Убийство в доме свиданий — страница 16 из 28

Выжигин думал, что Остапов обидится, но городовой и не подумал обижаться. Во всяком случае отвечал очень серьезно:

— Степан Андреич, того, кого вы ищете, нам никогда не найти. Девка с повинной пришла — хорошо, значит, ей так надо. А почему градоначальник суетится, я тоже знаю. Есть в Питере такие люди, так высоко они сидят, что снизу глядеть будешь и ничего, кроме пяток их, не увидишь. Людям этим закрытие домов публичных очень некстати, не с руки, вот и хлопочет градоначальник, да и Григорий Фомич, наш начальник, суетится тоже. А план мой в отношении купца ничуть не хуже всякого другого плана. Главное, к минуте очень пришелся. А надзирателем мне быть Не к спеху — подождем.

Слова Остапова о безрезультатности поис» ков того, кого искал Выжигин, задели самолюбие Степана Андреевича. На самом-то деле он еще никого толком и не искал, но сомнение городового в его силах обижало.

Вот выехали на Восьмую линию, и загремели колеса по горбатой, плохо уложенной булыге. Наконец добрались до нужного дома с красными фонарями.

— Сюда! Сюда! — кричал кто-то с крыльца» будто там, в заведении, уже заждались и побаивались, что прибывшие обознаются и пойдут в другое место.

— Вы из Александро-Невской части? — так и набросился на Выжигина, шедшего первым, какой-то молоденький и сильно взволнованный субъект, весь укутанный башлыком. — А я из второго Васильевского участка, городовой сыскной службы. Меня одного здесь сторожить оставили, велели вас дожидаться. Тенин фамилия моя.

Все это молоденький сыщик проговорил прямо на крыльце, мешая Выжигину и его группе пройти в дом.

— Да впустите вы нас наконец? — рассердился Выжигин, видя, что «Васильевский» снова открыл рот, чтобы говорить.

— Да, да, пожалуйте, только, прошу вас; на мертвое тело не наступите. Прямо у порога лежит, — говорил он тонким женским голосом и, показалось Выжигину, сам очень боялся наступить на «мертвое тело».

Вошли. Заведение, сразу видно, было из дорогих — медведь с блюдом в лапах, хрустальная люстра, дорогие портьеры, рояль. На все это Выжигин обратил внимание лишь мельком — накрытое скатертью «мертвое тело» и впрямь лежало у входа, точно и после смерти швейцар исполнял свои обязанности стража.

— Откройте-ка… — приказал Выжигин Тенину, и молодой человек, сдвинув башлык на затылок, с нескрываемой брезгливостью и страхом кончиками пальцев взялся за скатерть и осторожно убрал ее с трупа.

На полу, раскинув в стороны руки, лежал бородатый мужик с широко распяленными, будто изумленными глазами. Форменная его ливрея зеленого сукна на груди стала бурой от крови, ровное отверстие в ткани было явным следом проникновения пули.

— Снимок сделаем потом, — сказал Выжигин быстро и, обращаясь к городовому в башлыке, спросил: — А где второе… мертвое тело?

— На третьем этаже, господин полицейский надзиратель. Женщина…

— Ну так идемте наверх, — сказал он коротко и направился к лестнице, по которой, придерживая край длинного платья, величаво, точно герцогиня, спускалась вниз высокая женщина в пенсне.

Выжигин дождался, покуда она не поравнялась с ним. Угадывая в величавой даме хозяйку заведения, показал раскрытое удостоверение, спросил:

— Свидетели происшедшего имеются? Ну, кто что-либо видел или слышал?

Вместо ответа на вопрос женщина сказала:

— Да, я владелица этого шикарного публичного дома. Я — Фиделли Мария Павловна, и я готова заплатить хоть тысячу рублей, чтобы только сообщение о трагедии, происшедшей в моем заведении, не достигло этих мерзких газет. Вы способны мне в этом содействовать?

Выжигин хотел сказать этой женщине что-нибудь грубое, потому что ненавидел эту живую соковыжималку женских тел, но прирожденная воспитанность заставила сказать иное:

— Хорошо, Мария Павловна, я сделаю все, что в моих силах. Во всяком случае, запрещу проход сюда репортерам от городских газет. Но пока мне нужно видеть место происшествия, а также говорить со свидетелями.

Фиделли с грацией оперной примадонны взмахнула рукой:

— На третьем этаже вы найдете Изольду. Она первая обнаружила самоубийцу. Ступайте же туда, господин полицейский!

Выжигин думал было услышать напоследок «И да хранит вас Бог!», но эта фраза не прозвучала лишь потому, что в публичном доме, как видно, упоминание имени Всевышнего находилось под запретом.

Когда поднимались наверх, Выжигин, весь трепеща от встречи с чем-то важным, тихо спросил у Остапова, мрачного и неразговорчивого:

— Хотите на империал поспорим, что в спальне мы снова найдем одежду какого-нибудь купца или даже циркового клоуна?

— Не буду с вами спорить! — зло ответил Остапов и провел ребром ладони по горлу: — Вот они где уже сидят, купцы и клоуны ваши!1 Ей-ей, медвежатников легче ловить было!

— А что же вы в сыскную полицию попались? — был возбужден и радостен Степан Андреевич. — Служили бы себе в общей или в городовых постовых. Вы мужчина видный!

В коридоре на третьем этаже стайкой стояли женщины. Было тихо, как в утренний час на каком-нибудь сельском кладбище.

' — Барышни, мы из сыскной полиции, — обратился к ним Выжигин, подойдя поближе. — Кто из вас Изольда будет?

Не выходя вперед, продолжая держать руки скрещенными на груди, угрюмо отвечала огненно-рыжая девица с нарисованными родинками на лице:

— Ну, я Изольда.

— Покажите нам место происшествия и расскажите поподробней, что вы увидели.

Женщина вдруг визгливо вскрикнула, взмахнув руками:

— А вы зайдите-ка сюда и все увидите! Все как было, так и осталось на своих местах! Ничего не трогали! Ни-ни!

Она в два прыжка оказалась рядом с дверью, возле которой и толпились женщины, с силой ударила по ней так, что дверь распахнулась настежь.

— Входи, легавый! — изогнулась она в издевательски вежливом поклоне. — Глянь, как нашу сестру, что вас за пятерку ублажает, бьет насмерть уже третий день зверь какой-то! А поглядишь и вернешься к своим начальникам, скажи им — пущай дома хоть на неделю закроют! Не закроете, сами мы закроемся и ни одну рожу усатую к нам не допустим! Ну, входи же!

Выжигин вошел. Следом за ним — Остапов. Они оказались в полной темноте, и только бледный свет уличного фонаря осел неяркой фосфорической пылью на выступах мебели. Но Остапов, пошарив рукою по стене, нащупал электрический выключатель, и комната мгновенно потеряла прежний спокойно-таинственный вид, превратившись в похабное по облику жилище, проститутки. Только высокая резная спинка кровати, сборчатые ««французские» шторы на окне да большой дубовый шкаф выделяли эту спальню из ряда виденных Выжиги-ным прежде «келий» проституток.

Выжигин и Остапов подошли к кровати. Да, на ней кто-то лежал, только одеяло и положенная на голову подушка не позволяли видеть лежавшего. Отчего-то робея, Степан Андреевич осторожно стал снимать подушку с головы, и тотчас обнажилось лицо женщины с широко раскрытым ртом. По-заячьи обнаженные зубы сжали никелированный ствол небольшого револьвера, засунутый в рот до самого барабана. Убрав подушку совсем, Выжигин увидел, что волосы на затылке мертвой представляют собою спекшуюся засохшей кровью массу. Он немного отбросил одеяло книзу, увидел руку женщины, зажавшую револьвер. Большой палец был просунут в скобу и лежал на спусковом крючке.

— И теперь будете утверждать, что ее убили? — с плохо скрываемым ехидством спросил Остапов очень тихо, почти на ухо.

— Почему бы и нет? — скорее из желания возразить Остапову, чем на самом деле веря в это, сказал Выжигин. — Чтобы убить, можно воспользоваться и рукою жертвы, скажем, когда она находится в бессознательном состоянии. Добавить в вино побольше морфину, а потом засунуть в раскрытый рот ствол револьвера, предварительно зажатого в беспомощно вялой руке.

— Все может быть, все можетг — усмехнулся Остапов. — Да только выкрутасы такие выду-мывать-то зачем?

— А без одежды потом зачем уходить? — спросил в свою очередь Выжигин, подходя к стулу, на котором ворохом была навалена мужская одежда. Он сразу же разглядел петлицы студенческого мундира синего сукна, и тут одна мысль явилась неожиданно и очень кстати.

— А скажите, Остапов, если бы вы пришли в публичный дом, зная даже, что, уходя отсюда, оставите в спальне свою прежнюю одежду, стали бы вы, раздеваясь перед тем, как забраться в постель к женщине, бросатьее на стул как попало?

Остапов осклабился широко и откровенно насмешливо:

— Эк вы как кудряво закрутили, Степан Андреичг А если я очинно быстро в постель хочу забраться да еще и знаю, что одежка мне не понадобится, отчего бы и не кинуть как попало?

— А я иначе думаю, хотя и ваш вариант вполне разумен. И не пытался забраться к женщине в постель наш очень странный посетитель. Не за тем приходил, а чтобы только убить. А потом, когда ему уже одежда на нужна была, он ее так и снимал, бросая.

— Может быть и так, — холодно заметил Остапов, которого уж стало допекать словомуд-рие, как он считал, Выжигина.

А сам Степан Андреевич, отдав врачу и фотографу команду заняться телом, уже знал, что делать. В первую очередь он нагнулся, чтобы найти сапоги или ботинки курьезного посетителя борделей, а в том, что во всех трех домах был один и тот же человек, Выжигин не сомневался. На коже сапог он хотел найти отпечатки пальцев, чтобы с их помощью уверить начальство, а потом, если понадобится, и суд, что по крайней мере убийцей двух женщин была одна и та же персона.

Выжигин изумился, не найдя обуви мужчины. Это разрушало в какой-то мере четкий ритм повторяемости событий. Потом Выжигин со своим портфелем эксперта направился к дубовому шкафу, дверца которого была чуть-чуть приоткрыта. Он жалел, что в публичном доме на Курляндской не снял отпечатки пальцев с ручки шкафа, из которого пропали вещи Кати Вирской, жалел и о том, что не поискал отпечатков на ручке двери, выходящей на задний двор. Теперь это упущение исправлялось.

Ручка была точеной, деревянной, а поэтому Выжигин достал баночку с графитовой пылью и осторожно нанес ее кистью на полированную поверхность. Присмотрелся — на самом деле, отпечатки проявились хорошо. Отдав