Они поужинали на квартире у Аллейна, где Василий изо всех сил старался угодить Анджеле.
— Любопытное совпадение, эта маленькая пьеска, а? — спросил Аллейн.
— Очень подозрительно, — согласился Найджел. — Когда вы про нее услышали?
— Томс упомянул, что он и Филлипс обсуждали ее перед самой операцией. Томс очень старался не рассказывать про нее в подробностях. Вот я и подумал, что, может быть, стоит посмотреть. Мне все мерещится, что Томс именно этого от меня и хотел.
— А сэр Джон ее видел? — спросила Анджела.
— Нет. Томс ему рассказал.
— Послушайте, — сказал Найджел. — Вам кажется, что эта пьеска подала Филлипсу идею?
— Могло быть и так.
— Или все могло оказаться совершенно иначе, — добавила Анджела, глядя на него.
— Мои поздравления, мисс Анджела, — сказал Аллейн.
— Мистер Томс совершенно открыто сказал вам об этом их разговоре?
— Нет, деточка, совсем не так. Он кудахтал, как старая хохлатка.
— И какой вывод вы из этого сделали? — невинным тоном спросила Анджела.
— Может быть, он боялся навести подозрение на своего заслуженного коллегу и старшего по профессии?
— А-а-а, — сказала она разочарованно. — А какой он в остальном?
— Кроме того, что он немыслимый шут? Должен сказать, он или очень забывчив, или привирает. Он утверждает, что вышел из операционной вместе с Филлипсом после того, как тот приготовил шприц с гиосцином. А Филлипс, старшая сестра и Бэнкс говорят, что это не так.
— Ну да, — пробормотала Анджела. — Вот что они, значит, утверждают…
— Я понятия не имею, что ты имеешь в виду, Анджела, — пожаловался Найджел. — Мне бы хотелось побольше услышать о маленьком человечке. Он что, действительно вел себя как ненормальный?
— Честное слово, он вел себя очень странно, — ответил Аллейн. — Он пугался, как кролик, едва произносилось слово «убийство». Он явно приходит в ужас, стоит ему об этом подумать. И все же, мне кажется, он тревожится не только за себя. По-моему, это все Томс со своей ослиной манерой шутить: он позвонил и стал вышучивать волнения Робертса по этому поводу.
Аллейн пристально смотрел на Анджелу.
— Робертс и есть убийца, помяните мое слово, — объявил Найджел. — Я бы поставил на него полгинеи.
— А я нет, — отозвалась Анджела. — Я бы скорее поставила…
— Боюсь, что совесть сотрудника Скотланд-Ярда не позволит мне присоединиться к вашим хладнокровным ставкам, — сказал Аллейн. Он с любопытством посмотрел на них. — Позиция мыслящего дилетанта порой бывает очень странной, — заметил он.
— Ставлю два к одному, на Робертса против всех остальных, Анджела, — сказал Найджел.
— Принимаю, — ответила Анджела и щедро добавила: — В гинеях. А что вы говорили, инспектор?
— Я всего лишь размышлял. Решение остается за судьей?
— Что вы хотите сказать?
— Ну… только то, что вы ставите на мужчину или женщину, которые, если вы окажетесь правы, будут повешены. Не могу себе представить, чтобы вы стали заключать пари, если бы речь шла о какой-нибудь иной смерти. Именно это я и имел в виду, когда говорил о любопытной позиции дилетанта.
Анджела покраснела.
— Вот уже второй раз за время нашего знакомства вы заставляете меня почувствовать себя свиньей, — сказала она. — Пари отменяется, Найджел.
— Вы сами бываете весьма хладнокровны, Аллейн, — возмущенно сказал Найджел.
— О, конечно, — ответил Аллейн. — Но я же полицейский.
— Во всяком случае, — возразила Анджела, — я ставила на невиновность доктора Робертса.
— Ну да.
— И все-таки, — сказал Найджел, — Мне кажется, это сделал он.
— Как?
— Э-э-э… ну-у… как-нибудь. С помощью укола.
— Он не делал никаких уколов.
— А кто мог это сделать? — спросила Анджела. — Я хочу сказать, у кого была такая возможность?
— У Филлипса, который приготовил шприц и сделал укол. У сиделки, которая оставалась наедине с пациентом. У мисс О'Каллаган — то же самое. У Бэнкс, которая подготавливала шприц и делала укол. Томс делал укол, но шприц готовил не он. Он оставался в операционной один в течение нескольких минут, если только Филлипс и старшая сестра говорят правду. Томс использовал большой шприц и, как он совершенно точно заметил, вряд ли мог бы при помощи ловкости рук вытащить из кармана другой. У Джейн Харден было время опорожнить шприц и заполнить его гиосцином.
— А кто из них, как вы сказали, оставался в операционной один?
— Все сиделки. У Томса и Филлипса, наверное, тоже был такой шанс.
— Но не у Робертса? — спросил Найджел.
— Думаю, что нет. Он отправился сразу на пост анестезиолога, а там к нему присоединилась личная сиделка с пациентом.
— Да, дорогой, не везет, — сказала Анджела, — похоже на то, что единственным человеком, который не мог убить сэра Дерека, был именно он.
— Но ведь он — единственный надежный подозреваемый, — объявил Найджел. — Разве это неправда, что при виде человека с железным алиби полиция настораживает уши?
— Лично я опускаю уши, как спаниель, со вздохом облегчения, — сказал Аллейн. — Но, может быть, вы и правы. Это едва ли можно назвать алиби. Робертс там был. У него просто не было шприца, чтобы сделать укол, ни с собой, ни под рукой.
— И никакого мотива, — добавила Анджела.
— Ищите мотив, — сказал Найджел.
— Обязательно, — ответил Аллейн. — Только очень мало надежды, что найдем. Вы себе представляете, насколько вся обстановка благоприятствовала убийце, если смертельный укол был сделан во время операции? Как только пациента увезли, они принялись за работу, и, насколько я успел убедиться, они просто-таки вылизывают операционную. Ничего не остается: все стерилизуется, моется и полируется. Шприцы, лотки, инструменты, пол, столы — все. Даже ампулы, в которых были препараты, выбрасываются в бескрайний космос. Если хотите представить себе идеальное место, где можно замести следы преступления, то вот оно, пожалуйста, — Аллейн встал и посмотрел на часы.
— Нас хотят выпроводить, — безмятежно сказала Анджела.
— Всего лишь одиннадцать, — пробормотал Аллейн. — Я размышлял о том, не сделаете ли вы для меня кое-какую работу?
— Какую работу? — спросили оба сразу.
— Пойти в полночь на большевистский митинг.
— Сегодня?
— С превеликим наслаждением, — быстро ответила Анджела. — Где это? И что мы должны делать?
— Для вас, Батгейт, это лакомый кусочек сенсации, — сказал Аллейн. — Мистер Николас Какаров, агент некоей искушенной части коммунистических пропагандистов, устраивает митинг в Ленин-холле, Солтароу-стрит, Блэкфрайарс. Ленин-холл — это переоборудованный склад. Мистер Какаров — поменявший свои убеждения мелкий чиновник, родом из Кракова. Я совершенно уверен, что Какаров — вымышленное имя. «Какаров из Кракова» — что-то уж очень смахивает на скороговорку, таких имен не бывает, правда? И вообще вся его компания какая-то ненастоящая. Насколько нам известно, ни Россия, ни какая-либо другая уважающая себя страна их официально не признает. Подлинный советский гражданин — честный и порядочный парень, если только заглянуть под его предрассудки. А эти типы просто гротескны — какие-то незаконные отпрыски Индустриальных Рабочих Мира. Сами увидите. Сиделка Бэнкс собирается на этот митинг. И мы тоже. Я переоденусь и буду чувствовать себя дураком. Бэнкс может узнать меня и переодетым, что не соответствует духу и традициям детективных романов, поэтому с ней рядом сядете вы и разговорите ее. Скажете, что билеты вам дал мистер Маркус Баркер, которого там не будет. Он из сочувствующих, а в настоящее время сидит под арестом за продажу запрещенной литературы. У него книжный магазин на Лонг-Акр. О нем не говорите: только запутаетесь. Мне нужно, чтобы вы побольше вытянули из этой дамы. Вы — восторженные новообращенные. Пусть она поймет это по вашей беседе между собой, и, будьте уверены, ей захочется с вами подружиться. Порадуйтесь смерти О'Каллагана, если только сумеете сделать это артистически. Теперь погодите минутку — мне нужно позвонить Фоксу. Вот, прочитайте это и посмотрите, сможете ли вы разговаривать в таком же духе.
Он порылся в столе и вытащил переплетенную в красное брошюру под заглавием «Советское движение в Британии. Маркус Баркер». Анджела и Найджел уселись рядышком и углубились в чтение.
Аллейн позвонил Фоксу, который все еще был в Скотланд-Ярде.
— Привет, Братец Лис. Есть новости?
— Приветствую вас, сэр. Даже не знаю, что вам сказать. Ребята проверили все насчет этих дел с наследственностью. Вроде бы все вполне нормально. У отца сэра Дерека, можно сказать, в голове не все дома были, вроде как он был очень странный джентльмен. Был еще двоюродный дедушка, который вообразил, что он в родстве с королевской фамилией, и весьма своеобразно покончил с собой — садовым ножом. А еще двоюродная бабушка, которая затеяла какую-то религиозную бучу, и ее за это посадили под замок. Она вроде как всегда раздевалась.
— Вот как? А что насчет Рут?
— Так ведь как только вы позвонили, я направился в дом к мисс О'Каллаган, чтобы обследовать на чердаке резервуар с горячей водой, и выпил чашечку чаю с кухаркой и горничной. Они обе — весьма разговорчивые леди и полны сплетен по поводу cette affaire, — сказал Фокс, опять вставляя французское выражение. — Они очень любят мисс О'Каллаган, только считают ее слегка чудаковатой. Похоже, мисс была очень привязана к своему брату и, похоже, она увязла по уши с этим фармацевтом — мистером Гарольдом Сейджем. Он вроде как очень часто ее навещает. По мнению горничной, у них роман. Мисс О'Каллаган принимает множество его лекарств.
— И запивает содовой? А еще что?
— Очень полезные сведения, сэр. Мистер Сейдж — коммунист.
— Черт побери, не может быть! Господи, Фокс, вот это конфетка! Точно?
— Ну да — совершенно в этом уверен. Он всюду раскидывает литературу подобного рода. Кухарка показала мне брошюрку. Одна из книжонок Маркуса Баркера.
Аллейн посмотрел в открытую дверь гостиной на Анджелу и Найджела, которые сидели рядышком, тесно прижавшись друг к другу, склоненные над брошюрой в алом переплете.