К тому же для этого подвернулся удачный шанс.
Вскоре после того, как он вернулся от Камио, раздался телефонный звонок. Из разговора с сэнсэем Кугимия понял, что в субботу вечером тот едет в Токио с кем-то встречаться. О том, что дочь Камио Маё работает в Токио, Кугимия знал. Было непонятно, какое у сэнсэя там дело, но он наверняка захочет заодно увидеть и дочь. Значит, останется там на ночь. Раз в доме никого не будет, то о пожаре сообщат с опозданием. Меньше всего ему хотелось, чтобы Камио пострадал в пожаре.
Вечером 6 марта Кугимия рассовал по карманам жестянку с бензином для зажигалок, спички и старое полотенце и вышел из дома. Чтобы его вдруг не опознали на записи с камеры наблюдения, он надвинул на самые глаза бейсболку с длинным козырьком, надел на лицо маску и накинул черную ветровку. Все это он специально купил, готовясь к сегодняшнему дню. Товары были с дешевой распродажи, и установить по ним покупателя вряд ли получилось бы. Кугимия собирался избавиться от них сразу после преступления.
Подойдя к дому Камио, он удостоверился, что вокруг никого нет, потом быстро подошел к воротам, открыл калитку и вошел во двор. Он был в перчатках и не беспокоился, что где-то останутся отпечатки пальцев.
Свет в окнах не горел – значит, Камио точно не было дома. Кугимия на ощупь пробрался вдоль забора на задний двор. Туда выходила гостиная, где стояли книжные полки, на одной из которых лежало то самое сочинение. Если сгорит хотя бы гостиная, то и не нужно, чтобы пожар охватил весь дом. А поскольку соседний дом был отделен двором, не стоило опасаться, что огонь перекинется на него.
На четвереньках он пытался заглянуть под террасу, но в полной темноте ничего не было видно. Хотя если запихнуть туда горящее полотенце, пропитанное бензином, от него наверняка загорится пол.
Решив действовать, Кугимия достал из кармана полотенце и бензин. Открыв крышку, стал аккуратно поливать полотенце. И в этот момент услышал стук открывающейся двери. Подняв в ужасе голову, он едва не закричал. В темной комнате стоял человек.
– Кто там? – Резкий голос принадлежал Камио. – Ты что там делаешь?
Кугимия второпях закрыл крышку и попытался было убежать. Но, вставая, поскользнулся и упал. Попытался встать, но тут его схватили за левую руку.
– Ты кто такой? Сейчас вызову полицию!
Камио почти сорвал с него маску. Кугимия, не отдавая себе отчета в своих действиях, отбивался руками и ногами. От одного из ударов Камио потерял равновесие и упал на землю. Кугимия сел ему на спину.
Он увидел валявшееся рядом полотенце. Схватил его, обмотал вокруг шеи Камио и потянул изо всех сил.
Кугимия не знал, сколько времени это продолжалось. Когда он пришел в себя, Камио не двигался. Дыхания тоже не было.
Кугимия поднялся, пошатываясь. Посмотрел на спину Камио, лежавшего лицом вниз. Ему не хватило смелости взглянуть в это лицо.
«Это я сделал… я убил его…»
Почему так произошло? У него даже в мыслях не было убивать Камио. Поэтому он выбрал время, когда того не было дома. Достаточно было бы, чтобы сгорело сочинение…
Но назад уже ничего не вернуть. Камио умер. Сейчас надо было решить, как поступить, чтобы его самого не арестовали.
В полной темноте Кугимия изо всех сил стал думать.
29
В десяти минутах ходьбы от станции Эбису, чуть в стороне от главной улицы, есть бар под названием «Трафанд». Он выходит на улицу, но зажат между жилым домом и бензоколонкой, так что вход обнаружить непросто. К тому же и заметной вывески у него нет, только возле дверей лежит небольшой бетонный блок с вырезанным не нем названием заведения. Возможно, случайному прохожему и не захочется войти туда, но местечко вроде ничего.
Открыв дверь с табличкой «Закрыто», Маё вошла в темноватую комнату. Такэси как раз протирал бокалы за стойкой. Поверх черной рубашки на нем был черный жилет.
– Что-то ты рано, – дядя взглянул на часы. – Договаривались вроде на пять, еще десять минут осталось…
– На самом деле я хотела прийти еще раньше.
– Что, так хотелось меня увидеть?
– Не в том дело. – Маё села на табурет у стойки. – Объясни, что происходит. Исчез без предупреждения… Я потом натерпелась по полной программе.
Когда после той самой встречи выпускников она вернулась в гостиницу «Марумия», чтобы забрать вещи, Такэси уже выписался и исчез. С тех пор она не могла с ним связаться. Сообщение от него пришло только вчера вечером, спустя целых пять дней. В нем дядя писал, что нужно поговорить, и просил зайти в «Трафанд».
– Мне просто неохота была слушать расспросы Когурэ и Какитани о том о сём. Тебя, наверное, тоже допрашивали?
– Дело не в том, что допрашивали. Масса времени ушла на объяснения, что произошло на встрече выпускников. И к тому же это видео нигде не могли найти…
– Видео? – Такэси нахмурился.
– То, которое ты тайно записал, когда гости проходили перед портретом во время поминальной ночи и похорон. Поскольку видео не нашли, объяснить что-либо было трудно, и я совсем замучилась. Полицейские начальники с грозными лицами пытались узнать, как получилось, что любитель со своим расследованием обогнал следователей.
– Так разве это плохо? Такого дважды за всю жизнь не испытаешь.
– Ты говоришь так, будто это тебя не касается. Больше всего спрашивали, как ты догадался. Но я ведь не могла ответить. Ты же мне ничего не сказал. Именно это я и хочу узнать. Сегодня, что бы ни случилось, жду от тебя объяснения.
Такэси поморщился, уперся обеими руками в стойку и посмотрел на нее.
– Ты не шпиц, чтобы впадать в истерику. Давай сначала по стаканчику. Заказывай все, что хочешь.
– Что, правда? – отреагировала Маё насмешливо. – Какие рекомендации?
– Пиво.
– Всего-то? Не коктейль? Пиво я и так всегда пью.
– Это совсем другое пиво. Местное, из Хида Такаяма[27].
Такэси вышел из-за стойки, достал из холодильника синюю бутылку и вернулся на место. Открыл пробку, налил пиво в стакан и поставил его перед Маё.
Она выпила глоток – и почувствовала нежный аромат.
– Правда вкусно…
– Плотное, чувствуешь? Вчера там запасся. Вез, конечно, в сумке-холодильнике. В нем много дрожжей, так что плохо переносит жару.
– Ты был там? Давай, рассказывай, где пропадал. Какитани с коллегами замучились, пытаясь с тобой связаться.
– Я ведь из-за всех этих дел целую неделю не работал в баре, так что решил заодно прихватить еще немного и отдохнуть. Покатался по Японии на машине.
– А, хозяйка «Марумии» мне говорила, что ты уехал куда-то… Машину-то где прятал?
– Особо и не прятал. Оставил на платной стоянке.
– То есть все эти подслушивающие приборы и прочие обманные штучки ты держал в машине? И траурный костюм тоже?
– Не вздумай больше называть это обманными штучками. Ну да, держал в машине.
– Почему ничего про нее не говорил? Было бы гораздо удобнее, если б у нас тогда была машина.
– Ничего подобного. С машиной нельзя позволить себе ни капли спиртного. – Такэси достал еще один стакан и налил себе пива. – А что, Кугимия во всем признался?
Маё, глубоко вздохнув, кивнула:
– Кажется, да. Какитани рассказал мне в общих чертах.
– Тогда для начала об этом и расскажи.
Маё выпрямилась на своем стуле:
– Что, мне первой рассказывать?
– Если что-то не нравится, можешь уходить.
– Ладно уж… – Маё пригубила пива.
После этого она пересказала то, что сообщил ей Какитани – с его обычной оговоркой, что рассказывает это только ей, как дочери убитого. По словам полицейского, Кугимия изложил всю последовательность событий, завершившихся убийством Камио. Все началось со встречи Кугимии с Цукуми. Пережив смерть друга, он спустя некоторое время стал профессионально рисовать мангу, но успех никак не приходил. Тогда Кугимия обратился к тетради, оставшейся от покойного Цукуми. Если б графические романы, нарисованные по идеям Цукуми, не очень продавались, то ничего и не произошло бы, но они имели бешеный успех. А поскольку с самого начала он ничего не сказал о тетради, сейчас рассказывать о ней стало уже невозможно.
Узнав об этих признаниях Кугимии, Маё ощутила глубокую грусть. Она понимала, что тот чувствовал. Слава, которой он наконец добился, оказалась для него слишком велика, и так же велик был страх всего этого лишиться.
А ведь можно было просто рассказать об этом Эйити, думала Маё. Можно было попросить его держать все в секрете, чтобы публика не стала обвинять его в краже сюжета. Эйити наверняка понял бы его и не стал бы никому рассказывать.
Маё ни за что не смогла бы простить убийцу отца, но пламя ненависти не разгоралось в ней в полную силу. Она хотела бы считать происшедшее трагической ошибкой. Вспомнила, что Какитани закончил свой рассказ словами: «Единственное облегчение – это то, что он проник в дом без цели убийства».
– Оказывается, он собирался устроить поджог. Ты и об этом догадался?
– Не так. Не «и об этом догадался», а именно с этого все и началось, – сказал Такэси, держа в руке стакан с пивом. – Помнишь, полицейские говорили, что на одежде брата было пятно бензина для зажигалок?
– Да. Какитани говорил, что от воротника рубашки шел резкий запах. Они сделали химический анализ, и оказалось, что это был бензин для зажигалок.
– Ты тогда предположила, что у преступника была с собой зажигалка и во время драки бензин из нее пролился. Но бензин из зажигалок проливается крайне редко. Логичнее думать, что у преступника был с собой именно бензин. Я задумался, зачем ему бензин, и пришел к выводу – чтобы что-то сжечь или поджечь. Тогда появился и ответ на загадку, почему в качестве орудия убийства преступник использовал полотенце. Это полотенце он приготовил, чтобы пропитать его бензином.
– Очень крутая догадка. Кугимия на допросе как раз так и рассказал.
– Зачем понадобилось устраивать поджог? Почему, убив моего брата, он не стал поджигать дом, а устроил там разгром? Ответы на эти два вопроса очевидны. Целью преступника было уничтожение чего-то внутри дома. Но, раз он проник внутрь, достаточно было просто украсть эту вещь. Неестественный разгром, который он устроил в комнате, наводил на мысль, что кража на самом деле не была его целью и он сделал это, чтобы полиция сочла преступление делом рук вора. Но здесь возникает другой вопрос. Если это так, то ведь можно было без всякого поджога залезть в дом и выкрасть то, что его интересовало. Разбить стекло двери на задний двор не так уж трудно. Но преступника это не устраивало. Почему? Если после убийства Эйити было достаточно забрать эту вещь, значит, если бы брат был жив, он мог бы догадаться, кто преступник. Таким образом, нацеливался тот не на дорогие вещи, которые заинтересовали бы любого, но на что-то очень личное, причем такое, что могло бы сгореть при пожаре. Бумага, документ, книга… То, у чего не может быть копии, единственная в мире неповторимая вещь. Написанное от руки письмо или рукопись.