[836]. Брат Жослен сообщает, что Хью постоянно занимал деньги у различных заимодавцев и что финансы Бери находились в отчаянном положении:
Перед смертью Хью его слуги разграбили его дом, не оставив ничего, кроме трехногих табуретов и столов, которые они не смогли унести. Самому аббату осталось лишь покрывало и два старых рваных одеяла, которыми кто-то укрыл его после того, как украл целые. Не нашлось ничего ценного, что можно было бы раздать бедным за упокой его души[837].
Двенадцать лет спустя Самсон разделался с долгами и начал строить и укреплять целый ряд зданий, руины которых господствуют над городом и по сей день. Став аббатом, он отверг все, что олицетворяли настоятель Хью и его ключарь Уолтер. Утверждалось, что борьба Самсона за главенство в аббатстве и потребность в деньгах на его амбициозные планы и были основными мотивами, по которым в Бери выдвинули тогда обвинение в ритуальном убийстве[838].
Однако столь же значимыми стали решения Третьего Латеранского собора 1179 года, Указ об оружии от 1181 года, резкое сокращение числа чеканщиков монеты Генрихом II в 1180 году и преследование французских евреев Филиппом II Августом: события, которые, как кажется на первый взгляд, непосредственно не связаны с почитанием мертвого младенца. Однако они происходили одно за другим и сыграли столь же важную роль в провозглашении святости Роберта и выдвижении новых обвинений против евреев, сколь и проблемы, касавшиеся долгов аббатства еврейским (и христианским) заимодавцам, амбициозные и дорогостоящие планы строительства в обители, христианские духовные комплексы или еврейские фантазии о мести. Так случилось, что эти документально зафиксированные происшествия имели место именно в то время, когда вокруг евреев формировался новый комплекс представлений, и подкрепили эти идеи; все подобные инциденты послужили источником непосредственных, конкретных и официальных указаний на исходящую от иудеев опасность.
Третий Латеранский собор недвусмысленно объявил клирикам, что евреи не только люди низшего сорта, но и несут опасность христианскому миру. Ужасные действия кормилицы в Бери (из изображения и стихотворения можно заключить, что ее считали сообщницей евреев) также служили и наставительной цели, подкрепляя соборные указы, запрещавшие христианам работать у евреев, есть и пить с ними, а также вступать с ними в плотскую связь[839]. В отличие от Четвертого Латеранского собора (1215 год), вынесшего знаменитое требование, чтобы евреи носили особую, отличительную одежду, Третий значительного влияния на их жизнь не оказал. И все же ровно год спустя после смерти Роберта Берийского монахи узнали, что высшие церковные власти укрепляют духовные и культурные границы между религиями и настаивают на том, что общение с евреями несет опасность. Для несостоятельных должников из аббатства Бери, услышавших такие новости от стареющего настоятеля-банкрота, законы о евреях могли быть весьма важными.
На следующий год светские власти Англии своими указами подтвердили представление о маргинальном положении евреев в обществе. Указом от 1181 года евреям было запрещено носить боевое оружие[840]. Теоретически средневековому еврею не требовалось вооружаться, потому что иудеи находились под защитой короля. Практически же король дал понять, что они должны были отказаться от оружия, поскольку могли ранить кого-нибудь – или, по крайней мере, не годились для того, чтобы защищать государство. И в светском, и в духовном мире английских городов евреи подверглись остракизму. Теперь они не могли защищаться от насилия; этой практике последовали во многих европейских странах, и ее хорошо усвоили позднейшие режимы, стремившиеся очернить и маргинализировать евреев[841]. Теперь в Англии XII века евреи снова оказались под защитой королевской власти, и при этом на другую защиту им рассчитывать не приходилось, потому что, судя по казначейским реестрам, власти следили за исполнением указа об оружии[842].
Важность этого указа не следует недооценивать. Когда разразились бунты во время Первого крестового похода, евреи иногда могли защитить себя своими силами; во время же Третьего крестового похода, оставшись без оружия, они оказались на милости подобных бунтовщиков[843]. Резня в Йорке и массовые убийства по всей Англии, происшедшие менее десяти лет спустя, продемонстрировали всю меру ненадежности королевской защиты[844]. В год смерти Роберта Берийского стало окончательно ясно, сколь опасно было полагаться на короля. Когда пятнадцатилетний Филипп II Август Французский взошел на престол, одними из первых актов его правления стали нападение на еврейские синагоги Иль-де-Франс в шабат и последующее изгнание евреев из королевских владений (см. об этом подробнее в следующей главе). Смысл таких поступков французского монарха не укрылся от обанкротившихся монахов.
Обычно без внимания остается и еще один важный элемент в треугольнике взаимоотношений властей Бери, короля и евреев в 1180 году: радикальное сокращение Генрихом II монетных дворов в этом году, хотя известно, что аббатство Бери владело собственным монетным двором, где евреи могли играть ключевую, пусть и непризнанную роль. Генрих применил одни и те же меры по всему королевству: он закрыл часть монетных дворов, существенно изменил внешний вид монет, позаимствовал практики, принятые в континентальной Европе, и пригласил оттуда советников[845]. Генрих уже проводил реформы монетных дворов в 1158 году, «уволив почти всех чеканщиков, многие из которых занимались этим делом уже много поколений». Это составляло часть его «общего плана распространить королевскую власть на монетные дворы, объединить их администрацию и увеличить долю доходов, получаемых королем»[846]. В 1180 году монетные дворы были ликвидированы во многих местах, не только в Бери, но, видимо, в аббатстве события приняли драматический оборот, поскольку обитель оставалась последним церковным институтом, сохранившим за собой высокодоходную монетную привилегию, обычно принадлежавшую королям. Бери успешно подтвердило свои привилегии в 1205 году, возобновило чеканку монеты и продолжало ее вплоть до XIV века, так что многие авторы упускали из виду тот факт, что в конце XII века этот монетный двор был закрыт в течение нескольких десятилетий[847].
Этот акт монарха, должно быть, нанес аббатству, которое и так уже пребывало в тяжелом финансовом положении, серьезный удар, а также вызвал психологическое потрясение у аббата и монахов – ведь Генрих покусился на их бережно лелеемые права. Монетная привилегия находилась в числе щедрых и необычных даров, пожалованных аббату Бери Эдуардом Исповедником. За эту привилегию обитель держалась, усматривая в ней знак особого монаршего благоволения, равно как и источник дохода. После реформы 1158 года аббатство не только сохранило данную привилегию, но даже расширило изготовление монет и чеканило различные их типы, что приносило обители большие средства и делало ярмарки в Бери особенно привлекательными. У аббатства было право держать собственного чеканщика и заниматься обменом денег или принесенных на монетный двор слитков[848]. Закрытие монетного двора в 1180 году имело серьезное значение и, должно быть, дорого обошлось аббатству. Хотя позднее и король Ричард, и король Иоанн подтвердили данную привилегию (когда Самсона рукополагали в настоятели, он даже потребовал, чтобы соответствующая грамота была зачитана в здании капитула), до нас не дошло никаких монет, отчеканенных в Бери в тот период. При Генрихе II чеканщики лишились права обменивать деньги – оно перешло к короне, то есть cambiatores (менялы) теперь подпадали непосредственно под власть монарха. Теперь монетный двор в Бери перестал работать. Похоже, что он не просто «временно приостановил свою деятельность», но был насильственно закрыт[849]. Как уже отмечалось, «перемены 1180 года были нацелены прежде всего на то, чтобы перенаправить доходы от чеканки монеты непосредственно в руки короля»[850].
С самого начала своего правления Генрих II пытался укрепить власть короны и добился большого успеха в установлении контроля над церковными монетными дворами. В каждом монастыре после смерти аббата привилегия чеканить монету временно отменялась, и ее надо было возобновлять. Именно в такие моменты король и пользовался ситуацией и закрывал церковные монетные дворы бессрочно; подобным же образом после смерти очередного лорда закрывались монетные дворы баронов[851]. В 1154 году, в год смерти короля Стефана, существовало пятьдесят два монетных двора; в 1180 году Генрих сократил их количество до десяти; ко времени его смерти в Англии не осталось работающих церковных монетных дворов[852]. Бери был последним монастырем, пользовавшимся этой привилегией, и смерть аббата Хью в 1180 году стала предлогом, которого Генрих ждал с момента избрания Хью настоятелем в 1157 году.
Итак, монетный двор не работал с 1180 по 1205 год, что нанесло удар в самое сердце власти монахов и аббата. На протяжении XIII века братия отчаянно боролась за возвращение монетной привилегии – она стала главной темой бесед с папским легатом, этот вопрос поднимался на собраниях всей обители