Убийство в Брайтуэлле — страница 16 из 47

– У вас совершенно измученный вид, миссис Эймс, – с притворным сочувствием произнесла мисс Картер. – Наверно, то, что именно вы увидели Руперта, вас совсем подкосило.

– Это был тяжелый удар, – отозвалась я.

– Очень грустно, правда. Он был такой заводной. Боюсь, мне будет его не хватать.

– Вы тесно дружили?

– Не так, как мне бы того хотелось, – сказала Вероника, и я не поняла, имелся ли в этих ее словах дополнительный смысл. – Я познакомилась с ним раньше, чем Эммелина, и всегда считала обворожительным, но мы вращались в разных кругах.

– О, так вы знаете его дольше, чем Эммелину, – как бы мельком уточнила я.

Вероника вздохнула так, будто я запытала ее своими вопросами, но все-таки ответила:

– Нет, мы с Эммелиной вместе учились в школе. И с Оливией Хендерсон, кстати, тоже. Поэтому мы с Оливией и решили поехать сюда, узнав, что будут Тренты и Руперт.

– Ах, вот оно что. Интересно, как это все друг друга знают.

Увлекшись разговором, мисс Картер немного оживилась, хотя до воодушевления было далеко – но иного я и не ожидала.

– По-моему, у Трентов какие-то дела с Хэмильтонами, поэтому он и поехал. Бедный Нельсон, изо всех сил карабкается наверх. Еще не хватало с ним дружить. По-моему, он просто ужасен, даже слов не хватает. – Значит, у нас с ней все-таки есть нечто общее. – Кажется, Роджерс водит дружбу с Хэмильтоном, поэтому тоже притащился сюда. – Это совпадало с тем, что мне говорили супруги Роджерсы. – А Лайонела мы где-то подцепили пару месяцев назад. Он оказался таким лапочкой, и, решив отправиться сюда, мы пригласили его поехать вместе с нами. Все думали, что будет очень весело. Кто же мог такое вообразить? – Вероника с презрительным видом сделала круг рукой.

– Особенно тяжело Эммелине, – вставила я.

– Да, я еще успела пару раз зайти к ней, а потом Джил практически ее изолировал.

– Кажется, врачи дают ей успокоительное.

Фарфорово-синие глаза мисс Картер излучали полнейшее равнодушие.

– Да? Ну что ж, наверно, поможет. Хотя здесь такая тоска… Мне будто самой дали успокоительное. Последние дни почти не нужно было снотворное. – Взгляд ее вдруг оживился. – Пока не появился ваш обворожительный муж. Я и забыла, как с ним весело.

– Да, он просто чудо.

И снова, поскольку я не попалась на крючок, улыбка мисс Картер увяла.

– В любом случае, – поморщилась она, – смерть Руперта перечеркнула всю неделю. Лучше бы я не приезжала.

Какая невоспитанность с его стороны испортить вам все удовольствие, хотелось мне сказать.

– Не знаю, что он мог там делать, перед тем как упал. Он, конечно же, поскользнулся и оступился, – продолжала между тем Вероника, рассеянно разглядывая свои кроваво-красные ногти.

Я решила провести еще один небольшой эксперимент с реакцией на удивление.

– О, так вы не слышали? – как бы невзначай спросила я. – Инспектор говорит, что это убийство.

В глазах Вероники на долю секунды что-то мелькнуло – удивление или… страх? Затем маска безразличия снова вернулась на свое законное место. Почти так же отреагировала миссис Хэмильтон на террасе – молниеносная тревога, которую та тоже моментально скрыла. Может, обе знают что-то, о чем им не очень хочется говорить?

– Убийство? Не понимаю, как это возможно. Кому понадобилось убивать Руперта?

– Полагаю, следователь инспектор Джонс дорого бы заплатил, чтобы это узнать.

– Что ж, приятно было поболтать, – небрежно бросила Вероника, пригладив блестящие рыжие волосы, – но, боюсь, пора переодеваться к ужину.

– Разумеется.

Вероника Картер уехала на лифте, а я только у своего номера задумалась, что она, собственно, тут делала, если ее комната находится на другом этаже.

Глава 10

Несмотря на прибавление в компании, ужин прошел как обычно. Майло сел за мой стол и разыгрывал заботливого мужа, хотя разговаривать нам было особо не о чем. Вероника Картер уселась напротив и при любой возможности вовлекала его в разговор. Он в самом деле вызывал ее неподдельное воодушевление. Джил к ужину не вышел, и я начинала беспокоиться о нем не меньше, чем об Эммелине. Мистер Хэмильтон прикладывал недюжинные усилия, чтобы развлечь меня.

– Вы сногсшибательны сегодня вечером, миссис Эймс, – заявил он, окинув меня довольно откровенным взглядом.

Шелковое платье цвета слоновой кости с угловым вырезом было довольно скромным, но Хэмильтон будто смотрел сквозь ткань.

– Благодарю вас, – ответила я, выдавив из себя максимум вежливости.

– Я уже подумываю умыкнуть вас у мужа, – продолжил он, театрально понизив голос. Ларису эти намерения, похоже, привели в такой же восторг, как и меня. – Надеюсь, мистер Эймс не слишком ревнив. – Нельсон заговорил громче, получая удовольствие от того, что привлек всеобщее внимание.

– Нисколько, – отозвался Майло, разрезая мясо, и улыбнулся Хэмильтону. – Я женился на Эймори из-за ее денег. А она вышла за меня из-за моих.

Хэмильтон расхохотался.

– Стало быть, насколько я могу судить, вас обоих не постигло разочарование. Правильно, так и надо. Лариса, – он махнул вилкой в сторону сидевшей рядом с ним жены, – тоже вышла за меня из-за денег, но она бы ни за что в этом не призналась.

– Нельсон! – прошипела Лариса, заливаясь пунцовым румянцем. – Я не…

– Конечно, она была тогда красавица, – продолжал Хэмильтон, не замечая, а точнее, игнорируя отчаяние жены. – Так что цену нельзя назвать завышенной.

Услышав эту чудовищную эскападу, я невольно стиснула зубы. Бедная Лариса, казалось, вот-вот разрыдается.

– Чем вы занимаетесь, мистер Хэмильтон? – спросил Майло, меняя тему.

Молодец Майло. Я прекрасно знала, что род занятий Нельсона так же интересен моему мужу, как мне стоматологический анамнез Вероники Картер.

– Если угодно, я всем обязан самому себе, – надулся индюком Хэмильтон.

Переключившись на собственную персону, он забыл о женитьбе, и румянец Ларисы постепенно уступил место обычной бледности. Когда разговор получил новое направление, все, по-моему, вздохнули с облегчением. Анна Роджерс, пытаясь скрыть хмурое неодобрение – правда, без особого успеха, – оживленно заговорила с миссис Хэмильтон. Я никак не могла понять, какие отношения связывают этих двух женщин. Хотя миссис Роджерс утверждала, что они знакомы много лет, это было не очень похоже на близкую дружбу. Тем не менее создавалось впечатление, будто им друг с другом легко. Я надеялась, в лице Анны Лариса Хэмильтон имеет верного друга. Ей это, несомненно, очень нужно.

– Может, зайдем ко мне после ужина, Лариса, выпьем по глоточку? – предложила Анна Роджерс, стиснув локоть мужа. – Эдварду нужно засесть за какие-то ужасные юридические бумаги, а мне хочется с кем-нибудь поболтать. Можем полистать новые журналы.

– С радостью, – ответила миссис Хэмильтон, и я с удовольствием отметила, что она не спросила у мужа. – Конечно, если мистер Роджерс не возражает.

– Эдвард не возражает, не правда ли, дорогой?

– Конечно, нет, – отозвался тот приветливее обычного, словно следуя негласной инструкции жены быть с Ларисой полюбезнее. – Мы оба будем рады, если вы к нам зайдете. Анна злится на меня, когда я ее не замечаю, а мне очень трудно сосредоточиться, когда она начинает трещать.

Анна Роджерс рассмеялась, а миссис Хэмильтон улыбнулась, и в ее взгляде снова вспыхнула теплая искорка. Настроение за столом заметно улучшилось, хотя мистер Хэмильтон еще испытывал терпение Майло, повествуя ему о своей невероятной пронырливости, причем говорил все громче, пытаясь перекрыть общий хор.

Я порадовалась, когда ужин подошел к концу: можно было наконец улизнуть в гостиную. Как я и надеялась, она оказалась не занята. Большинство постояльцев остались танцевать. После яркого и шумного зала спокойные холодные тона гостиной, освещенной теплым светом светильников, успокаивали. Я подошла к стоявшему у стены письменному столу и, машинально открыв верхний ящик, увидела аккуратную стопку плотной бежевой бумаги с логотипом гостиницы и пачку конвертов. Усевшись за стол, я вытащила лист бумаги, собираясь написать кузине Лорел. Почему бы не сейчас, в конце концов. Ей я могла довериться полностью, к тому же будет полезно привести в порядок мысли, изложив их на бумаге.

Меня буквально раздавили события последних дней. Я приняла приглашение Джила скоропалительно, ничего толком не обдумав. Настало время признать, что стоило все как следует обмозговать. Правда, не в моей натуре слишком быстро сдаваться. Может быть, именно поэтому я так долго тяну свой явно неудавшийся брак…

Кто убил Руперта Хоу? Этот вопрос не выходил у меня из головы. Пока удалось выяснить немного, пожалуй, лишь то, что убитый не пользовался особым уважением друзей и знакомых. Сдержанно уклончивые ответы практически всех, у кого я спрашивала про Руперта, говорили сами за себя. По большому счету, он никому не нравился.

Похоже, только бедная слепая Эммелина не видела его недостатков. Мне было ее очень жаль. Не важно, что мы все думали о Руперте – она любила его, а теперь его нет. Вопреки прогнозам Лайонела Блейка ей потребуется немало времени, чтобы прийти в себя после этой трагедии.

Мои мысли обратились к Джилу. Он знает больше, чем говорит, никаких сомнений. Но что ему известно? Сам он наверняка пришел бы в ужас, узнав, что именно своим упорным молчанием подтолкнул меня к расследованию.

Нельзя сказать, что у меня не было дурных предчувствий. Если не врать хотя бы себе, следовало признать, что я вторглась на чужую территорию. Хоть это и неприятно, но меня в самом деле не касается, кто убил Руперта Хоу. Джонс производит впечатление очень толкового следователя. Тем не менее его вопросы о том, где находился Джил во время совершения убийства, встревожили меня не на шутку. Инспектор вполне мог прийти к неверному выводу, а идти на такой риск я бы не хотела. Если существовал хоть какой-то шанс, что мне удастся отвести подозрения от Джила, я это сделаю.

Конечно, сие похвальное желание вызывало ряд вопросов. Было очень приятно уверять себя, что я хочу помочь Джилу, хочу сделать все, чтобы его не впутали в историю с убийством жениха сестры. Но я старательно избегала вопроса: почему я это делаю. Кто мне Джил? Просто друг или больше? И даже теперь, пытаясь разобраться в наших путаных отношениях, я пришла только к одному выводу: я все еще думала, какой могла бы быть наша жизнь. Пять лет – долгий срок, кое-что изменилось, но многое, очень многое осталось прежним… Вздохнув, я поднесла перо к бумаге и начала писать.