Юный король воспользовался обвинением в ритуальном убийстве, чтобы сплотить разнородное городское сообщество, при этом демонстрируя и одновременно укрепляя мощь королевской власти. В период возможного ослабления монаршего авторитета по причине молодости короля возникла угроза бунта баронов, и в этой ситуации культ Ришара стал для Филиппа средством создать в умах своих подданных образ монарха, возглавившего атаку на бесспорного внешнего врага. Успешно воспользовавшись религиозной враждой в мирских целях, король отвлек всеобщее внимание от серьезной военной угрозы и междоусобных семейных склок. Ведущие магнаты формировали оппозицию королевской власти. Назревал конфликт с Англией. И именно в это время Филипп II Август предстал перед нацией в роли ее главного защитника[911]. Всячески ратуя за культ Ришара, он также получил дополнительную поддержку церкви: именно в связи с его действиями по отношению к евреям биограф называет короля христианнейшим.
Филипп учился на примере своего дяди Тибо V Блуаского и подражал ему. Он видел, как граф и графиня Блуаские, не имея никаких доказательств преступления, тем не менее получили большую выгоду, обвинив евреев в убийстве христианского ребенка, казнив предполагаемых злодеев и захватив оставленные ими в залог имущество и деньги. В итоге владетели Блуа укрепили свой политический статус, стали казаться еще более благочестивыми и поправили свое финансовое положение (как описано выше, в главе 6).
Сроки и последовательность нападок Филиппа на евреев представляются вполне прямолинейными: слухи, конкретное обвинение, captio, вымогательство, изгнание – на все потребовалось чуть больше года. Но на самом деле хронология событий сложнее, чем кажется при поверхностном знакомстве с материалом[912]. Ригор создает свою хронику через двадцать лет после этих событий, и он не уверен, в каком именно году они произошли, часто переставляя даты местами для вящего драматического эффекта[913]. Он упоминает, что юному королю давал советы некий отшельник, то есть, как может предположить читатель, клирик не от мира сего. Но этим монахом стал Бернард де Бошьяк, обладавший большими связями пятый аббат сурового ордена гранмонтанцев, опытный администратор из аристократической французской семьи. Бернард вовсе не был безграмотным деревенщиной, он был одним из самых доверенных советников короля, надзиравшим за основанием восьмидесяти новых обителей своего ордена[914]. Хотя изгнание евреев нередко изображают внезапной причудой чрезмерно благочестивого и сурового подростка, оно являлось частью просчитанной политики, с которой были согласны главные советники короля.
Как и его дядя Тибо, Филипп воспользовался кровавым наветом, чтобы добиться своих политических целей и приобрести землю, очистить Париж как буквально, так и фигурально, пополнить королевскую казну, решительно порвать с традициями правления своего отца и укрепить коммерческие возможности своей столицы. В 1171 году Тибо использовал обвинение против евреев Блуа, чтобы заявить свои притязания на власть, независимость и религиозную ортодоксальность. Филипп, следуя по стопам Тибо, тоже воспользовался представившейся возможностью столь драматически продемонстрировать свою набожность и монаршую власть, да еще и получить от этого неплохой доход. И Филипп, и Тибо повели себя противоположно политике короля Людовика VII[915].
Филипп перестроил церковь, где покоился Ришар, вероятнее всего, благословив ее своим присутствием, щедро ее одарил и, возможно, пожертвовал ценный реликварий[916]. Культ Ришара стал центром крупного проекта по перестройке храма. Проект этот инициировал и поддерживал король, и монаршая щедрость была очевидна во всем. Место для гробницы Ришара выбирали очень тщательно – так, чтобы оно производило наибольшее символическое воздействие. В старой церкви, по-видимому, уже имелись мощи святого, папы Иннокентия I[917]. К концу XII века, когда возрос интерес к святым детям, давно забытый святой по имени Иннокентий, то есть невинный, был отнесен к многочисленным святым невинным младенцам – жертвам Ирода[918]. День поминовения святого, расположение и архитектура гробницы подчеркивают духовную близость Ришара библейским невинно убиенным, связь короля с замученным мальчиком и грозящие обоим смертоносные замыслы парижских евреев. Юный монарх быстро устранил видимую угрозу гражданскому миру и гармонии и сам стал своего рода святым невинным, королем, подобным Христу.
Местоположение церкви, где был погребен предполагаемый мученик, четко связывалось как с парижскими евреями, так и с королем. Церковь примыкала к большому Кладбищу Невинных (les Innocents), где в то время хоронили, возможно, половину всех покойников Парижа, включая умерших в лазаретах, жертв чумы и трупы, найденные на большой дороге[919]. Кладбище примыкало к еврейскому кварталу, где евреи и жили, и вели торговлю. Изгнав евреев из Франции в 1182 году, Филипп II конфисковал их собственность и основал рынок les Halles du Rois. Юный король воспользовался богатствами евреев, чтобы расчистить этот район и построить новые прилавки, и построены они были на экспроприированной монархом еврейской земле, часто прямо на месте снесенных домов бывших обитателей этого квартала[920]. Les Halles du Rois находился в районе Шампо (campanelli), куда дед Филиппа Людовик VI перенес большой парижский рынок. Людовик VII его расширил, а Филипп II Август переместил на ярмарку, основанную его отцом и дарованную изначально лазарету для прокаженных Сен-Лазар (St. Ladre) на большой дороге, которая вела из Парижа на север, в Сен-Дени и Понтуаз.
На месте прежнего открытого рынка король построил две длинные аркады со стенами и крытыми прилавками для удобства торговцев[921]. В 1186 году он обнес старое, пользовавшееся дурной славой Кладбище Невинных (les Innocents) стеной и приказал запирать на ночь ворота, чтобы очистить район от проституток и подчеркнуть постоянство и стабильность этого торгового предприятия[922]. Поощряя купцов использовать les Halles как склад, король способствовал развитию торговли крупными и дорогими товарами, а также оптовыми партиями овощей и фруктов, тканей и зерна. Новый рынок работал по субботам, когда евреи традиционно не вели никаких дел. Кроме того, для развития градостроения король потребовал от парижан платить за расширение крупных дорог и за то, чтобы вымостить их камнями, вырезанными по точно установленным размерам (carreaux des Halles). Такие камни еще находили в Париже начала Нового времени[923]. Мостовая начиналась прямо от церкви les Innocents; это была основная торговая артерия города, идущая с севера на юг.
Начиная с 1190 года Филипп готовится к Третьему крестовому походу; в это время строятся новые городские стены, и les Halles, находившийся когда-то за городскими стенами (extra muros), стал частью Парижа. Именно расширение рынка впервые придало правому берегу его экономическую значимость[924]. О скорости развития района говорят примечательно прямые дороги этого квартала (quartier), совсем не похожие на старые кривые улочки Сен-Жермен; это свидетельствует о тщательном и внимательном планировании[925]. Эта работа, как и постройка городских стен (enciente), была выполнена в рекордное время (brevi temporis elapso spatio completum)[926].
Захватив жилой и торговый еврейский квартал и включив его в территорию города, Филипп подготовил почву для расширения Парижа с двадцати пяти акров, окруженных стенами старого римского города, до шестисот двадцати пяти акров, с новыми стенами, укрепленными воротами и башнями, включая новую дворцовую крепость Лувр[927]. Расчистив территорию и разобравшись в противоречивых притязаниях на земельные владения, король ускорил развитие и рост города, и это было одним из его знаковых свершений. В его правление Париж превратился из относительно небольшого городка в величайший город к северу от Альп, и на это ушло чуть более десяти лет – поразительное достижение[928]. Изгнание евреев под предлогом предполагаемого ритуального убийства стало центральном пунктом долгосрочной стратегии Филиппа.
Он четко обозначил свои намерения, немедленно начав крупный строительный проект, прямо связавший кровавый навет с заботой нового короля о своем народе. Чтобы улучшить жизнь города, Филипп воздвиг фонтан (впервые о нем упоминается в 1186 году) около внешней стены церкви les Innocents, обращенной к главной дороге в центр Парижа; этот фонтан воплотил в себе символику религиозной и королевской власти[929]. Фонтан рядом с les Innocents считался самым старым в Париже; доступ к воде имел ключевую важность для здоровья и благополучия нового квартала (quartier)[930].
Возможно, центром почитания Ришара стала высокая стройная восьмиугольная башенка, возведенная точно в центре кладбища Невинных; может быть, ее построили как надгробную часовню