– Я так и думала.
– Решил поболтать с тобой кое о чем. Я тут подумал, что, если уж ты решила связаться с Трентом, то могла бы делать это поаккуратнее.
Я удивилась таким его думам, но даже не попыталась опровергнуть обвинение. Все равно отпираться бесполезно.
– Ты никогда особо не заботился об аккуратности. Не понимаю, почему я должна поступать иначе.
– Разница между нами в том, дорогая, что ты всегда дорожила своей репутацией. – Из кармана смокинга Майло извлек сложенный лист бумаги. – Это появилось в газетах сегодня утром.
Я взяла вырезку, подошла к пятну падавшего из дверей света и прочла следующее:
Разумеется, немногих удивит тот факт, что некой леди просто все надоело. Жена известного бонвивана, недавно вернувшегося из Монте-Карло, отправилась к морю в компании с человеком, которого в свое время бросила, чтобы выйти замуж за этого самого бонвивана. По всей видимости, мы вправе предсказать бракоразводный процесс, за которым через непродолжительное время последует свадебная церемония.
Я отшвырнула газету Майло:
– Какая мерзость.
– Полностью разделяю твои чувства.
– Интересно, как они узнали, что я именно на море. Только вчера уехала.
Майло пробежал глазами газетную заметку и приподнял брови.
– А я в самом деле бонвиван?
– Дорогой, это совсем не смешно.
– Я и не смеюсь, дорогая. Ты полагаешь, мне было весело, когда я увидел, какое вы тут с Трентом нашли применение лунному свету? – Майло посмотрел на меня взглядом, который можно было бы назвать совершенно неприличным, если бы он не был моим мужем и не имел полного права смотреть на меня как угодно неприлично. – Хотя его трудно винить. Ты так красива сегодня, Эймори.
Я постаралась не думать о том, когда он в последний раз смотрел на меня с таким страстным блеском в глазах.
– Майло, ей-богу, сегодня я неподходящая жертва для твоих чар. Ты проделал долгий путь, чтобы ткнуть меня носом в газетную сплетню? После всех гадостей, которые они пишут про тебя, странно, что такая мелочь вызвала твой интерес к моим делам.
– Делам? Так их много? – сухо спросил Майло. – Значит, бедного Трента тоже водят за нос?
– Это утомительно, в конце концов. У меня был такой тяжелый день. Я ухожу. Спокойной ночи.
– Как он погиб?
Не столько сам вопрос, сколько тон, каким он был задан, заставил меня остановиться. Что-то в нем было еще помимо полного безразличия. Я обернулась.
– Его хватились перед чаем. Мы с Эммелиной отправились на поиски… Я увидела его вон оттуда. Он лежал на нижней террасе. – Я подошла к Майло и зачем-то понизила голос. Не могу понять, почему я вдруг почувствовала потребность довериться ему. – Я думала, это несчастный случай, но инспектор, который был здесь сегодня, утверждает, что это убийство.
Крайняя степень изумления Майло выразилась в том, что он приподнял бровь.
– Убийство? – Уголки его губ дернулись, что должно было означать язвительную усмешку. – Ну, дорогая, похоже, эта морская прогулка принесет тебе больше, чем ты от нее ожидала.
Я боялась, после всего случившегося не сомкну глаз, но старая присказка про то, что сон милее отца и матери, лишний раз подтвердилась, и я проснулась, когда утреннее солнце пробивалось в комнату, и даже не могла вспомнить, как отключилась. Я приняла душ, надела относительно темное, шитое у портного платье с поясом изумрудно-зеленого цвета и спустилась к завтраку.
Из нашей компании в столовой почти никого не было. Лишь Хэмильтоны и Роджерсы, сидя за одним столом, беседовали приглушенными голосами. Компанию им составлял Лайонел Блейк, который, правда, особого участия в разговоре не принимал.
Джила я не увидела и решила, что он у Эммелины. Мне было очень тревожно за нее, особенно теперь, когда выяснилось, что причиной смерти Руперта стал не несчастный случай. Ближайшие несколько месяцев, но прежде всего ближайшие дни станут для нее тяжелым испытанием.
Майло, разумеется, не показывался. Даже напрягли самое необузданное воображение, его нельзя было назвать ранней пташкой, и он, конечно же, еще нежился в постели. Его комната располагалась на моем этаже, уж не знаю, случайно или нет.
Я села за отдельный стол, но поближе к остальным, чтобы не создавать впечатления, будто избегаю их общества. В отличие от вчерашнего утра я, не испытывал никакого голода, налила чаю, взяла тост и немного фруктов. Только я поднесла чашку ко рту, как ко мне из-за соседнего столика перегнулась Анна Роджерс, положив руку на локоть.
– Вы видели Эммелину?
– Нет. А вы?
Она покачала головой, отчего ее платиновые локоны подпрыгнули.
– Джил говорит, она совсем плоха. По-моему, врач дал ей какое-то сильнодействующее средство.
– Надеюсь, она сегодня выйдет.
– Ужасная история, – покачала головой Анна. – Не могу поверить, что бедного Руперта больше нет. Его так все любили.
– Ну, положим, не все, – усмехнулся Хэмильтон. – Готов поспорить, Трент не рыдал ночью в подушку.
– Нельсон, – мягко упрекнула миссис Хэмильтон, – какие страшные вещи ты говоришь.
– Тем не менее верные, – оборвал ее Хэмильтон, но развивать эту тему не стал.
Даже если он знал, что за кошка пробежала между Джилом и Рупертом, то не собирался в настоящий момент этим делиться.
– Ничего этого не случилось бы, если бы они поставили нормальную ограду, – заметил мистер Роджерс. – По всей видимости, данное заведение пока не сталкивалось с обвинениями в преступной халатности. В случае если Эммелина – по прошествии приличествующего трауру срока, разумеется, – обратится ко мне с просьбой рассмотреть…
– О, Эдвард, – замахала на него вилкой жена, – не сейчас.
Роджерс явно рассердился на ее нестрогое внушение, но умолк. Нельсон Хэмильтон, перед тем как сунуть в рот половину яйца, громко хохотнул:
– Только бы не упустить работку, да, Эд?
Лариса Хэмильтон, все время разговора сохранявшая настороженное выражение, которое, как я поняла, было для нее естественно, негромко сказала:
– Я уверена, Нельсон, мистер Роджерс имел в виду не это.
– А что, вполне здравая мысль, – продолжил Хэмильтон, словно и не услышав жены. – Чистой воды халатность.
Значит, они не в курсе, что это убийство. Интересно, почему инспектор Джонс сказал об этом мне. В сложившейся ситуации я предпочла пока не предавать эту версию гласности и задумалась, кто еще мог знать о сложных отношениях между Джилом и Рупертом. Когда факт убийства станет известен, все быстро начнут соображать, у кого кроме них самих могла иметься причина разделаться с ним, и эту враждебность при желании можно будет истолковать именно как такую причину. Конечно, неприязнь еще не обязательно мотив для убийства. И тем не менее факт остается фактом: Руперт убит ударом в голову, который нанес кто-то, с кем он, возможно, повздорил на террасе.
Я ни на секунду не допускала, что это Джил. Но, как ни крути, если Джил был в такой ярости, что ударил Руперта, это могло произойти той ночью, когда они вели нелицеприятный разговор под моим окном. Нет, я не могла представить, что он имел такие страшные последствия. Однако это не рассеивало моих страхов по поводу того, что подумают остальные. И вдруг меня осенило. Если бы мне удалось установить, что Руперт делал перед смертью, то с Джила можно будет снять подозрение. И тогда я избавлюсь от все усиливающегося чувства тревоги.
– А кто-то видел Руперта на террасе вчера после обеда? – как бы невзначай спросила я, вилкой гоняя по тарелке ломтик яблока.
– После пляжа я его не видела. Мы с Эдвардом завалились спать, правда, дорогой? – Анна Роджерс ослепительно улыбнулась мужу, и тот вспыхнул.
– Как я уже говорил, я его не видел, – поспешил вставить Хэмильтон, как будто защищаясь.
– Я видела его в холле, когда все возвращались с пляжа, – вдруг сообщила миссис Хэмильтон, покосилась на мужа и, словно опасаясь, что он не даст ей договорить, быстро закончила: – Он сказал, что условился с кем-то встретиться.
Любопытно. Вчера, я точно это помнила, она подтвердила вслед за мужем, что они Руперта не видели.
– Я… мне только сейчас это пришло в голову, – добавила Лариса, будто прочитав мои мысли.
Я задумалась. Скорее всего это Хэмильтон велел ей молчать.
– Я подумала, что они с Эммелиной собрались пить чай, – продолжала между тем Лариса, – но, может быть…
– Это, конечно же, ерунда, – резко оборвал ее Хэмильтон.
– Да, разумеется, ты прав, – откликнулась Лариса, но в ее обращенном на меня взгляде и я увидела немой вопрос.
Я решила поговорить с ней позже, когда поблизости не будет мужа.
– Насколько я знаю, ночью приехал ваш супруг, – послышался вдруг резкий голос Вероники Картер.
Я обернулась и увидела, что она, подойдя к столу, устремила на меня холодные голубые глаза.
– Да, совершенно неожиданно, – безразличным тоном ответила я.
Недобрая улыбка появилась на чуть слишком ярких губах Вероники, и мне показалось, глаза ее сверкнули.
– Как некстати.
Терпеть не могу грубости, но в этот момент я могла бы подобрать для мисс Картер пару-тройку метких словечек.
– Ваш муж? – переспросила Анна Роджерс. – А я думала… – Она осеклась, и повисло неловкое молчание.
– Так, значит, вы уедете? – Этот вопрос задал Лайонел Блейк, великодушно избавив меня от необходимости разъяснять свои семейные обстоятельства. До сих пор он не проронил ни слова, хотя слушал с явным интересом.
– Не знаю. А вы? – обратилась я ко всем.
Теперь мой вопрос вызвал неловкую паузу.
– Мы тоже не знаем, – промямлила наконец Анна Роджерс. – Звучит ужасно бесчувственно, но, пожалуй, мы останемся здесь до конца.
– Номера оплачены, – пожал плечами Роджерс, накалывая на вилку кусочек копченой рыбы.
– По-моему, это чудовищно, – негромко произнесла Лариса Хэмильтон. – Я бы хотела вернуться домой… Чем скорее, тем лучше.
– Глупости, Лариса. – Мне показалось, ее муж заговорил несколько громче, чем было необходимо, тем более что они сидели рядом. – Руперт был душой нашей компании. Он бы наверняка хотел, чтобы мы остались. Какой смысл укладывать пожитки и мчаться домой.