– Все хорошо… Но, голубчик… – Магит удивленно взглянул на Мезенцева. – Какие четыре дня? У Чехова написано: месяц. Нам не нужна отсебятина. Будьте внимательны. – Он встал и заходил по комнате. – Давайте попробуем выстроить эту мизансцену. Лионелла Павловна, вы стоите здесь!
Лионелла поднялась из-за стола и встала, куда указал Магит.
– Валерий Семенович, вы – в шаге от нее.
Мезенцев сделал несколько шагов и остановился рядом с Лионеллой.
– Со слов «вы с ума сошли». – Распорядившись, Магит стал кружить вокруг них.
– Вы с ума сошли! – прочитала Лионелла.
– Вы застенчивы… – процедил Мезенцев, глядя ей в лицо.
– О, я лучше и выше, чем вы думаете! Клянусь вам!
– Елена Андреевна хочет уйти! – крикнул Магит. – Но Астров заступает ей дорогу, хватает за руку и страстно… Я повторяю: страстно шепчет!
Мезенцев схватил Лионеллу и порывисто обнял:
– Я сегодня уеду, бывать здесь не буду, но… – Он зашептал: – Где мы будем видеться? Говорите скорее: где? Сюда могут войти, говорите скорее… Какая чудная, роскошная… Один поцелуй… Мне поцеловать только ваши ароматные волосы…
Лионелла ощутила, как Мезенцев целует ей шею, и оттолкнула его.
Сидевшие за столом внимательно наблюдали. Лионелла скользнула взглядом по лицам актеров и вдруг покраснела. У нее появилось чувство, как будто ее только что отшлепали у всех на глазах.
Глава 11Грязная сплетня
Строков и Лионелла шагали по театральному коридору вдвоем. Читка закончилась, и Магит их отпустил.
Строков сутулился при ходьбе, у него был притупленный, хмурый взгляд, борода делала его лицо нелюдимым.
– Мне кажется, что вы на меня сердитесь, – сказала Лионелла.
– Нисколько.
Лионелла остановилась:
– Нам нужно поговорить.
– Здесь? – Строков тоже остановился. – Пойдемте лучше в кафе. Здесь есть одно местечко…
– Вы не поняли. Это деловой разговор. Точнее – просьба, – слабо улыбнулась она.
– Вы меня просите? – удивился Строков.
– Это касается смерти Кропоткиной.
– Так-так… Я весь внимание.
– Вас, вероятно, вызовут для дачи свидетельских показаний.
– Мне нечего рассказать. Когда гроб летел в зрительный зал, я был в гримерке.
– Вас спросят не об этом, – предельно аккуратно уточнила Лионелла. – Вас спросят о нашей прогулке в кулисье за три часа до начала спектакля.
– Кажется, я понимаю, о чем идет речь… Вернее, слышал, что у вас неприятности.
– Кто еще в театре об этом слышал?
– Все, – кратко ответил Строков. – Итак, что я должен сказать следователю?
– Правду.
– Думаю, нужны уточнения. Иначе вы бы не затеяли со мной разговор.
– Меня тревожат два момента. – Лионелла смотрела ему в лицо, ожидая понимания или, по крайней мере, ответной реакции. – Когда я сдуру улеглась в этот гроб… – Она покачала головой. – Вот ведь какая глупая…
– Я слушаю, слушаю…
– Вы упомянули о креплениях, за которые цепляются тросы, и предложили мне их потрогать.
– А я действительно предложил? – уточнил Строков.
– Разве не помните?
– Ну, если вы говорите, наверное, так и было.
– Все было именно так.
– И что? Я должен сказать следователю, что предложил вам ощупать крепеж?
– Боже мой, как глупо это звучит! Как будто я склоняю вас к лжесвидетельству.
– Мне это ничего не стоит… – вежливо проронил Строков.
– Просто скажите правду.
– Ну хорошо. С этим все ясно. Поговорим о втором моменте. Их ведь два?
– Вам позвонили, вы ушли, а я осталась в гробу. Речь идет о непродолжительном промежутке времени. Верно?
– Вы думаете, я это помню? – Он усмехнулся. – Мне позвонила жена, и, если начистоту, краткость в разговорах – не ее добродетель.
– Надеюсь, вы не скажете это следователю? – осторожно поинтересовалась Лионелла.
– А что я должен сказать?
– Вы словно шантажируете меня, – огорчилась Лионелла.
– Да нет же! Нет! – Строков по-дружески завладел ее руками и, словно уверяя, их сжал. – Можете на меня рассчитывать, я не скажу лишнего. Правду, и только правду.
– Надеюсь, – тихо проронила Лионелла и отдернула руки.
Они отправились дальше, и Строков между прочим сообщил:
– А ведь я в тот день узнал о замене Костюковой только на сцене. Вот ведь как получилось: Костюкова села на больничный и, верно, расстроилась. Но в результате осталась жива. Другое дело – Кропоткина. Радовалась, что открывает театральный сезон, и так глупо погибла.
– По моему мнению – это судьба, – заметила Лионелла.
– Всего лишь общая фраза, любезная Лионелла Павловна. Вдумайтесь, из-за каких мелочей меняются наши судьбы и от чего зависит сама жизнь.
– Вы не пришли в тот день на читку.
– А почему вы об этом говорите?
– Если помните, мы встретились в кулуаре после того, как читка закончилась.
– У меня была запись стихов на городском радио. Магит меня отпустил.
– Что читали?
– Бродского.
– Любите поэзию? – спросила Лионелла.
– Обожаю, – ответил он. – Особенно Бродского.
– Глядя на вас, никогда бы не поверила.
– Человеческая внешность обманчива. Актерская внешность обманчива вдвойне. Увидев вас впервые, я, как ни странно, тоже ошибся.
– В чем? – поинтересовалась она.
– Как-нибудь расскажу. А теперь мне нужно идти.
Они попрощались, и Лионелла отправилась в костюмерную. Разговор со Строковым оставил у нее неприятный осадок. Она будто просила его соврать, а он словно искал предлог отказаться.
Срезая путь, Лионелла пересекла пустой зрительный зал, где кресла были накрыты большими полотнищами ткани. На сцене под кроной зеленого дуба расположился помещичий дом, стучали молотками рабочие, и реквизитор расставляла на столе посуду.
– Рудик! – На сцену вышел механик сцены. – Где он?
Кто-то ответил:
– Там, у станка![6]
– Толкните в бок, он недослышит. Скажите, что мне нужен.
Тугоухого Рудика толкнули в бок, он взял свой молоток, банку с гвоздями и зашагал к механику сцены.
Лионелла поднялась на сцену, прошла за кулисы и, миновав «карман», отправилась в костюмерный цех.
В запаснике декораций ее догнала Петрушанская:
– Вы в костюмерный?
– У меня сегодня примерка.
– Меня тоже пригласили. Идемте вместе.
Они зашагали по пыльному реечному полу мимо декораций.
– Помнится, вы как-то расспрашивали меня о призраке, – сказала Петрушанская.
– И вы сказали, что никакого призрака нет.
– С тех пор кое-что изменилось…
– В самом деле? – улыбнулась Лионелла.
– Я видела его.
– Где?
– Только не смейтесь.
– Не буду.
– Я видела его здесь, в запаснике. Он плыл в темноте среди декораций, потом растворился.
– Как интересно…
– А мне было страшно, – сказала Петрушанская.
Открыв металлическую дверь, они вошли в костюмерный цех. Из-под стойки с костюмами к ним вынырнула костюмерша Тамара:
– Зинаида Ларионовна! Вам придется подождать!
– Почему?
– Ваше платье еще на сметке.
– Ну что же вы, милочка? Зачем было меня вызывать? Да и какое там платье? Старушечьи тряпки: юбка, кофта да шаль.
– Всего пятнадцать минут. А мы пока примеримся с Лионеллой Павловной.
Лионелла зашла за ширму, чтобы раздеться.
– Вы будете в корсете? – спросила костюмерша.
– Нет. Без него.
– А как будем затягивать талию?
– Давайте платье! – Лионелла вытянула руку из-за ширмы, и Тамара повесила на нее платье.
Спустя минуту Лионелла вышла в нем и встала у зеркала:
– Пожалуйста, застегните крючки…
– Крючков еще нет. Прихватим пока булавками. – Тамара сноровисто сколола шов на спине и, отступив, оглядела Лионеллу. – По-моему, хорошо.
– Юбка немного куцая.
– Не обращайте внимания, с нижними юбками она будет пышнее. Сейчас мы с вами смотрим посадку лифа.
– Из чего будут рукава? – спросила Лионелла.
– Из гипюра.
– Неужели вам и вправду не нужен корсет? – вмешалась в разговор Петрушанская. – Какой у вас объем талии? – Она заглянула в листок с измерениями и воскликнула: – Ого! Шестьдесят восемь сантиметров!
Тамара поспешила заметить:
– А у вас, Зинаида Ларионовна, семьдесят два. Для вашего возраста это редкость.
– Не говорите глупостей, дорогуша, – вспыхнула Петрушанская. – Я точно знаю: у меня шестьдесят семь.
– Значит, я перепутала, – легко согласилась Тамара, прокладывая ниткой линию проймы. – Давно хотела у вас спросить. С чего это Зорькиной дали главную роль?
– Она будет играть Соню, племянницу дяди Вани.
– Удивляюсь я на Виктора Харитоновича…
– Что такое?
– Какая из нее артистка? Серая мышь.
– Ну, это не вам судить, – заметила Петрушанская. – Режиссеру виднее.
– Оно, конечно, виднее, да только я не пойму: играть не умеет, а дали такую роль.
– Вам лучше попридержать язычок…
– Да уж придержу, – сказала костюмерша, но, помолчав, продолжила: – Только странно это… Столько хороших актрис, а роль дали Зорькиной.
– Ну, хватит! – Петрушанская нетерпеливо прошлась по комнате. – Где мой костюм?!
Тамара вытащила булавки из платья Лионеллы:
– Закончили, можете снять… – и вышла из комнаты со словами: – Я в швейный цех.
Лионелла скрылась за ширмой и вдруг услышала голос Петрушанской:
– Возможно, это неправильно…
– Что именно? – поинтересовалась она.
– Передавать грязные сплетни.
– В этом вы правы.
– Тогда позвольте дать вам совет.
– Слушаю.
– Будьте осмотрительнее. В театре вам моют кости.
– Для меня это не новость… – Лионелла вышла из-за ширмы и внимательно посмотрела на Петрушанскую. – Или вы о чем-то конкретном?
– Валерий Семенович Мезенцев утверждает, что вы его любовница.
Лионелла ответила спустя недолгое время, когда обрела голос:
– Это вранье.
– Он говорит, что бывает в вашем особняке.