Я сделала вид, что не расслышала этих слов и тона, каким они были произнесены, хотя меня кольнуло ничем, казалось бы, не обоснованное неприятное чувство.
– Ты правда думаешь, что Хэмильтон мог убить Руперта? Он, конечно, очень груб, и жена его боится, но это еще не значит, что он убийца.
– Я бы сказал, это в рамках вероятного, хотя не могу подобрать убедительной причины.
– Увы, – вздохнула я, переложив туфли в одну руку, чтобы другой опираться на перила. – Вот и я не могу. Ладно, пойдем, дорогой. Возвращаться все равно надо.
Он накрыл мою свободную руку горячей ладонью.
– Надо?
– Ты собираешься простоять здесь всю ночь? Холодает.
– Я тебя согрею, – пообещал Майло, притягивая меня к себе.
Его губы приблизились, и этот поцелуй на идиллическом фоне мерного рокота волн был менее поспешным. Нас овевал прохладный ветер, но моя решимость таяла от тепла повторных объятий Майло, а разум затуманился. И опять безрассудное желание вступило в борьбу со здравым смыслом. И снова победу одержало благоразумие.
– Думаю, лучше будет вернуться, – прошептала я наконец, обдавая дыханием его губы.
Майло чуть отстранился и посмотрел на меня. В его зрачках отражалась луна, и понять, о чем он думает, было невозможно.
– Если ты настаиваешь. – И, глубоко вздохнув, Майло отпустил меня.
Мы двинулись вверх по крутой лестнице, храня уютное молчание. Странно, иногда – вот как сейчас – вместе было необычайно легко, а иногда между нами словно вырастала стена.
На террасе, когда мы подошли к пятну света, падавшего из окон, я сказала:
– Наверно, мне надо надеть туфли. Хотя, похоже, в чулки набились камешки.
Майло подставил руку, опираясь на нее, я надела туфли и, посмотрев на мужа, пошла в холл. Майло двинулся следом, чтобы открыть дверь, но вдруг остановился и достал из кармана носовой платок.
– Подожди, ты размазала помаду.
– Это ты ее размазал, – уточнила я, заметив, что он как-то умудрился не перепачкаться. Еще один несомненный его талант, в ряду прочих.
Придерживая лицо за подбородок, Майло вытер мне губы и убрал платок, но руку задержал. Я подняла брови, в глубине души надеясь, что сейчас он снова меня поцелует. Но Майло отстранился и, уже открывая дверь, сказал:
– Еще одно, дорогая.
– Да?
Чуть наклонившись, он ослепительно улыбнулся.
– Просто считаю своим долгом тебя предупредить. Ни разу в жизни не спал на диване и учиться не намерен.
Я позволила Майло улечься в мою кровать, но целовать его на ночь не собиралась. Просто глупо укладывать его на слишком короткий диван. Во мне говорило исключительно милосердие, начинать же курортный роман с собственным мужем было не время. Это только все усложнит, особенно учитывая неопределенность в наших отношениях. Я по-прежнему не испытывала уверенности в своих чувствах к Майло, не говоря уже о его чувствах ко мне. Меня тянуло к нему, как, впрочем, и всегда, но это еще не повод бросаться в его объятия. И пока не наступила ясность, лучше держаться друг от друга подальше. Майло наглядно дал понять, что ему подобные сомнения неведомы, но в данном вопросе его мнение не являлось решающим. Что касается моих, если использовать это грубое выражение, брачных обязанностей, то, думаю, Майло имел бы больше оснований требовать от меня их выполнения, если бы начал выполнять свои.
Однако, должна признаться, воспоминания о поцелуях, которыми мы обменялись на лестнице, долго не покидали меня, даже когда до меня донеслось его медленное, ровное дыхание, означающее, что он уснул. Уже вечность между нами не было ничего подобного, и мысль о том, что я по-прежнему ему желанна, служила утешением.
Конечно, я не была такой дурочкой, чтобы считать, будто вспышка его интереса ко мне никак не связана с явной угрозой, которую представлял для нашего брака Джил. Мне иногда казалось, что Майло похож на эгоистичного ребенка, которому до лампочки брошенная игрушка, до тех пор пока в нее не захочет поиграть кто-нибудь другой. Меня не покидало неприятное чувство, что через непродолжительное время я снова стану ему безразлична.
Я повернулась и в мягком полумраке комнаты принялась рассматривать лицо спящего мужа. Считая себя практичной, уравновешенной женщиной, даже после пяти лет не самого безоблачного брака я не могла всерьез укорять себя за то, что потеряла тогда голову. Майло был так красив и очарователен, а я была так юна – меня закружило. Хотя, конечно, еще до свадьбы я могла бы прикинуть, что приятная внешность и обаяние не обязательно залог того, что из мужчины получится хороший муж.
Если меня извиняла молодость, то почему же Майло решил на мне жениться? Я часто об этом думала, поскольку вовсе не принадлежала к той породе женщин, которые обычно привлекают таких мужчин; ослепительная блондинка подошла бы ему больше. Нас разделяло куда больше, чем узкое пустующее пространство кровати.
Как уже нередко случалось в последнее время, мои мысли от Майло перекинулись на Джила. Интересно, он тоже сейчас не спит? Я надеялась, у него не очень страшная камера. Мне все еще не верилось, что Джил арестован. Какой ужас вся эта история… Завтра я навещу его. Хотелось бы надеяться, что он не очень на меня злится. Разговаривая с инспектором, я и представить не могла, что из этого выйдет.
Да, инспектор Джонс. Этот человек просто-напросто испытывал мое терпение. И все-таки чувствовалось, что в нем больше, чем видно глазу. У него явно что-то на уме, в этом я была уверена. Он арестовал Джила, но ни слова не сказал об орудии убийства. На дознании констатировали, что оно отсутствует. Непременно спрошу у него завтра, как можно быть в чем-то уверенным, если нет орудия убийства.
Я начала погружаться в сон, мысли невесомыми мотыльками порхали в голове. И вдруг из промежуточного между бодрствованием и легкой дремотой состояния меня буквально вышибла одна мысль. Я подскочила и моментально проснулась. Орудие убийства. Я посмотрела на Майло. Мне обязательно нужно с кем-нибудь поделиться, а он ближе всего.
– Ты спишь? – прошептала я.
Майло не пошевелился. Наверно, можно было подождать и до утра. Но в голове лихорадочно метались версии, и отложить их на завтра казалось невозможным. Я потянулась и включила лампу. У Майло чуть дрогнули веки.
– Майло!
Мирное, расслабленное лицо мужа свидетельствовало о том, что он весьма далек от пробуждения. Я заметно повысила голос:
– Майло, проснись.
Он прищурился на свет и прикрыл глаза ладонью.
– Какого черта?.. Что случилось?
– Мне надо с тобой поговорить.
– Боже милосердный, Эймори! Который час?
Я посмотрела на часы, лежавшие на столике.
– Начало третьего. Ты проснулся?
– Нет, черт возьми, не проснулся.
– Не ворчи, Майло. Послушай. Мне кое-что пришло в голову. Могла, конечно, догадаться и раньше. Я думаю, Хэмильтон искал орудие убийства.
Майло опустил руку и посмотрел на меня.
– Орудие убийства?
– Ну конечно, иначе и быть не может. Убив Руперта, он наверняка сбросил вниз эту штуку, чтобы потом подобрать.
– Уж конечно, твоему инспектору хватило ума там поискать.
– Он не мой, и кроме того, это могло быть нечто не привлекающее внимания, особенно если неизвестно что искать.
– Что, например?
Я вспомнила груду хлама у подножия скалы, какие-то нанесенные морем деревяшки, камни, ракушки.
– Да что угодно, хоть кирпич из стены.
– Если на берегу такой надежный тайник, зачем было искать?
– Не знаю. Может, Хэмильтон боялся, что его все-таки обнаружат. Или что прибой вынесет на видное место.
Я встала с кровати, набросила пеньюар и подошла к небольшому письменному столу в углу комнаты. Мысли путались, а лучший способ привести их в порядок – это записать. Неплохо было бы прибегнуть к нему раньше. У меня всегда прояснялось в голове, когда я писала Лорел. А последовательно изложив мысли на бумаге, можно было начинать думать об их значении. Я надеялась, что этот метод оправдает себя и в расследовании убийства.
– Дорогая, а нельзя ли подождать до утра?
– Уже утро, – отозвалась я, беря лист бумаги и перьевую ручку. – И прежде чем ты продолжишь ныть, позволь напомнить, что это была твоя идея заночевать у меня, не моя.
Майло вздохнул:
– Хорошо, пусть, только я не это имел в виду.
В верхней части листа я написала «Хэмильтон» и подчеркнула.
– Какой у него мог быть мотив? – спросила я. – Как ты думаешь, Руперт мог ухаживать за миссис Хэмильтон?
Майло сел в кровати, проведя рукой по взъерошенным волосам и темной, уже выступившей щетине. Я старалась не обращать внимания, какой он очаровательный, когда сонный. В его наружности так редко наблюдался беспорядок, что помятость лишь придавала ему особый шарм. Я снова вспомнила вечерние поцелуи и заставила себя сосредоточиться на поставленной задаче.
– Не исключено, – ответил Майло, – но я бы не сказал, что вероятно. Мне кажется, Руперт Хоу предпочитал совершенно других женщин. Она, конечно, довольно симпатична, но ее окружает аура какой-то несчастности. Да она и не скрывает, что несчастна. Не думаю, что мужчины находят это привлекательным.
– В лучах твоего внимания она, разумеется, оттаяла, – вставила я.
– Да, ей нравится, когда ее веселят. А, насколько могу судить, мистер Хэмильтон этим не занимается.
– Вот уж нет. Не понимаю, зачем она вышла за него замуж.
– Не понимаешь? Примерь ситуацию на себя. Может, выйдя замуж за меня, ты заключила и не лучшую сделку в жизни, но пример мистера Хэмильтона показывает, что могло быть намного хуже.
– Веский аргумент, – сухо заметила я. – В любом случае я не могу представить себе Хэмильтона, который убивает из ревности. А если по какой-нибудь другой причине?
– Может, тут замешаны социалисты, – пожал плечами Майло. – Если верить газетам, они сегодня замешаны исключительно во всем.
– Не валяй дурака, – улыбнулась я, оборвав полет его фантазии.
– Какие-нибудь темные делишки?