Когда Степан Андреевич вернулся в спальню, где все еще лежала убитая, полицейский врач, сгорбленный старичок, привыкший к мертвым, как к собственным пальцам, которыми он каждый день ковырялся в раздавленных, простреленных, разрубленных, искореженных телах, подал ему орудие убийства — это на самом деле был старинный стилет. Очень узкое четырехгранное жало клинка с клеймом города Толедо, рукоять удобная, обвитая крученой проволокой с маленьким перекрестьем-гардой. С такими кинжалами выходили на улицу Мадрида или Севильи дамы, не боявшиеся встретиться с наглым наг сильником, громилой. Кинжал этот совершенно не подходил ко всей этой обстановке пошлой спальни проститутки, «Леде с лебедем», оставленным на стуле кальсонам убийцы.
Выжигин, тщательно осмотрев кинжал, понял, что провести дактилоскопический анализ не удастся, и уложил стилет в бумажный пакет.
— Еще и для этой штучки пакетик раскройте, Степан Андреич! — вошел в спальню Остапов и Протянул ему какую-то круглую, сшитую в одном месте ленту.
— Что это? Где вы нашли? — не понял Выжигин, но все же принял из рук городового вещицу и стал рассматривать ее.
— А в коридоре и нашли-с, — хмыкнул Остапов. — Валялись…
— Да что это? — едва на рассердился Выжигин, которого уже тошнило от всей этой нездоровой обстановки публичного дома, от необходимости ковыряться в обстоятельствах смерти какой-то проститутки.
— Как, не знаете? — удивился Остапов. — Подвязка, для чулок-с, с резиною внутри.
— Да что нам за прок с этой подвязки?
— Для следствия во всем прок быть может. Валялась в коридоре, а я у горничной, у Дашки этой, уже спросить успел — говорит, что Иоланты, Ленки то есть, подвязка. А почему она в коридоре оказалась, она не знает. Приобщите к следствию.
Выжигин с вызовом взглянул на помощника:
— Вы уж не учите меня. Сам знаю, что приобщать к следствию, а что нет.
Остапов погасил в глазах блеск веселости и собственной значимости, вежливо сказал:
— Извольте сами посмотреть-с — на подвязочке пятнышки крови.
— Да мало ли отчего кровь взяться может? — не хотел принимать Выжигин советов помощника.
— Даша-то, горничная, сказала, что у них все белье стирается тщательно. От естественных причин запачкаться подвязка не могла. А уж как она в коридор попала — Бог знает. Только Даша твердо говорит — Ленкина подвязка.
— Хорошо, приобщим… — .недовольно ответил Выжигин, который принялся за изучение содержимого карманов вицмундира того, кто на короткое время стал любовником, а потом и убийцей проститутки.
То, что выудил Выжигин из карманов одежды пропавшего господина, было важной находкой — визитные карточки, согласно которым посетитель публичного дома значился неким Арханосом Иваном Трофимычем, надворным советником и служащим конторы по обеспечению краской подвижного состава депо Николаевской железной дороги.
: — Сейчас же и заберем голубчика, — с угрожающей сладостью в голосе сказал Остапов, через плечо Выжигина смотревший на визитки.
— А если их просто подложили? — сурово взглянул на помощника Степан Андреевич.
— И это-с в мундир путейского министерства? — хихикнул городовой. — Право, Степан Андреич, поспешим. Время позднее. Застукаем сего Арханоса прямо у него на квартире, да и взятки гладки. Он же здесь неподалеку проживает, на Дегтярной. Едем? А за поимку злоумышленника у нас премиальные полагаются…
Выжипша обожгло — он знал, что этот плебей мог догадываться о его незавидном положении, а поетому любой намек, тем более со стороны подчиненного, воспринимался Степаном Андреевичем с тяжкой болезненностью.
— Вы, сударь, не извольте торопиться! — с угрозой прошептал Выжигин, беря Остапова за лацкан пиджака и впервые после службы в волку ощущая себя начальником. — И не извольте также советов мне давать. Одного моего рапорта довольно будет, чтобы вас из сыскной полиции снова на улицу отправить, в городовые, с шашкой и свистком. Понятно вам?
Никак не ожидал Остапов такого решительного хода со стороны своего начальника по группе — сразу же похудел лицом, стал ниже ростом, сквозь зубы промычал:
— Извините-с, это я так-с, к слову просто, о премиальных..
Выжигин имел свойство успокаиваться быстро, и теперь ему было просто жаль Остапова, поэтому, отводя взгляд, Степан Андреевич приказал:
— Достаньте все необходимое для дактилоскопического анализа.
Лакированные сапоги предполагаемого убийцы стояли рядом со стулом, на котором громоздилась брошенная кое-как одежда. Зачем Вы жиги ну нужно было убеждаться в том, что на гладкой поверхности кожи остались отпечатки пальцев именно надворного советника Арханоса, он пока не знал. Скорее всего, хотелось показать Остапову и другим сотрудникам свое умение пользоваться методом, который рекомендовался на курсах как самый передовой и многообещающий. Выжигин взял в руки вначале один сапог, потом другой — сквозь увеличительное стекло лупы были отчетливо видны отпечатки пальцев. Скоро меловая пудра легла на кожу, а Выжигин немного трясущимися пальцами, понимая, что Остапов придирчиво следит за каждым его движением, кисточкой из верблюжьего волоса осторожно размазал пудру по тому месту, где имелись отпечатки, тотчас ставшие еще более заметными.
— Прекрасно! — похвалил сам себя Выжигин и бросил фотографу: — Попрошу сделать снимок. Только уж постарайтесь угол как можно удачней отыскать.
— Отыщем, господин надзиратель, не сомневайтесь, — приготовился к съемке фотограф, а Степан Андреевич стал присматриваться к мертвому телу.
«Лежит, вытянув руки по швам, — размышлял Выжигин. — Так что же, кинжал ей вонзили в грудь, когда вот так лежала, или убийца уже потом придал женщине это спокойное положение?» Вдруг даже не мысль, а вопрос, мимолетный и, возможно, никчемный, осветил на миг сознание Выжигина.
— Вукол Кузьмич, — негромко обратился он к старичку врачу, — а могла бы медицина сказать мне точно и определенно: перед смертью эта женщина имела… соитие с мужчиной, оставившим здесь одежду?
Врач серьезно глянул на Выжигина через пенсне:
— Вначале подайте мне обладателя этой одежды, мы сделаем анализ и, может быть… Впрочем, я осмотрел тело убитой: внешний осмотр скорее говорит о том, что женщина не успела исполнить своих служебных обязанностей, но если тело доставят в покойницкую…
— Да, я распоряжусь отправить труп в морг нашей части. Вы займетесь им?
— Свои служебные обязанности, — улыбнулся врач беззубой доброй улыбкой, — я всегда исполняю.
Выжигин уже хотел было дать команду готовиться к отъезду, как вдруг его внимание привлекла картина, часть которой выглядывала из-за убогой ситцевой портьеры, повешенной, наверное, красы ради в изголовье кровати. Он отодвинул в сторону цветастую ткань и увидел прекрасную и, как видно, очень дорогую гравюру неизвестного ему художника — Мария Магдалина, воздевшая к небесам глаза, в молитвенной позе сидела перед толстой книгой с подложенным под нее черепом. Рядом с грязной, отвратительно пошлой «Ледой с лебедем» эта гравюра выглядела роскошным цветком, каким-то чудесным образом выросшим посреди истоптанного, заросшего сорняками поля.
— Это Леночки картина, — услышал вдруг Выжигин чьи-то тихие слова и обернулся — у дверей стояла горничная Даша, понявшая, чем залюбовался Выжигин. — Она с нею в наш дом и пришла…
— А почему же… прикрыта? Будто спрятана? — невольно кривя губы от какого-то нехорошего, гадливого чувства, спросил Выжигин.
Девушка немного смутилась:
— Не позволено у нас ничего священного — оскверняется в таком подлом месте. Скрывала…
— Хорошо, — вдруг вспомнил Выжигин о найденной подвязке. — А вот это, — он достал из пакета круглый эластик с пятнами крови, — как могло в коридоре оказаться?
Горничная испуганно замотала головой, точно это именно ее и пытались обвинить в каком-то беспорядке:
— Сама не знаю! Народу тут много всякого ходило. Может, поддал ногой кто-то, а она и вылетела в коридор, ага, ага.
Больше Выжигин ни о чем расспрашивать не хотел. Отдав околоточному надзирателю команду направить труп убитой в покойницкую участка, сказал Остапову:
— Ну а теперь и поедем на вашу Дегтярную, за господином Арханосом. Вдвоем-то с этим голоштанным надворным советником справимся?
— Еще как справимся, Степан Андреич! Я бы вместе с ним еще и двух коллежских асессоров мог в каталажку прихватить, — весело ответил Остапов, надевая при выходе из спальни убитой свою форменную фуражку.
3. «А В БАНЯХ ТАРАСОВЫХ ТОЖЕ ВЕСЕЛО!»
Остановили ночного, полусонного и злого извозчика и поехали на Дегтярную, хотя до нее можно было дойти и пешком. «Ванька» был нужен затем, чтобы тут же забрать Арханоса и отвезти его в полицейский дом, и все сейчас представлялось Выжигину простым, примитивным, как грабли или топор, и он сам себе в этих тупых, мало заслуживающих почтения действиях виделся каким-то недоразвитым деревенским дурачком, которого-то и в поле с плугом отправить нельзя, а можно поручить лишь стадо, да и то не коров, а глупых овец.
Остапов вез с собой тюк с одеждой надворного советника, которую собирался сунуть ему прямо под нос в качестве доказательства вины. Правда, городовой-сыщик сомневался в том, что Арханоса они застанут дома. Убийца, бежавший из борделя голым, наверняка воспользовался извозчиком, прикрывшим его кожаным фартуком, каким всегда закрывают седоков во время дождя, — не побежал же Ар-ханос по городу нагишом! Но поехал надворный советник не домой, а к кому-нибудь из приятелей, чтобы одолжиться и одеждой, и деньгами. Выжигин тоже не верил в успех предприятия по поимке убийцы проститутки, но исполнять положения инструкции он должен был до конца.
Прибыв на Дегтярную, к нужному дому, стали стучать в окошко дворницкой. Стучали долго, но потом послышалась возня, какое-то рычание и наконец черная брань. Открылась дверь. Дворник, в тулупе на голое тело, бородатый и страшный с перепоя, проревел:
— Чаво надо? Кулака мово давно не пробовали?