, а потом снова одел, и этот кто-то плохо разбирался в женской одежде.
– Итак, вот фактическое доказательство того, что Хейзел Дрю была задушена в то время, когда на ней не было рубашки, – написал Клеменс. – Чехол корсета не мог быть разорван и затянут на шее, а красная (чаще описываемая в ходе расследования как розовая) лента была завязана под ее подбородком так туго, чтобы вызвать удушение под рубашкой, высокий воротник которой охватывал шею девушки.
Клеменс проявил замечательный дар находить улики, которые ускользали от детективов. Проблема заключалась в том, что он был столь же искусен в обнаружении улик, которых, возможно, никогда не существовало, в запуске броских заголовков и громогласном провозглашении теорий, основанных на его сомнительных находках. Отличить первое от второго бывало нелегко.