Чудесным образом Ева вызвала Стеллу Карнер из соседней комнаты, чтобы подтвердить ее рассказ.
– Стелла Карнер сейчас здесь, в доме, – сказала Ева. – Я позову ее.
– В марте я приезжала к дяде Тейлору со своей сестрой Кейт Карнер, – поведала Стелла. – Моего молодого человека Филиппа тоже ждали там в тот день. Кейт, моя сестра и я прибыли в Аверилл-Парк около двух часов дня в воскресенье, как раз перед Днем святого Патрика. На станции мы договорились с мистером Абелем, что он отвезет нас туда. Мы согласились заплатить ему один доллар. Он отвез нас к Тейлорам. В отеле Крейпа мы встретили Джо Дрю и Филипа, моего друга. Филип и Джо тоже сели в экипаж у Крейпа, и мы все поехали к Тейлору.
Отмахнуться от показаний Евы было невозможно, учитывая, что вскоре после этого она и ее муж покинули ферму из-за ссоры со своим вспыльчивым дядей. Казалось маловероятным, что они согласились бы оказать ему какую-либо услугу, тем более – солгав представителю власти. Но было в этой семье что-то – недоверие ко всякому вмешательству извне, подозрительность и замкнутость, – что вызывало раздражение.
Присутствовали также расхождения в деталях двух отчетов относительно времени посещения и стоимости проезда, но следователи объяснили эти разночтения тем, что с тех пор прошло немало времени.
Имело ли вообще значение, отвез ли Абель Хейзел весной на ферму Тейлоров? Зачем кому-то лгать об этом? Это казалось не более чем очередным отвлекающим маневром. К этому моменту О’Брайен все равно был на грани полного исключения Тейлора из числа подозреваемых, отвергнув его как молчаливого, свирепого человека, не интересующегося ничем, кроме своей фермы, даже тем, что практически на его заднем дворе обнаружено тело его собственной племянницы.
Один вычеркнут, другой остался.
– Присаживайся, Фрэнк. Как поживаешь?
О’Брайен сидел за столом в своем кабинете, уставившись на неуклюжего деревенского парня, который причинил ему столько неприятностей за последние две недели. Но мог ли этот тупоголовый юнец – слишком юный даже для того, чтобы отрастить настоящие усы, – совершить убийство?
О’Брайен вернул его к событиям вечера 7 июля и последующих дней, и парнишка дал полный отчет о своих передвижениях. Теперь О’Брайену казалось, что повторный допрос, которому Смита подвергли детективы, наконец-то свел его версию событий в более или менее последовательное повествование, которое не оставляло каких-либо шансов доказать его причастность к убийству.
Отвечая на вопрос о предпринятом им самим «расследовании», когда Фрэнк расспрашивал местных жителей насчет того, куда могла пойти Хейзел после встречи с ним на Табортон-роуд, мальчишка сообщил новую информацию: младший брат Хейзел, Вилли М. Дрю, жил в табортонской семье по имени Совальски примерно во время убийства.
О’Брайен и Кей, который тоже был в комнате, обменялись еще одним усталым взглядом: не слишком ли поздно для таких откровений?
Когда О’Брайен перешел к рассказу Джона Абеля о том, как тот отвез Хейзел на ферму Тейлора, Смит снова встал на сторону ливрейщика, уверенно заявив, что видел Хейзел в экипаже Абеля в апреле по дороге к Тейлору.
– Тебе известно, что Уилл Тейлор полностью отрицает историю мистера Абеля? Говорит, Хейзел не была у него с зимы.
– Может, он так и сказал, но это не значит, что так оно и было.
– Ты хочешь сказать, что мистер Тейлор солгал нам? Зачем бы ему это делать, Фрэнк? – не отступал О’Брайен.
– Может, он боится.
– Боится? Чего? – спросил Кей.
– Того, как вы, парни, разгуливаете по горе, будто хозяева. Может, он боится, что, если скажет что-то не то, вы упрячете его за решетку.
Мальчишка не поддавался, тут ему нужно было отдать должное.
О’Брайен чувствовал, что выжал из Тейлора и Смита почти всю информацию, какую только мог. Оставались еще кое-какие слухи, которые требовали проверки. Если Вилли Дрю действительно жил у Совальских, может быть, Хейзел собиралась туда в гости? А как насчет «Конкорда», который видели Хоффеи?
В любом случае расследование топталось на месте, и отработка других версий либо превращалась в отвлекающий маневр, либо вела в тупик. Окружной прокурор знал, что оттягивал достаточно долго.
Пришло время провести дознание. Может быть, там повезет.
И вот в 13:10 в понедельник, 27 июля, в еще один душный летний день, толпа из почти тридцати вызванных в суд свидетелей и десятков болезненно любопытных зрителей, столпилась в павильоне в задней части дома отдыха, известного как Уоргер, и дознание официально началось. Обычно здесь устраивались танцы, свадьбы и, время от времени, политические митинги. «Отдыхающие в Аверилл-Парке пансионеры танцевали здесь до рассвета и не хотели, чтобы он приходил. Сегодня сама смерть бросила тень на здание», – сообщала «Трой рекорд».
Какая поразительная сцена: летние туристы, в основном женщины, модно одетые, в шляпах «веселая вдова», общаются с угольщиками и фермерами Табортона, «неотесанными горцами», как их называли газеты. Еще одна иллюстрация классовых различий, лежащих в основе повседневной жизненной борьбы Хейзел Дрю. В зале суда на всеобщее обозрение в качестве экспонатов были выставлены одежда и украшения, бывшие на жертве в ночь убийства.
Присяжных не было, поскольку коронер Строуп выступал в качестве ведущего судьи с правом на арест в округе Ренсселер. Дознание вел О’Брайен. Первыми во время предварительных слушаний появились три врача, производившие вскрытие, – Элиас Бойс, Элмер Рейхард и Гарри Фейрвезер. Их записи были включены в официальные показания.
После окончания предварительных слушаний первые свидетели были приведены к присяге и вызваны для дачи показаний.
Большая часть ранних свидетельств местных жителей, присутствовавших у пруда 11 июля, когда было обнаружено тело Хейзел, – Лоуренса Грубера, Джорджа Уайта, Гилберта Миллера, Джорджа Альбертса, Эбенезера Мартина и других – представляли собой пересказ информации, которой делились и которую передавали бесчисленное количество раз с тех пор, как тело Хейзел вытащили из пруда. Только когда Строуп наконец вызвал на трибуну Фрэнка Смита, зал загудел от предвкушения.
Молодой работник был поразительно эксцентричен в ходе расследования. Сможет ли окружной прокурор, человек, которым во всем округе восхищаются за инквизиторскую ловкость, наконец сломить его?
Смит, казалось, наслаждался представившейся возможностью. Парень прибыл рано, весь принаряженный, без пальто, в мягкой шляпе и элегантной рубашке, попыхивая большой черной сигарой, – абсурдно неуместный образ семнадцатилетнего рабочего с клочком усов, изо всех сил пытающегося заявить о себе. Он был в разговорчивом настроении и более девяноста минут сражался с О’Брайеном, уверенно и убежденно парируя намеки окружного прокурора. Неоднократные допросы, которым его подвергали детективы, казалось, отточили в нем способность отвечать на вопросы, которые он уже слышал много раз.
Смит подробно описал каждую деталь вечера 7 июля: как остановил Руди Гандрума, как встретил Хейзел на Табортон-роуд, как зашел выпить в отеле Харриса, как столкнулся с Ричмондами на конечной станции Аверилл-Парк, как поспорил, что сможет добежать до аптеки Айзека Райта и обратно, как покинул деревню около полуночи и вернулся домой пешком по тому же маршруту, никого не встретив. Далее он вспомнил, что произошло 11 июля на пруду Тилз-Понд и как он помогал вытаскивать из воды тело Хейзел. О’Брайен заходил и так и этак, но сбить его с толку не смог.
– Как вы могли не узнать тело Хейзел, когда помогали вытаскивать его из пруда, хотя видели ее в той же одежде и в том же районе всего четырьмя днями ранее?
– В то время я не был достаточно уверен в связи этих двух событий, чтобы сказать что-то наверняка.
– Но разве вы не сказали своим родителям буквально на следующий день, что тело, скорее всего, принадлежало Хейзел, еще до того, как оно было публично опознано?
– Да, сказал, но уверен не был.
О’Брайен попробовал другой подход:
– Что вы делали, бродя по Табортону в дни после 7 июля, спрашивая Либби Совальски и других, приходила ли Хейзел Дрю в гости?
– Она была симпатичной девушкой, и мне просто было интересно, что она делала на горе.
– Вы уверены, что видели Хейзел и еще одну девушку, которые ехали в экипаже Джона Абеля к дому Уильяма Тейлора в апреле? И что она пришла навестить вас в вашем доме в присутствии ваших матери и отца, чтобы послушать граммофон?
– Да, сэр, уверен.
– Я спрашиваю вас об этом потому, – сказал О’Брайен, – что Тейлор утверждает: в апреле ее там не было.
– Она там была, – ответил Смит, сохраняя полное спокойствие и глядя на сидевшего напротив О’Брайена с некоторым вызовом.
После напряженного раунда с Фрэнком Смитом О’Брайен перешел к более однозначным показаниям других, кто был в ту ночь на Табортон-роуд: Руди Гандрум, Роллманы, Раймиллеры и Мари Йибауэр рассказали, что, кого и когда они видели, каждый рисуя свою собственную фрагментарную картину событий на дороге в ночь убийства.
Иметь такие показания в записи полезно и нужно, но отдыхающие слышали эти истории раньше и теперь, сидя в душном помещении, начинали скучать и позевывать.
Когда на трибуну вызвали Уильяма Хоффея, зрители перестали ерзать на своих местах.
Взволнованный шепот приветствовал фермера, когда его приводили к присяге. История Хоффеев о двух мужчинах и экипаже у пруда была событием относительно недавним, произошедшим только на прошлой неделе. Однако то, что поначалу считалось заманчивой зацепкой, вскоре, похоже, сошло на нет, поскольку Уильям Кушинг, единственный реальный подозреваемый, заявил, что в тот вечер не приближался к пруду Тила. Его рассказ о невинной поездке в Сэнд-Лейк с анонимной спутницей был почти сразу же подтвержден следователями. Отчаянные поиски какого-то другого экипажа, который могли видеть Хоффеи, оказались бесплодными, и пресса открыто ставила под сомнение достоверность их истории, а «Олбани таймс Юнион» утверждала: «У Хоффеев в данном случае не лучшая репутация». Мало-помалу их история затерялась в нагромож