Затем в комнату прислали сиделку Грэхем, личную сиделку О'Каллагана. Она тихо вошла, улыбнулась Аллейну и выжидательно встала перед ним, убрав руки за спину. У нее были широко поставленные голубые глаза, широкий улыбчивый рот, слегка выступающие зубы и аккуратная фигурка. Инспектор с удовольствием отметил, что она вызывает ощущение компетентности и спокойствия.
— Садитесь, пожалуйста, — предложил Аллейн. Она сразу уселась поудобнее и больше не ерзала.
— Вы ухаживали за сэром Дереком, правильно? — начал он.
— Да.
— Сколько времени прошло с того момента, как он поступил в лечебницу, до операции?
— Почти час, по-моему. Его привезли вскоре после того, как я заступила на дежурство в пять часов. Операция началась без четверти шесть.
— Понятно. Послушайте, сестра Грэхем, вы не могли бы рассказать мне весь этот час в подробностях, как если бы вы его записывали?
Она серьезно посмотрела на него.
— Попытаюсь, — сказала она наконец, бросив тревожный взгляд на записную книжку, которую вытащил Аллейн.
— Вскоре после того, как я заступила на дежурство, позвонили, что прибудет сэр Дерек и что я должна быть его личной сиделкой. Я встретила каталку, уложила пациента в постель и подготовила его к операции.
— Вы делали ему какие-нибудь уколы?
— Нет. Обычную инъекцию атропина и морфия мы не делали, ее заменил укол гиосцина, который делает сэр Джон.
— Понятно. Итак, сиделка?
— Пока мы этим занимались, приехали леди О'Каллаган и сестра сэра Дерека. Когда приготовления закончились, их впустили в его палату. Он был в полубессознательном состоянии. Я понятно рассказываю?
— Восхитительно. Продолжайте, продолжайте, пожалуйста.
— Минутку, дайте подумать. Сперва я была в палате с ними вместе. Леди О'Каллаган вела себя очень хорошо — тихо, не беспокоила пациента. Мисс О'Каллаган выглядела страшно расстроенной. Они сели около кровати. Я вышла, чтобы поговорить с сэром Джоном. Когда я вернулась обратно, дамы разговаривали. Сэр Дерек лежал, закрыв глаза, но на секунду открыл их и застонал. Мне кажется, в этот момент он пришел в сознание и ему было очень плохо. Леди О'Каллаган вышла на минутку, чтобы поговорить с сэром Джоном. Потом мы все вернулись, и сэр Джон обследовал пациента. Пациенту, казалось, стало намного легче, но мне подумалось, это потому, что он был без сознания, причем гораздо глубже, чем за все время с момента поступления. Сэр Джон поставил диагноз: разрыв воспаленного аппендикса и начавшийся абсцесс. Он предложил вызвать мистера Сомерсета Блэка и немедленно произвести операцию. Леди О'Каллаган стала умолять его, чтобы он оперировал сам, и сэр Джон в конце концов согласился. Я вывела леди О'Каллаган и мисс О'Каллаган из палаты.
Сестра Грэхем сделала паузу и очень серьезно посмотрела на инспектора.
— Прежде чем они вышли из комнаты, не было больше никаких происшествий?
— Вы имеете в виду?.. Кое-что было, но, пожалуйста, инспектор Аллейн, не придавайте этому большого значения. Я уверена, что пациент совершенно не соображал, что говорит.
— А что он сказал?
— Он открыл глаза и сказал: «Нет… не давайте…», после чего тут же снова впал в бессознательное состояние.
— А вы поняли, что именно он пытался сказать?
— Это могло быть все, что угодно.
— Куда он смотрел в этот момент?
— На сэра Джона, который был ближе всех к кровати.
— Как бы вы описали его взгляд? Умоляющий? Взывающий? Какой?
— Н-нет. Он… он вроде как был испуган. Был похож на пациента, которому дали наркотик — морфий, например. Он так смотрел… тупой хмурый взгляд — я часто вижу его у больных, на которых начинает действовать успокоительное.
— Но вы же мне сказали, что ничего такого ему не давали.
— Я ему ничего не давала, — сказала сиделка Грэхем.
— В вашем голосе, сиделка, слышится странная интонация. Вы ему ничего не давали… Что вы этим хотите сказать?
Она тревожно заерзала и слегка покраснела.
— Я никому про это не говорила, — сказала она ему. — Я считаю, это очень опасно: говорить о том, чего точно не знаешь.
— Совершенно верно. Но вам не кажется, что мне лучше все-таки сказать? Сиделка Грэхем, сэр Дерек О'Каллаган был убит.
Аллейн внимательно посмотрел на сиделку. Она была изумлена и потрясена. Она быстро взглянула на него, словно хотела убедиться, что не ослышалась.
Он продолжал:
— Ему дали смертельную дозу гиосцина. По меньшей мере в отношении четырех человек возможно подозрение. Тот самый эпизод, о котором вы не хотите поведать, может спасти невиновного человека. Я слишком набил руку в своем деле, чтобы делать скоропалительные идиотские выводы. Вам действительно кажется, что вы хорошо поступите, не сказав мне, в чем дело?
— Наверное, нет.
— Позвольте мне помочь вам. Вам кажется, что кто-то — правильно? — дал О'Каллагану какое-то лекарство?
— Да, было похоже на то. Однако лекарство не могло так быстро подействовать.
— Что случилось после того, как вы вернулись к вашему пациенту? Что вы обнаружили?
— Вы очень… очень проницательны, — сказала она. — Вернувшись, я стала приводить палату в порядок. Пациент, казалось, спал. Я подняла ему веко и увидела, что он без сознания. Зрачок не был сужен. Тогда я поняла, что морфия ему не давали. Тут я заметила под стулом у кровати маленький клочок белой бумаги. Я подобрала его и разглядела на нем остатки восковой печати, как бывает на аптечных порошках. Его там определенно не было, когда в палату привезли сэра Дерека.
— Вы его сохранили?
— Я… да, он у меня. Тогда я еще подумала, что же ему могли дать, и, когда палату убирали, положила кусок бумаги в тумбочку. Он должен еще быть там.
— Попозже, с вашего разрешения, я на него взгляну. Кто сидел на этом стуле?
— Мисс О'Каллаган, — тревожно сказала она.
— И мисс О'Каллаган оставалась с пациентом одна? Сколько времени? Три минуты? Пять?
— Скорее минут пять, как мне кажется.
— Еще что-нибудь вы заметили? Может, он пил воду, как вам кажется?
— Стакан воды у постели был не полон.
— Вы образцовый свидетель. Я полагаю, этот стакан тоже вымыт? Да… Людям моей профессии клиника представляется очень плохим местом для поисков. Не беспокойтесь больше. Может оказаться, что все это совершенно не имеет значения. Но в любом случае было бы преступлением скрывать это. Как я понимаю, сознание исполненного долга приносит утешение мятущимся сердцам.
— Не могу сказать, что это относится ко мне.
— Глупости. Теперь, будьте так любезны, принесите мне ваш клочок бумажки, хорошо? И приведите с собой сиделку Бэнкс, только не говорите ей о том, что это убийство. Кстати, что вы думаете о ее реакции на радостную весть — как я понял, она сочла ее радостной?
— Бэнкс, конечно, дура, — неожиданно заявила сиделка Грэхем. — Но она не убийца.
— А что именно она сказала?
— Что-то из Библии, насчет Господа, покаравшего врагов наших…
— Помяни Господи царя Давида и всю кротость его! — воззвал Аллейн. — Что за старая… простите, сиделка. Попросите эту леди зайти сюда, хорошо? А если услышите, что я завизжал, врывайтесь и спасайте меня. Я не испытываю ни малейшего желания умереть у ног этой мраморной богини… Кто она, кстати? Анестезия?
— Понятия не имею, инспектор, — сказала сиделка Грэхем, внезапно широко улыбнувшись.
Она бодро вышла и через несколько минут вернулась с маленьким квадратиком белой бумаги, в какую аптекари заворачивают приготовленные лекарства. По краям сохранились еще кусочки красного воска, а изгибы на бумаге говорили о том, что в нее была завернута круглая коробочка. Аллейн вложил листок бумаги в свою записную книжку.
— Сиделка Бэнкс ждет, — заметила сиделка Грэхем.
— Спускайте ее с поводка, — сказал Аллейн. — До свидания, сиделка.
— До свидания, инспектор.
Мисс Бэнкс вошла с весьма воинственным видом. Сесть она отказалась и, неловко выпрямившись, замерла почти на пороге. Аллейн из вежливости тоже остался стоять.
— Возможно, сиделка Грэхем сообщила вам о цели моего визита сюда? — спросил он.
— Она что-то там сказала насчет Скотланд-Ярда, — фыркнула Бэнкс. — Не знаю, что она еще говорила.
— Я расследую обстоятельства смерти сэра Дерека О'Каллагана.
— Все, что знала, я сказала на предварительном расследовании.
Аллейн решил, что тут деликатность неуместна.
— Вы не упомянули, что это было убийство, — заметил он.
На миг ему показалось, что Бэнкс испугалась. Потом она произнесла деревянным голосом:
— В самом деле?
— Да. Что вы об этом думаете?
— А откуда вы знаете, что это убийство?
— Посмертное вскрытие показало наличие по меньшей мере четверти грана гиосцина.
— Четверть грана! — воскликнула Бэнкс.
Ему вспомнился Филлипс. Никто из них не восклицал в изумлении: «Гиосцин!», но все поражались количеству.
— Вы что, не ожидали, что эта доза его убьет? — спросил он.
— Да нет же. Мистер Томс сказал… — Она осеклась.
— Что такое сказал мистер Томс?
— Я слышала, как перед операцией он сказал, что смертельная доза гиосцина составляет четверть грана.
— А как разговор перешел на такую тему?
— Не помню.
— Как я понял, вы приготовили и сделали инъекцию камфары и приготовили инъекцию сыворотки.
— Да. И ни в один шприц я не набирала гиосцин, если вы это подразумеваете.
— Вне всякого сомнения, есть способ это доказать, — сказал Аллейн. — Разумеется, мы расследуем этот вопрос.
— Уж пожалуйста, — фыркнула Бэнкс.
— Сэр Джон приготовил и сделал инъекцию гиосцина.
— Ну и что с того? Сэр Джон не стал бы травить в операционной даже своего смертельного врага. Он жуть какой щепетильный хирург.
— Я очень рад, что вы так думаете, — мягко заметил Аллейн.
Бэнкс молчала.
— Я слышал, вы смотрите на эту историю как на вмешательство Провидения, — добавил он.
— Я агностик. Я сказала «если бы».
— А-а-а, — сказал Аллейн, — понимаю, невзирая на всю загадочность ваших высказываний: если бы вы не были агностиком и верили в Провидение, то сказали бы, что это его рука… Вы не могли бы мне сказать, кто из хирургов и сиделок оставался один в операционной перед операцией?