Я вышла на улицу и стала ждать. К магазину бесшумно подъехала изящная черная машина. Я закатила глаза под солнечными очками: ну конечно Рейф ездил на «Тесле»!
Я забралась в автомобиль, и мы тронулись с места. Меня охватило радостное волнение – интересно, насколько оно было связано с тем, что я проведу день вдали от магазина и места преступления с ним по соседству?
– Классная машина!
– Благодарю.
– И очень экологичная.
– У меня больше причин заботиться о будущем планеты, чем у многих, – улыбнулся Рейф.
Мы покинули центр Оксфорда и поехали по тенистым окраинным улицам. За окном мелькали викторианские особняки. Однако Рейф не останавливался. Я поняла, что мы направляемся за город.
– А где вы живете?
– Около Вудстока.
Вудсток располагался минутах в пятнадцати езды от Оксфорда и славился одной достопримечательностью.
– Неужели в Бленхеймском дворце?
Когда-то я была там на экскурсии. Это огромный замок, который построил герцог Мальборо. Там родился Уинстон Черчилль.
Рейф бросил на меня неоднозначный взгляд.
– Слишком много туристов.
Я рассмеялась.
– Хорошо. Тогда удивите меня.
Я смотрела в окно, наслаждаясь тем, что выбралась из магазина. Покинув Оксфорд, мы поехали мимо зеленых полей, где тут и там паслись овцы – часть их шерсти наверняка в итоге окажется в моем магазине. Впереди поднимались холмы Котсуолда, на которых виднелись домики из серого котсуолдского камня. Мы миновали три экскурсионных автобуса, направлявшихся в Бленхейм, группу одетых в лайкру велосипедистов, очевидно готовившихся к соревнованиям, и бесконечное множество машин с семьями, решившими покататься днем в воскресенье, – уверена, они ехали в какие-нибудь пабы обедать.
Мы пересекли городок Вудсток с его старомодными каменными домиками, отелями и пабами. Шоссе почти опустело. Мы свернули на небольшую дорогу, по бокам которой росли древние деревья, образуя над головами арку. Стояла тишина.
Спустя минут пять мы подъехали к черным железным воротам меж двух каменных колонн, со львом на каждой. Рейф достал ключ-брелок и нажал на кнопку – ворота неспешно отворились.
За ними была подъездная дорога, которая вела к огромному величественному дому с огражденным садом, где трудился садовник – остригал увядающие гортензии. По краям дороги был разбит изумрудный, словно бархатный газон – там паслись три павлина. Еще один наблюдал за ними со стены, и его сине-зеленые перья переливались в лучах послеполуденного солнца.
Я едва верила своим глазам.
– Павлины? У вас есть павлины?!
Думать о птицах почему-то было легче, чем о замке, который Рейф называл своим домом.
– Да.
Когда мы проехали мимо трех павлинов, один из них приподнял голову и уставился на нас, а затем, переваливаясь с боку на бок, засеменил следом, пытаясь догнать машину. Он был пухловатым и не слишком красивым, а его хвост вызывал лишь жалость: по траве за птицей, словно воднолыжник за крупным быстроходным катером, скользило одно-единственное перо.
Рейф затормозил у широких ступеней, ведущих в дом. Павлин побежал еще быстрее и, когда Рейф открыл дверь, встал неподалеку, будто соскучившаяся по хозяину собака. Эту встречу мне точно упускать не хотелось! Я выбралась из машины и поспешила к багажнику.
– Вижу, ты в добром здравии, Генри, – улыбнулся Рейф. Имя птицы он произнес с французским акцентом.
Вампир сунул руку в карман и достал оттуда какие-то зерна. Насыпав немного в ладонь, он присел. Павлин уставился на меня глазами-бусинками. Я не шевелилась. Через какое-то время птица решила, что угрозы я не представляю, вытянула голову и принялась клевать из руки Рейфа. Эта сцена точно войдет в топ-десять самых милых, что я когда-либо видела!
– А почему его зовут Генри?
– Он из Франции. Вырос в шато возле Тулузы. У владельцев стало туго с деньгами, и они продали часть имущества. Мне же отдали Генри.
Не хотелось показаться невежливой, но павлин был нездорово пухлым.
– Кажется, у него лишний вес?
– Не то слово! У Генри тело павлина, а душа поросенка. Ест что угодно, но особенно любит стейки. – Рейф взглянул на меня. – Он выглядит столь неухоженно из-за линьки. Хотите его покормить?
– А он позволит?
– Думаю, да.
Рейф жестом подозвал меня к себе. Я подошла и наклонилась. Генри отступил на пару шагов, но, стоило Рейфу насыпать в мою ладонь корм, а мне – вытянуть руку, жадность павлина победила его настороженность. Он вразвалку подошел ко мне и довольно изящно начал клевать зерно.
– Все, Генри, хватит, – сказал Рейф. – Иди побегай, сожги калории.
Павлин задрал голову, словно отвечая: «Еще чего!», а затем развернулся и потопал к своим товарищам, подметая дорогу пером из хвоста.
Мы выпрямились.
– Добро пожаловать в мой дом, – улыбнулся Рейф.
– Здесь просто великолепно!
– Благодарю. Сам дом был построен в эпоху Тюдоров. Купил я его не в лучшем состоянии. В конце семнадцатого века я достроил по бокам два крыла. Сад и двор спланировал Способный Браун[12].
Поместье, выложенное из местного камня, больше напоминало достопримечательность, чем жилой дом, – разве что речь шла о какой-нибудь знаменитости.
Двери открылись еще до того, как мы поднялись по лестнице. В проеме стоял мужчина средних лет в синем костюме.
– Добрый день, мисс! – обратился он ко мне, а затем повернулся к Рейфу: – С возвращением домой!
– Здравствуйте… – пробормотала я.
Войдя внутрь, я словно очутилась в романе Джейн Остен. Мне казалось, что я Элизабет, приехавшая в Пемберли[13]. Ну, может, это здание было поменьше, но в нем сочетались и богатство, и хороший вкус, и история. А ведь я даже не зашла дальше фойе! Полы были выложены плиткой, поверх которой лежали дорогие ковры. В центре комнаты находилась роскошная лестница, а у стены стоял камин – такой огромный, что там можно было бы зажарить слона.
Человек в синем костюме закрыл широкие двойные двери.
– Благодарю вас, Уильям, – кивнул Рейф.
– Сообщите, когда будете готовы пообедать, – сказал мужчина и исчез.
Я уставилась на Рейфа.
– Это ваш Альфред, Брюс Уэйн?
Рейф посмотрел на меня как на сумасшедшую.
– Прошу прощения?
– Ну, из «Бэтмена».
Он, судя по всему, так и не понял, о чем я. Я закатила глаза.
– Видимо, американская поп-культура прошла мимо вас?
– Очень надеюсь.
Выходит, высокий, мрачный и бессмертный все-таки не равно «всезнающий»! Я надеялась когда-нибудь в ближайшем будущем затащить Рейфа в темный кинотеатр и пополнить его культурный багаж. Пока я думала, какие фильмы и сериалы ему показать, он провел меня из фойе к двойной двери слева от парадной лестницы. Мы очутились в большой комнате с современными удобными диванами и креслами, массивным георгианским камином и внушительного размера люстрой. Однако ничто из перечисленного не могло сравниться с картинами на деревянных панельных стенах.
Я едва не проглотила язык – поэтому, наверное, и не ляпнула никакую глупость. На одной стене были пейзажи Моне: мазки синего и зеленого казались столь свежими, словно водяные лилии написали на этой неделе.
– А Моне случайно не вампир? – не сдержалась я.
Вдруг он до сих пор с нами? Призрак Живерни[14], который создает картины и продает их на подпольном рынке, в буквальном смысле этого слова.
Рейфа мой вопрос позабавил.
– Если и так, то я об этом не слышал.
– Вы, видимо, ценитель творчества импрессионистов, – заметила я.
Я подошла к другой стене: на ней красовались две работы Ван Гога, три – Тернера, одна – Писсарро и еще несколько – художников, о которых я никогда не слышала.
– Стены меняются в зависимости от моего настроения.
Я подняла брови в немом вопросе. Рейф повернул латунную ручку внизу ряда панелей, и те раскрылись, словно двери. За ними оказались еще картины. Я узнала работу Рембрандта; долго вглядывалась в подпись, чтобы опознать ван Дейка. Увидев коллекцию набросков, выполненных да Винчи, я едва не словила сердечный приступ.
– Все это – работы мастеров прошлого. Вы хоть знаете, сколько они стоят?
Рейф подошел ко мне, тоже глядя на наброски.
– Для меня они бесценны, как и радость, которую они дарили мне столько лет. Деньги же через какое-то время теряют смысл.
Я и представить не могла, что можно утратить вкус к деньгам. С другой стороны, в принципе поставить себя на место вампира тоже получалось с трудом…
Рейф открыл еще один ряд панелей – с целой стеной картин Пикассо.
– Мы с Гертрудой Стайн[15] немало спорили о его работах.
– Вы – с Гертрудой Стайн? В Париже, в двадцатых годах?
– Разумеется. Кружки она проводила увлекательные, – немного грустно улыбнулся вампир. – Я скучаю по этим людям. Интересные были времена.
Рейф показал мне и остальные комнаты. И чем дальше, тем больше любопытства у меня вызывала личность, скрытая внутри вампира.
Библиотека у него была, разумеется, просто великолепная – два совмещенных этажа, сверху донизу заставленных книгами. Для удобства здесь было множество лестниц, а еще – латунных балок, по которым эти лестницы можно было перемещать.
За библиотекой находился современный кабинет: два компьютера, новая офисная мебель. Гостевые спальни сочетали в себе старое (антикварная мебель) и новое (матрасы, постельное белье и шторы). Спальня же самого Рейфа выглядела наиболее современно – из-за кровати «королевского» размера и глубоких удобных кресел. Стены, ковры и постельное белье были выдержаны в холодно-серых тонах. Плотно закрытые шторы не пропускали ни лучика света. В смежной ванной комнате был огромный застекленный душ, где-то с семнадцатью режимами, а также сауна и глубокая ванна. Не знай я, что Рейф страдает бессонницей, наверняка поняла бы это, глядя на его спальню. Все в комнате словно успокаивало, и, судя по количеству книг, читал он здесь куда чаще, чем спал.