[13], что, похоже, не слишком прояснило положение вещей для бедного малого. Он выпалил в ответ около пятидесяти фраз, очень взволнованный, и Крукшенк выдал свое коронное: «Ah, oui». Когда наконец француз, казалось, скумекал, чего мы добиваемся, он вспотел, подкрутил усы и стал похожим на смерть. Уступая нашим настояниям, он протянул руку и собрался приложить большой палец к чернильной подушечке – своей собственной, – чтобы сделать оттиск.
Конечно, не было никакой веской причины, не позволявшей ему воспользоваться собственной чернильной подушечкой. Чернила, они чернила и есть, как на них ни посмотри. Но мы были настолько подозрительны, что не позволили ему этого сделать. Я был почти уверен, что мы вот-вот изобличим преступника. Крукшенк сграбастал его запястье и сказал: «Non, non, monsieur, il faut se servir de notre roller»[14]. Итак, мы сцапали его запястья и получили хорошие аккуратные отпечатки с помощью валика. Все это время парень болтал без умолку, а Крукшенк знай себе твердил: «Ah, oui», чем вроде как ставил француза в тупик. Когда мы уходили, он проводил нас каким-то странным взглядом – я даже не знаю, как его описать…
– Виноватым? – предположил Лэтроп.
Старший стюард почесал в затылке:
– Н-нет. Не виноватым. Как уже сказал, я не способен его описать – и пусть меня повесят, если это не так! Я спросил у Крукшенка, чтó болтал француз, но Крукшенк толком ничего не понял. Мы отправились к фотографу. Я сказал: «Тедди, обработай-ка эти снимки поскорее. Думаю, мы застукали того, кто нам нужен». Фотограф так и сделал. Однако, – угрюмо добавил старший стюард, – кровавые отпечатки больших пальцев – ну, вы понимаете, о чем я, сэр, – принадлежали не Бенуа. Бог знает, кто их там оставил, но только не француз. Он тут ни при чем.
Тишина, повисшая в офисе, тяготила.
– Это нам ничем не поможет, мистер Грисуолд, – произнес капитан с некоторым раздражением.
– Понимаю, сэр. И все-таки почудилось мне в этом что-то странное. Чего он добивался, зачем такого дурака валял?
– Возможно, это стоит выяснить. Макс, помнится, ты неплохо говорил по-французски?
– Сносно.
– Тогда поручим это тебе, – решил коммандер. – Больше ничего, мистер Грисуолд?
– Нет, сэр. Все остальные не артачились, кроткие, как агнцы Божьи. – Старший стюард снова заколебался. – Хотелось бы уточнить одну-две вещи, если позволите. Какими уликами вы располагаете? Не случилось ли поблизости свидетелей? Стюард или стюардесса что-нибудь видели?
Коммандер Мэтьюз покачал головой:
– Ничего особенного. По крайней мере, так они утверждают. – Он взглянул на Лэтропа. – Но есть кое-что заслуживающее внимания. Может, хоть это как-то нам поможет… По словам стюардессы, миссис Зия-Бей носила в сумочке не пузырек с чернилами, а конверт, набитый письмами или бумагами. Стюардесса утверждает, что видела его однажды, когда миссис Зия-Бей одевалась. О, и еще кое-что! Пузырька с чернилами не было в багаже леди. Стюардесса помогала ей распаковывать чемоданы и видела, что там лежит.
– Чернила! – воскликнул старший стюард. – Чернила! Не значит ли это, сэр, что убийца намеренно взял с собой в каюту пузырек с чернилами?
– Похоже на то.
– И заменил им конверт?
– Очевидно.
– Но почему, – не надеясь на ответ, спросил старший стюард, – именно чернила?
– Что касается меня, – проворчал Лэтроп, поправляя галстук и намереваясь надеть пальто, – я сейчас интересуюсь исключительно едой. Но если вы спросите моего мнения, то я отвечу: все это дело какое-то дурацкое. В духе дешевых детективных книжонок про Ника Картера[15]. Сначала обнаруживается кровавый след большого пальца, теперь – пачка бумаг. Не хватает лишь шприца с ядом, которым индейцы смазывали наконечники стрел… Так, вспомнилось. Попросите лучше судового врача произвести вскрытие. То, что медики называют post mortem. Да, я знаю, все вроде бы очевидно: жертве перерезали горло! Но именно подобные, лежащие на поверхности обстоятельства иногда играют злую шутку с участниками судебных процессов, если не принять все меры предосторожности. Как юрист, я должен вас предупредить. Располагает ли кто-нибудь еще полезной информацией?
– Я располагаю, – ответил Макс и поведал о приключениях мисс Валери Четфорд.
– Бог ты мой! – присвистнул Лэтроп. – А вы, однако, умеете обходиться с женщинами, верно?
– Рад сообщить, что к мисс Четфорд это не относится.
На лице капитана отразились тяжелые сомнения и нерешительность.
– Такая малышка? – произнес он, очевидно имея в виду субтильность Валери Четфорд. – Ты же не думаешь, что она могла… – И он провел ребром ладони поперек горла.
– Не знаю, – признался Макс. – Может, да, а может, и нет! Во всяком случае, следов крови на ней не было – это я заметил. А убийца, сдается мне, должен был изрядно выпачкаться.
– Погодите! – раздраженно вмешался Лэтроп. – Надеюсь, мы так не дойдем до утверждения, будто убийца был наг, благодаря чему на его одежду не попало ни капли крови? Как было в деле Курвуазье, Борден или Уоллес[16], – перечислил он, загибая пальцы. – В каждом из этих случаев высказывалось подобное предположение. И в каждом не было найдено никаких улик, подтверждающих причастность подозреваемых к убийству. Похоже, это доказывает, что далеко не всегда убийца бывает перепачкан кровью, как ожидают.
– Мистер Мэтьюз вовсе не утверждал, что мисс Четфорд была голой, – возразил старший стюард, но тут же взгляд его мечтательно замаслился. – Хотя, бог мой… Вот это было бы зрелище, а?..
– Мистер Грисуолд!
– Извините, сэр. Хотя, – игнорируя хмурый взгляд капитана, продолжил старший стюард с тем же мечтательным выражением, – помните, как югославская графиня забрела нагишом в салон, когда священник служил шестичасовую мессу? Не то чтобы я думал, будто мисс Четфорд способна на такое…
– Мистер Грисуолд! – повторил капитан, и в его голосе послышались приглушенные громовые раскаты. – Довольно! Вопрос не в том, во что был одет убийца. Вопрос в том, как, черт возьми, отпечатки больших пальцев, настоящие, реальные отпечатки больших пальцев, были оставлены на месте преступления призраком! Кем-то, кого вообще нет на борту лайнера! Кем-то… – Подняв для пущей выразительности свои большие пальцы, коммандер опустил руки и взмахом отмел допущение. – Я в такое не верю! – добавил он. – Это невозможно. Но что нам теперь делать?
– Я знаю, что сделал бы, будь я на вашем месте, – отозвался Лэтроп.
– Ну и?..
– Я передал бы это дело в руки сэра Генри Мерривейла, – продолжил Лэтроп. – Я никогда с ним не встречался, но слышал, что он настоящий мастер распутывать подобные истории.
Макс изумленно воззрился на безмятежного Лэтропа.
– Сэр Генри Мерривейл? – вскричал Макс, чувствуя, что мир сходит с ума. – Я познакомился с ним семь или восемь лет назад, когда работал на Флит-стрит[17]. Но он в двух тысячах миль отсюда! Он…
– Нет, вы заблуждаетесь, – возразил Лэтроп. – Он наверху, на шлюпочной палубе, в каюте рядом с капитанской.
– Старина Г. М. на борту этого судна?
Лэтроп выглядел удивленным.
– Разве брат не сказал вам? Вижу, что нет. Мерривейл и есть тот девятый пассажир. Не знаю, почему этот факт так усердно замалчивают, к чему вся эта таинственность, но капитану пришлось предъявить сэра Генри, когда речь зашла о снятии отпечатков пальцев у всех на борту.
– Старина Г. М.! Боже милостивый, он как раз тот, кто нам нужен! Где он сейчас?
Коммандер Мэтьюз взглянул на часы:
– Приближается время обеда. В данный момент, полагаю, он в парикмахерской, бреется. Я сказал ему, что к этому времени большинство пассажиров отправится в кают-компанию. – Капитан позволил себе безрадостную усмешку. – Так ты говоришь, что довольно хорошо с ним знаком, Макс?
– Он выставлял меня из своего кабинета не реже двух раз в неделю.
– Тогда поднимись и поприветствуй его. Он меня не слушается. Самый упрямый мерзавец, с которым я когда-либо сталкивался, – заявил коммандер Мэтьюз, качая головой. – Расскажи ему о случившемся. И посмотрим, что из этого выйдет. Будет небезынтересно узнать его мнение.
Глава девятая
– Послушайте, любезный, – раздался раздраженный голос. – Гори все огнем, но мне это надоело. Я знаю, что лыс, как Юлий Цезарь. И мне не требуются никакие, черт их побери, средства для отращивания волос! Я хочу побриться. По-брить-ся, побриться! Это все, чего я хочу. Ради всего святого, оставьте себе ваши сомнительные снадобья и займитесь бритьем!
– Но средство-то прямо замечательное, сэр, – не унимался искуситель. – После него и на бильярдных шарах усы отрастают. Знали бы вы, как оно помогло моему дяде, моему родному дяде, заметьте, сэр!
Макс выглянул из-за двери парикмахерской.
Взгляду его открылось впечатляющее зрелище. Корпулентная туша Г. М., в котором было две сотни фунтов чистого веса, размещалась в кресле под таким углом, что, казалось, того и гляди сверзится на пол при очередном крене корабельного корпуса. Укутавшая его простыня доходила до подбородка и почти полностью покрывала кресло. На виду оставалась только голова. Лицо Г. М. выражало какую-то страдальческую злобу. Обездвиженный и беспомощный Г. М. уставил в потолок взгляд негодующей жертвы.
Парикмахер, аккуратный человечек в белой куртке, правил бритву длинными, любовными движениями Суини Тодда[18].
– Имейте в виду, сэр, он был таким же лысым, как и вы, позвольте вам заметить. Да куда там, он был совершенно лысый! В конце концов, у вас тут еще осталось немного волос, – заявил парикмахер, оттягивая ухо Г. М. и заглядывая за него. – Так вот, он сказал мне: «Джек, где ты взял это замечательное средство? Оно творит чудеса». И я ответил: «Рад это слышать, дядя Уильям. Оно оказалось действенным?» – «Действенным? – переспросил он. – Говорю тебе, Джек, без обиняков: через двадцать четыре часа после первого нанесения волосы поперли, как в фильме о природе, где цветок вырастает и распускается за одну ночь. Причем волосы черные как смоль! А мне ведь шестьдесят два, если не больше». Позвольте спросить, сэр, а сколько лет вам?