Убийство в имении Отрада — страница 32 из 34

Хитрово-Квашнин подпер кулаком подбородок и устремил взгляд в окно, за которым уже темнело. Долго он оставался в таком положении. Наконец перевел глаза на Зацепина.

— Ну, Ардалион Гаврилыч, ступай к Извольскому. Пусть он всех соберет в столовой.


* * *

В столовой, освещенной свечами в высоких подсвечниках, было тихо. Разговоров почти не возникало, слышались лишь отдельные негромкие слова. Ужин едва начался, но дружного стука вилок и ножей не наблюдалось. Ели нехотя, и только Доможирова не изменяла себе. Она за обе щеки уписывала фаршированного грибами цыпленка, запивая его вишневой наливкой.

Хитрово-Квашнин съел кусочек отварной стерляди, выпил чаю и стал шептаться о чем-то с Зацепиным.

— Евстигней Харитоныч, не томи, — нарушил молчание хозяин дома. — Какая уж тут еда! Чует сердце, твое расследование подошло к концу.

— Что ж, это действительно так, — прозвучал ровный голос штабс-ротмистра, когда конфиденциальное общение с заседателем подошло к концу. Он встал и, опираясь на трость, медленно прошелся по столовой. — Итак, господа, вспомним обстоятельства убийства Матякиной… С ней покончили вчера утром между половиной десятого и десятью. В руке несчастной была обнаружена улика — носовой платок с вышитыми инициалами «А. М.». Монограмма принадлежит, несомненно, любовнице злодея. Находка эта значительно сузила круг подозреваемых. Убийцу следовало искать среди мужчин. Все говорило о том, что расправились с Лидией Ивановной с целью ограбления — пропало ожерелье, сорваны с ушей серьги, взят кошелек. Поскольку серьги с кошельком впоследствии обнаружились у господина Измайлова, он и стал главным подозреваемым. У него была возможность подняться в мезонин в указанное время. К тому же, мы знаем, как подполковник относился к Матякиной. Сказать, что он ее недолюбливал, значит, ничего не сказать. Он печется о благонравии, она же не была в этом плане примером для подражания. Но он ли убийца?..

— Я не убивал, — тихо проговорил Измайлов. — К чему мне какое-то ожерелье? Я состоятельный человек. А серьги с кошельком мне подбросили.

Хитрово-Квашнин не сделал по поводу этих слов никакого замечания. Он продолжал:

— Поднимался в мезонин и купец Ларин. По его словам, он зашел к Матякиной, чтобы сторговать то самое ожерелье…

— Истинно, так! — воскликнул Ларин, крестясь.

— Увидя окровавленную подпоручицу, лежавшую без движений на полу, он тут же ретировался. Из-за боязни быть заподозренным в убийстве, решил помалкивать о своем раннем визите. Но его заметили. Как заметили и нашего подъячего, когда тот спускался из мезонина.

Яковлев вздрогнул. Сидевшие в столовой заволновались, особенно женщины. Шушукаясь между собой, они во все глаза смотрели на побледневшего коллежского регистратора.

— Михаил Иваныч, почему ж вы мне солгали? — спросил Хитрово-Квашнин.

Подъячий, уставившись на графин с наливкой, произнес:

— Все верно, я заходил к Матякиной… Но, поверьте, только для того, чтобы одолжить ей лист гербовой бумаги. Если помните, она просила меня об этом в бильярдной… А солгал потому, что не хотел числиться в главных подозреваемых… Зашел к Лидии Ивановне, а там такое увидел, что не приведи Господь!.. Помню, даже ноги подкосились.

Хитрово-Квашнин снова прошелся по столовой и остановился за спиной Петина— младшего.

— Ваша очередь, Леонид Игнатич, объясниться.

— В чем, позвольте спросить?

— А в том, что в указанное время и вы поднимались в мезонин, и вы заходили к Матякиной.

Художник-самоучка вогнал голову в плечи и засопел. Присутствующие зашушукались вновь, поглядывая в сторону Петина.

— Говорила я тебе признаться Евстигнею Харитонычу, — послышался голос его супруги. — Не внял моим словам. Теперь вот сопи, красней!

— Был я у Матякиной, — со вздохом признался Петин. — Собирался отдать ей ее портрет, а она… она лежит на полу с разбитой головой!.. Понадеялся, что пронесет. Думал, никто не заметит, что побывал в мезонине.

— Никто и не видел вас, — сказал Хитрово-Квашнин. — Я понял, что вы поднимались к Матякиной в результате опроса подозреваемых… Ну, и наконец пришло время нашему стихотворцу держать ответ. Что заставило вас, Тимофей Александрович, заглянуть поутру к Матякиной?

Лицо Бершова приняло испуганное выражение. Он заерзал на стуле, не зная, куда деть свой единственный глаз.

— Откуда вы… То есть я хотел сказать… Да, отпираться не к чему. Пока супруга одевалась да прихорашивалась, я решил зайти к подпоручице, чтобы вернуть долг… Я был ее должником, понимаете?.. Но она была уже мертва… Боже мой!.. Выскочил из ее комнаты, не помня себя от ужаса!

Хитрово-Квашнин вынул из кармана трубку, разжег ее и стал пускать облачка белесого дыма.

— Как видим, господа, за те полчаса многие побывали в комнате Матякиной. Но кто же пролил ее кровь?.. Кто осмелился взять грех на душу?.. Эти вопросы вертелись в моей голове постоянно. А, может быть, целью преступления являлось вовсе и не ограбление? Возможно, Лидия Ивановна стала невольной свидетельницей чего-то такого, что видеть было нельзя… Мы должны помнить, что в то утро произошло еще одно убийство — на объездной дороге рассталась с жизнью Клавдия Юрьевна Нестерова… Ее, вроде бы, прикончили наши лесные тати. Поначалу я никак не связывал эти два убийства. Первые подозрения возникли у меня на постоялом дворе, куда я пришел, переодевшись в мещанскую одежду. Один из его посетителей сказал, что однодворец из Каменного, отдыхая у кромки леса, видел, как после проезда брички Нестеровой со стороны Назаровки проскакал всадник. Заметьте, одинокий! Неужто люди Стеньки Колуна могут действовать врозь да в одиночку? Нет, конечно. Что и подтвердила записка от самого Колуна, переданная мне одной местной старушкой… Павел Мухортов и есть тот Колун, дорогой Андрей Василич.

Известие это порядком встряхнуло собравшееся общество. Все наперебой заговорили о юном однодворце, вспоминая его связь с покойной Глафирой.

— Вот это да! — разведя руки, произнес Извольский. — Живехонек, шельма!

— Мухортов дал мне знать, что в то утро его шайка находилась в другом конце леса и к убийству Нестеровой не имела никакого отношения… До этого Потулов на полднике вспомнил, что Лидия Ивановна, прогуливаясь в парке, заметила на руке Прохора что-то блестящее… Что же она увидела?.. Что могло блестеть на руке конюха?.. Я уже не сомневался, что все преступления дело рук человека, пребывающего в Отраде. Кто же он? Как ему удается так жестоко убивать и оставаться в тени?.. После того, как заседатель Зацепин съездил в Каменное и выведал у однодворца, что одинокий всадник управлял вороной лошадью и был в простой одежде и картузе, я, сопоставив все известные мне факты, осознал, что на руке всадника могла поблескивать лишь эта милая вещица!

Хитрово-Квашнин остановился за спиной Нестерова и указал на его мизинец, унизанный золотым перстнем.

— Да, да, господа, Матякина увидела перстень-печатку Ильи Евсеича! Она и пыталась втолковать это Потулову, но Авдей Фирсыч был с тяжелого похмелья и запамятовал, о чем она ему говорила.

— Но, Евстигней Харитоныч! — воскликнул Нестеров. — Я не давал своего перстня конюху. Это фамильная драгоценность!

— Конечно, не давали. Лидия Ивановна там, у въездных ворот, видела перстень на вашей руке. Ибо именно вы управляли в то утро Бароном.

— Что вы несете? Это же чушь!

— Нет, милостивый государь, это правда… Первоначально вы планировали убить только жену и конюха Извольских. Но вам пришлось идти на преступления и дальше. А теперь, по порядку… Клавдия Юрьевна, господа, была обречена. Нестеров задумал избавиться от своей супруги, когда влюбился во француженку. Прежние интрижки относились к разряду простых развлечений. На этот раз все было не так. Иностранная красотка вскружила ему голову не на шутку. Он бросает из-за нее службу в Тамбове и возвращается в родной уезд, чтобы тайком от жены видеться с ней в Петродаре. Запретная любовь все сильней. Его постоянно тянет к Адель, он мечтает о ней днем и ночью. Но узы брака! Что же делать? Красивая иностранка нравится многим, не ровен час, она влюбится в другого. К примеру, в поручика Ознобишина. Получить развод очень трудно, практически невозможно. И Нестеров решается избавиться от опостылевшей супруги. У него созревает четкий план убийства. Для этого он покупает темно-гнедого призового жеребца и отправляется на нем в Отраду, поскольку знает, что Клавдия Юрьевна ни при каких обстоятельствах не отменит поездку к своей сестре в Назаровку. На ужине Нестеров искусно подводит разговор к тому, чтобы Барона поутру прогулял конюх Извольских.

Где-то в восемь часов утра он незамеченным выходит из дома и скрывается в парке. Достигнув въездных ворот, прячется за столбом и, когда Прохор проезжает мимо, сбрасывает его с лошади, ломая при этом ему шею. Спрятав труп слуги в ближнем кустарнике, он переодевается в его одежду, вооружается припрятанным у ворот топором — его он привез из своего имения — и скачет на Бароне вслед за бричкой жены. Времени прошло достаточно, но он знает, что по ухабистой объездной дороге экипаж далеко отъехать не успеет. К тому же, под ним такой великолепный конь!..

Погоняет Барона, день праздничный, в полях и на дороге — никого. Нестерова видел однодворец из Каменного, устроившийся на отдых у подлеска. Но он стал лишь свидетелем его возвращения. Дело в том, что однодворца сморил сон, когда убийца скакал вслед за коляской мимо подлеска. Всадник, по словам Дегтева, был на вороной лошади. Это не так, тут свою роль сыграл простой обман зрения. Все мы знаем, что темно-гнедого коня при определенных обстоятельствах легко спутать с вороным.

Совершив злодеяние, уверенный в том, что преступление повесят на шайку разбойников Стеньки Колуна или, на худой конец, на конюха Извольских, Нестеров приближается к въездным воротом Отрады. Но здесь ему встречается Матякина. Он опускает голову, морщится, прикладывает руку к груди — изображает конюха, у которого прихватило сердце. Внешне Нестеров и Прохор имеют сходство, и Лидия Ивановна принимает дворянина за слугу Извольских, но подмечает одну странную деталь — на руке его блестит перстень Нестерова! Женщина в недоумении удаляется, а Нестеров соскакивает с лошади и бросается к кустам. Облачившись в свою одежду, одевает мертвого Прохора и тащит его к въездным воротам. Затем, как ни в чем не бывало, идет к дому. Из своего окна его видит Матякина. Она спускается из мезонина и сообщает ему, что Прохор щеголяет в его перстне — возможно, украл драгоценность, когда провожал вместе с Терентием Клавдию Юрьевну. Многие снимают на ночь даже обручальные кольца, чтобы дать пальцам отдых. Нестеров прячет руку с перстнем за спиной. Он напуган. Ведь его, переодетого в одежду Прохора, могли видеть во время скачки за коляской жены и обратно. Опытный расследователь вполне способен догадаться, что перстень мог блестеть на руке хозяина, что всадником мог быть Нестеров, а не конюх. Надеть перстень на руку мертвому Прохору и, таким образом, все списать на него — поздно. Дворецкий и лакей заявят, что никакого перстня на пальце конюха не было. Нестеров благодарит дворянку, которая возвращается к себе, не подозревая, что сама себе подписала смертный приговор. Он без колебаний поднимается в мезонин и убивает ее тяжелой статуэткой, стоявшей на бюро у входа. Забрав ожерелье, серьги и кошелек, возвращается к себе. Ожерелье затем прячет вне дома, серьги же и кошелек подбрасывает Измайлову.