– В основном, – ответил Г. М., – кисточка для бритья.
Некоторое время он молчал, шмыгая носом, затем неприязненно покосился на фарфорового кота и продолжил:
– Но это случилось позже. В ночь на воскресенье, когда его якобы прикончили и я осматривал каюту «убиенного», мне пришла в голову интересная вещь. Даже если отбросить странности с формой и противогазом, остаются маленькие неувязки, о которых вы только что упомянули. И это меня чертовски беспокоило.
Итак, наш друг Крукшенк предположил, что покойный Бенуа мог быть сотрудником французской разведки. Этому сильно поспособствовало бормотание «француза» о некой предательнице. Но речь эта, очевидно, произносилась исключительно для отвода глаз. Сотрудников военной разведки, как правило, набирают из числа офицеров регулярной армии, действующих или отставных. Любой французский офицер, пусть даже и в отставке, не стал бы носить столь странную форму. Эта мысль повлекла за собой другую: а стал бы ее носить настоящий француз?
Вспомните: каждый гражданин Французской Республики должен в молодости пройти военную службу. Черт побери, возможно ли, чтобы, проведя девять месяцев в строю, француз позабыл, сколько раз ему пришлось отдавать честь? Вздумай он заказать капитанскую форму у портного, разве попросил бы прикрепить нашивки на плечо, а не на рукав? Вот тут-то меня словно жаром окатило, заставив почесать в затылке.
Все выглядело так, будто он вообще не француз. Крукшенк думает, что Бенуа понимает английскую речь, хотя этого не показывает. Отчего? Почему он не подает виду? Почему сторонится людей, избегает разговоров? Почему не снимает фуражку?
Имейте в виду, он не впервые занимается грязными делишками. Иначе с чего бы ему пришел в голову трюк с чернильной подушечкой, который он разыграл перед Крукшенком и Грисуолдом? Бенуа выглядел виноватым, когда они вошли, и разинул рот, как рыба, когда они вышли, словно все его планы пошли наперекосяк. А позже, когда я сидел, размышлял и прикидывал варианты на шлюпочной палубе, явилась Валери Четфорд и рассказала, что видела, как Бенуа покидал каюту миссис Зия-Бей сразу после убийства…
Я уже понял, что кто-то попытался уклониться от ответственности с помощью ложных, поддельных отпечатков пальцев, оставленных на месте преступления. Но кто? Бенуа? Если да, то почему он позже попытался снять отпечатки своих пальцев, используя переувлажненную чернилами штемпельную подушечку на глазах у старшего стюарда и третьего помощника? Как будто хотел сделать еще один набор поддельных отпечатков. Я спрашиваю вас: зачем это ему понадобилось? Сначала он подделывает свои отпечатки в каюте миссис Зия-Бей. Затем готовится сфальсифицировать их снова, но его останавливают и вместо этого снимают отпечатки должным образом…
– И что же натолкнуло вас на ответ?
– Я вспомнил о бритвенном приборе. Это ужасно грустно, однако я оказался непроходимо туп. Я держал в руках и бритву, и кисточку для бритья в каюте Бенуа вечером воскресенья, но был слишком занят другими идеями, чтобы заметить главное. Меня отчасти удивило, что у француза имелась опасная бритва, однако отсутствовали ремень или точильный камень, чтобы ее править.
Размышляя над этим, я поздно вечером в среду отправился к парикмахеру. Раньше я уже встречался с тамошним злодеем. На самом деле я был в парикмахерской совсем недавно, но лишь для того, чтобы прервать бритье! Бенуа был «убит» в вечер воскресенья. Так вот, пеняя мне за побег, оскорбленный парикмахер упомянул, что в тот раз, в воскресенье вечером, я был его первым клиентом. Он добавил еще что-то о взбитой пене на кисточке, и…
Бинго! Именно тут я с обжигающей ясностью вспомнил, что кисточка для бритья в каюте Бенуа была абсолютно сухой.
Последовала пауза.
Макс с живостью вспомнил, как Г. М. рассеянно перебирал пальцами ворсинки сухой кисти в каюте Бенуа, и снова отметил, что мысль рассказчика начинает обретать форму.
– Вот вы, парни, – прогрохотал Г. М., сурово указывая на слушающих. – Да, вы, у которых есть только одна кисточка для бритья, как у большинства из нас. Скажите, она когда-нибудь бывает совершенно сухой? Разве эта красавица не остается изо дня в день наполовину влажной? Кисточкой Бенуа, очевидно, не пользовались целую неделю. И бритвой тоже. При этом он не ходил к парикмахеру. И все же этот безупречный субъект, всегда гладко выбритый, за исключением усов, с полудня пятницы до вечера воскресенья не демонстрировал на лице ни единой щетинки.
Вот тут-то я и проснулся. Все детали начали складываться, причем, так сказать, на кончике кисточки для бритья.
Капитан Бенуа был на самом деле кем-то другим.
Вот почему он говорил только по-французски – чтобы речь не выдала его. Вот почему он всегда носил фуражку – ни один самый замечательный парик не выдержит пристального внимания и обнаружит свою ненатуральность. Вот почему он держался в стороне от всех и появлялся только при самом мягком искусственном освещении. Но сможет ли он долго обманывать окружающих? Нет! Ему требовалось ровно столько времени, сколько нужно, чтобы убить миссис Зия-Бей, оставить улики, изобличающие призрачного капитана Бенуа, быть припертым к стенке этими уликами в роли Бенуа, «сломаться» и симулировать «признание». Тогда Бенуа, якобы от безысходности, стреляет в себя и падает за борт. Персонаж создан, а теперь уничтожен. Дело закрыто. На следующий день настоящий убийца появляется в своей обычной ипостаси, навеки отведя от себя опасность.
Вы поняли, каким образом вина была возведена на призрака? Роль Бенуа он продумал очень тщательно, заготовив маскарадную одежду, поддельные семейные фотографии, поддельный паспорт, выработав фальшивый почерк и не забыв даже о наклейках на чемодане. Все было проделано чрезвычайно предусмотрительно и, чтоб мне сгореть, даже виртуозно, с некоторым артистизмом! Но вся схема пошла наперекосяк.
Как только мне стало понятно, какая ведется игра, не составляло труда вычислить, кем должен быть имитатор. Для этого требовались определенные качества. Вы спросите какие?
Во-первых, его следовало искать среди пассажиров. Ни один офицер или член экипажа, выполняющий официальные обязанности, не мог претендовать на роль убийцы.
Во-вторых, на роль имитатора годился только человек, который почти все время проводит в своей каюте и которого никогда не видели на палубе до «смерти» Бенуа.
В-третьих, роль предполагала хорошее знание французского языка.
В-четвертых, этого человека ни разу не видели в компании Бенуа или в то время, когда Бенуа находился в поле зрения.
И теперь, мои простодушные друзья, все сходится! Бинго! Есть лишь один возможный кандидат.
Г. М. прервал речь, чтобы допить остатки пунша. С глубоким злорадным удовлетворением он достал из кармана сигару, понюхал ее, просверлил кончик спичкой, прикурил и откинулся на спинку стула. Кроме того, он достал свернутый план «Эдвардика», который Макс заметил в его каюте в пятницу вечером.
Проделав все это, сэр Генри продолжил:
– Я рассмотрю перечисленные пункты в обратном порядке, если у вас нет возражений. Небольшие дополнительные вопросы выявят ряд «чудес», связанных с этим преступлением. При желании вы можете дополнять сказанное.
Идет? Итак, в присутствии капитана Бенуа вы видели, например в кают-компании, мистера Лэтропа. Одновременно с капитаном вы также лицезрели мистера Хупера, доктора Арчера и Макса Мэтьюза. Но видел ли кто-нибудь из вас – когда-либо или где-либо еще – при подобных обстоятельствах Джерома Кенуорти? Могу поспорить, что нет.
Что до свободного владения французским, то Кенуорти, как нам известно, получил самую лестную аттестацию во время пребывания на дипломатической службе, пока его не выгнали. Ага, я вижу, девушка кивнула! Что ж, отличное знание французского – едва ли не главное требование к дипломату, непременное условие пребывания на службе. Таким образом, и это требование соблюдено.
А как насчет того, что первые пару дней Кенуорти не покидал своей каюты? Вряд ли нужно об этом говорить. Это всем известно, не так ли? Но и это еще не все. Он, по собственному его признанию, приучил своего стюарда никогда, ни при каких обстоятельствах не входить в каюту без приглашения. Верно?
Грисуолд и Макс кивнули. Старший стюард застонал.
– Стюард, приставленный к его каюте, – продолжил Г. М., – похоже, был чертовски обеспокоен тем, что Кенуорти несколько дней не ел ни крошки. Но он ел! Вспомните, капитан Бенуа появлялся только во время трапез, да и то не всегда. Он съедал все, но, возвратившись в каюту, вызывал у себя приступ тошноты, натуральной и сильной, глотая нукс вомика[37] или что-то еще подобное. Его «морская болезнь» не была притворной. Это было блестящее алиби. Вы же не ожидаете, что человек, полумертвый от качки, отправится резать людям глотки? На самом деле его не укачивало. Неужели вы не понимаете, что худые, поджарые парни, которые целыми днями глушат спиртное, редко страдают морской болезнью?
– Но сэр… – начал старший стюард.
– Подождите! Во время своих кратких появлений на публике в роли Бенуа он запирал дверь каюты, каюты Кенуорти, и хранил ключ у себя. Еще одна деталь алиби. Никому не нравится докучать человеку, страдающему морской болезнью. Если бы кто-нибудь постучал в его отсутствие, он мог бы позже просто сказать, что не пожелал отозваться. И было еще кое-что.
Сэр Генри злобно ткнул пальцем в Макса:
– Вот вы помните номер каюты Кенуорти?
– Семидесятая.
– Верно. А номер каюты Бенуа?
– Семьдесят первая.
– Секунду! – нахмурился Лэтроп. – Как же тогда вышло, что они не жили бок о бок? Насколько я помню, каюта Бенуа располагалась по правому борту, а Кенуорти – по левому.
Сэр Генри развернул план «Эдвардика»:
– Конечно, сынок. В том-то и весь смысл. Этот теплоход построен по той же схеме, что и почти любой другой круизный лайнер, находящийся на плаву. То есть каюты с четными номерами находятся по левому борту, а с нечетными – по правому. Каюты с последовательными номерами располагаются не рядом, но друг против друга, разделенные промежуточными помещениями.