Странно, море всегда дает ощущение чистоты и ясности, даже в самых, казалось бы, нестерпимых обстоятельствах. Однако Лариса Хэмильтон была другого мнения.
– Если честно, меня не особенно привлекает. – Она слабо улыбнулась, но взгляд стал теплее. – Я выросла среди лесов и холмов Дербишира. Равнинные, открытые пространства мне не близки.
Любопытно, подумала я, зачем же она тогда часами сидит на террасе, уставившись на бескрайнюю морскую гладь?
– Я всего один раз была в Дербишире, в детстве, – призналась я. – Лучше всего помню зелень, звенящую зелень, куда ни кинешь взгляд.
Она улыбнулась, и я впервые увидела на ее лице искреннюю улыбку.
– Там чудесно. Для меня нет места дороже. – Лариса Хэмильтон опять посмотрела на горизонт, и улыбка ее угасла. – Здесь так все непохоже на мои родные места. Я всегда ненавидела море… с самого детства.
– Однако тут так славно на минутку передохнуть, особенно после того, что случилось.
– Да, все это ужасно.
– Вы хорошо знали Руперта Хоу?
Лариса покачала головой:
– Нет. Скорее знакомый знакомых. Мы с мужем довольно часто бывали в компании, но я… это не была близкая дружба. – Она снова взглянула на воду. – Мне очень жаль Эммелину.
– А вы знаете, как они познакомились?
– Кажется, Эммелина говорила, в Лондоне, в каком-то театре. Не помню подробностей… Вроде бы Руперт отвадил человека, пожиравшего ее глазами. По-моему, было бы лучше, если бы у них не случилось романа. – На лице Ларисы вдруг проступила печаль. – Наверно, мне не следовало этого говорить.
– Вы были не очень высокого о нем мнения?
– Нехорошо плохо говорить о мертвых, – ответила она, и я поняла, что вопрос закрыт, по крайней мере в данный момент.
– А вы беседовали с инспектором, который тут все разнюхивает? – попыталась я сменить тему.
Лариса моргнула, но не отвела взгляда от воды.
– Да, он задал мне пару вопросов.
– Вы сказали ему то, о чем упомянули за завтраком? Что Руперт говорил, будто условился с кем-то о встрече?
– Да, сказала. – Внезапно, когда мы встретились глазами, я увидела в ее взгляде нечто для меня неожиданное – решимость. Вопреки внешней слабости, в Ларисе таилась подспудная сила, о которой я до этой минуты не подозревала. – Нельсон терпеть не может никуда впутываться. Он бы предпочел, чтобы все вели себя так, будто ничего не произошло… Но мне показалось, неправильно было бы умолчать об этом в разговоре с инспектором.
– Конечно. Думаю, это лучшее, что вы могли сделать.
Я прекрасно поняла, что имела в виду Лариса Хэмильтон. Мне тоже было нелегко после случившегося продолжать жить как ни в чем не бывало.
– Но он, похоже, не придал этому особого значения.
Я ринулась напролом:
– А что точно говорил Руперт?
– Что он договорился с кем-то встретиться на террасе. Так, мимоходом. Речь шла, я уверена, о том, чтобы выпить чаю с Эммелиной.
– Возможно.
– По крайней мере, точно помню, что тогда я так решила… что он имеет в виду Эммелину. По-моему, он это даже говорил. Ах, если бы вспомнить точно…
Поразмыслив, я решила, что лучше будет сказать Ларисе правду. Тогда я увижу ее первую, подлинную реакцию, она не успеет ее скрыть. Я чуть пригнулась, надеясь, что мне удалось принять заговорщический вид.
– Инспектор убежден, что это не несчастный случай. Понимаете, он считает, что это убийство.
Лариса Хэмильтон посмотрела на меня взглядом, не поддававшимся истолкованию. Страх?
– Убийство? Не может быть.
– Я говорила ему то же самое, но он непоколебим.
– Какой, однако, дурацкий способ убийства, – заметила Лариса с отсутствующим видом.
– Однако вполне эффективный.
Я обратила внимание, что Лариса не задалась вопросом, а кто, собственно, мог убить Руперта. Интересно, кого она подозревает? Был только один способ это выяснить.
– Как вы думаете, кто мог это сделать?
– Не рискну строить догадки, – осторожно ответила Лариса, но что-то в ее голосе придало мне уверенности, что, если чуть-чуть надавить, она скажет.
– Но подозрения-то всегда есть, правда?
Лариса задумалась, видимо, над тем, как ответить, и когда начала говорить, стало заметно ее смятение. Внутренняя сила, обнаружившаяся всего несколько минут назад, снова уступила место неуверенности.
– Я… Мне подумалось, что, может, это не несчастный случай… Я хочу сказать, не в полном смысле слова… Если он с кем-то поссорился и…
– Да? – не отступала я.
Миссис Хэмильтон вроде бы наконец решилась, однако в этот момент из дверей ее грубо окликнул муж:
– Лариса!
Она вздрогнула и быстро встала.
– Иду, дорогой.
Уходя, она стиснула мне локоть ледяной рукой – я почувствовала это даже через рукав – и тихо, так что я с трудом расслышала голос за шумом ветра, прошептала:
– Я не знаю, кто его убил, миссис Эймс, но меня не удивляет, что это убийство. Нисколько.
Проведя эту беседу, точнее, отложив ее до лучших времен, я задумалась, что же делать дальше. Кто на очереди? Я все еще не знала толком, какую, собственно, роль во всей этой истории собираюсь играть. Моя врожденная практичность и представления о хороших манерах, отшлифованные за долгие годы, я проведенные в строгих пансионах, были за то, чтобы прислушаться к совету Джила и предоставить дело полиции. Но интуиция нашептывала, что нас ждет еще немало бед и потому целесообразнее перейти к наступательным действиям. Хорошо бы выяснить, что думают остальные члены нашей компании. На худой конец, если мне удастся узнать что-нибудь интересное, я смогу сообщить об этом инспектору, когда он в очередной раз явится сюда на поиски добычи.
Вернувшись в холл, я первым делом увидела Лайонела Блейка, что избавило меня от мучительных размышлений, к кому бы пристать.
– Я собираюсь в деревню, миссис Эймс, – сказал он, когда мы поздоровались. – Может, у вас будут какие-то поручения?
Решение созрело мгновенно. Прекрасная возможность воплотить в жизнь мои следственные намерения!
– А можно мне с вами?
Лайонел улыбнулся:
– Конечно. Буду счастлив, если вы составите мне компанию.
– Я только быстро сбегаю за сумкой.
Поднявшись в комнату, я взяла сумочку и легкий жакет. Вдалеке собирались облака, и, по всей видимости, скоро пойдет дождь. Выходя с территории гостиницы, я несколько опасалась, что на нас набросятся журналисты, но, наверно, отсутствие дальнейших сенсаций в сочетании с усилиями полиции погасили их интерес к «Брайтуэллу». Мы беспрепятственно прошли к предоставленному гостиницей автомобилю.
Когда он медленно спускался с холма к деревне, я улучила момент и рассмотрела Лайонела Блейка как следует. Вблизи он выглядел так же привлекательно, как и на расстоянии, – по-моему, редкость для актера. Его красоту можно было назвать непринужденной, уверенной в себе, но не высокомерной. В Блейке не ощущалось того бахвальства, зазнайства, которые я со временем привыкла связывать с представителями театрального мира. Конечно, без штампов тут не обошлось, но мне довелось познакомиться с немалым числом людей из актерской среды, и многие из них обладали именно этими печально известными качествами.
– Как хорошо ненадолго уехать из гостиницы, – сказала я наконец, нарушая такое легкое молчание. – Особенно после ужасной смерти Руперта.
Не самый тонкий заход, но я чувствовала: в данной ситуации то, что надо.
– Да, бедный Руперт, – отозвался Блейк. – Для всех нас, наверно, эта история стала страшным ударом.
– Вы ведь были друзьями? Вам, видимо, особенно тяжело.
– Да, мы дружили, хотя я бы не сказал, что очень тесно. С Рупертом непросто было наладить близкие отношения.
– Как это?
Блейк помедлил.
– Думаю, лучше всего объяснить так: никогда нельзя было сказать, нравится ему человек или нет. Он всегда был дружелюбен, возможно, это было искренне, а возможно, наигранно. – Блейк улыбнулся, как мне показалось, немного печально. – Но я бы не хотел плохо говорить о мертвом.
Просто поразительно, сколько людей считает нужным оговориться подобным образом, прежде чем отрицательно высказаться о Руперте Хоу.
– Вы и не говорили о нем плохо. Я вовсе не собиралась лезть в чужие дела. Просто интересно. Странно, когда такое случается, хочется понять человека, узнать его лучше… когда уже слишком поздно.
– Болезненный, я бы сказал, интерес.
– Возможно. Мне так жаль Эммелину. Она просто убита.
– Надеюсь, она скоро придет в себя. Мисс Трент молода, ее снова посетит любовь.
Суждение вполне практичное и скорее всего верное, но меня несколько удивило, с какой небрежностью Лайонел Блейк отмахнулся от любви Эммелины к Руперту.
– Некоторые утверждают, что по-настоящему любить можно только один раз, – как можно аккуратнее сказала я.
Блейк взглянул на меня с сомнением.
– Некоторые любят по многу раз, – заметил он, и я сразу поняла, о чем речь.
– Вы имеете в виду Руперта? Да, кажется, у него было немало женщин. – Я подбиралась осторожно.
Блейк неопределенно пожал плечами:
– Всякое говорят.
Раз уж я слышала об Оливии Хендерсон, то, наверно, это известно всем. Значит, были и другие? Блейку, судя по всему, не очень хотелось поднимать эту тему, и я, опасаясь, что подобный вопрос будет крайне неприличным, зашла с другой стороны.
– Когда мы с Эммелиной вышли искать Руперта, вы как раз были на террасе и сказали, что не видели его. Вы долго там сидели?
Блейк снова посмотрел на меня своими странными зелеными глазами.
– Вы прямо как полицейский инспектор.
– О господи! – рассмеялась я.
Блейк улыбнулся, но больше ничего не сказал. Машина остановилась на краю деревни. Лайонел вышел и, открыв мне дверцу, спросил:
– Когда поедем обратно?
От меня не укрылся тот факт, что он мне так и не ответил. Поскольку Блейк держался вполне приветливо, мне показалось странным, что он игнорирует самые невинные вопросы. Эта уклончивость его манер наводила на подозрения.