Казначей передал это дело консультативному комитету, и они послали к нам одного из своих членов — несчастного Хаттона. Как я уже говорил, он был здесь на прошлой неделе. Мы с ним и мистером Финмером вошли в церковь, и, как мне ни горько это признавать, мистер Финмер в какой-то момент вышел из себя. Понимаете, Хаттон прямо сказал ему, что комитет не даст согласия на установку этого стекла, и попытался уговорить мистера Финмера обратиться к другому художнику, которого назначит сам консультативный орган. Сквайр пришел в ярость и, конечно, не слушал Хаттона. Он бескомпромиссно и упрямо твердил, что, с разрешением или без, установит витраж. Все кончилось заявлением Хаттона о том, что он доложит обо всем произошедшем комитету на сегодняшнем собрании в колледже Сен-Освальда. В своих словах он снова сделал упор на то, что собрание ни за что не одобрит подобный проект.
— Это было в прошлую среду, и, полагаю, мистер Финмер с тех пор все тщательно обдумывал. Во всяком случае вчера вечером он пришел ко мне еще раз обсудить ту встречу. Мистер Финмер был очень зол — его высказывания и замечания о мистере Хаттоне буквально резали мои уши и сердце. Так вот, он заявил мне, что не будет подчиняться ни комитету, ни казначею. Сказал, что раз они не собираются одобрять эту идею, он сменит тактику. У него будет этот витраж (в это время он уже изготавливался), но вместо того, чтобы устанавливать его в церкви, он поставит стекло в собственной столовой и, когда вернется из-за границы, увидится со строителем и позовет художника для консультации. В тоже время — собственно, к чему я и подвожу разговор, — он сказал, что собирается забрать эскиз у комитета прежде, чем они свяжут ему руки, забраковав стекло. Как я уже говорил, Хаттон упоминал о том, что собрание комитета назначено на сегодня, так что сквайр собирался утренним поездом прибыть в Эксбридж, забрать рисунок и увезти его в Лондон, чтобы переговорить с художником прежде, чем отправиться на континент.
Эмброуз внимательно слушал. Одна из странностей, связанных с делом, — исчезновение эскиза, о котором Пеннингтон говорил, будто приколол его к шкафу в кабинете Хенлоу, а потом не смог найти по возвращении туда, — была разрешена.
Викарий продолжал:
— Мистер Финмер спрашивал меня, где именно проходят собрания в колледже Сен-Освальда. К тому времени я уже знал, что Хенлоу предоставляет для встреч свой кабинет и точно знал, где находится этот кабинет находится. Я и сам часто там бывал. Мой друг занимал эти помещения во времена моей учебы в Эксбридже, да и после мне случалось заходить к Хенлоу — мы интересовались одним и тем же предметом, а именно греческой мифологией, и он иногда обращался к моим скромным знаниям во время работы над очередной книгой.
Так что я набросал грубый план колледжских двориков и показал Финмеру, как пройти к комнатам Хенлоу. Помню, как вчера вечером я сказал ему: «Вы не ошибетесь — в первом дворе через арку и направо, и прямо перед вами в дальнем углу внутреннего дворика окажется лесенка, она и ведет к квартире Хенлоу». Вот и все! Я рассказал вам все, что знаю.
— Премного благодарен вам, сэр. Но не могу понять, отчего вы так волновались…
— Все из-за непредсказуемого характера Финмера. Он легко мог пойти на…
— Даже если и так, то вряд ли это должно вас беспокоить.
— Да. Но он может разодрать меня в клочья из-за того что я рассказал вам об этом, и…
— Боюсь, вам придется рискнуть. К тому же мы еще не знаем, заходил ли он в комнаты Хенлоу. Но вскоре мы это выясним.
— Как?
— Ну — у вас есть адрес художника, рисовавшего эскиз?
Викарий выдвинул ящик письменного стола.
— Да, вот он: С.У. Гастингс, 3А Эмберли-Роуд, Сен-Джонс Вуд.
— Прекрасно! Он сможет рассказать нам, назначал ли ему сегодня мистер Финмер встречу, и был ли у него с собой эскиз. Если да, то это все доказывает. А сейчас я хочу задать вам вопрос, который может показаться немного странным. Вы безусловно очень хорошо знаете мистера Финмера. Скажите, какие ежедневные газеты он получает?
— Ежедневные газеты? Ну, насколько я знаю, он не читал никаких газет, кроме «Таймс». Почему вы спросили?
Эмброуз уклонился от вопроса, задав свой:
— Вы не знаете, получал ли он вечерние газеты из Лондона?
— Я, право, не могу сказать. Даже если и получал, то я никогда не видел их в его доме.
— Понятно.
Сержант ненадолго задумался. Очевидно, что нужно спросить всех членов комитета, не приносил ли кто из них на встречу «Ивнинг Газетт». Он сегодня уже задал этот вопрос мисс Хаттон и получил отрицательный ответ.
— И вы говорите, мистер Финмер упомянул, что возможно поедет в Эвиан-ле-Бан?
— Он сказал, что возможно туда поедет после пары дней в Париже.
— Ну, — сказал Эмброуз, поднимаясь со стула, — не буду вас больше беспокоить. Большое спасибо за предоставленную информацию.
— А дознание? — спросил викарий, провожая сержанта-детектива до двери. — Мне нужно будет присутствовать?
— По крайней мере пока — нет. Когда оно официально начнется — думаю, в четверг, — все действия будут лишь формальны. Мы будем просить об отсрочке заседания. Я дам вам знать. Доброй ночи, сэр.
Прежде чем вернуться в Эксбридж, Эмброуз наведался к Дженнингсу, местному полицейскому. Он застал коллегу за ужином.
— Мы получили ваше сообщение, — пояснил Эмброуз.
— Да, сержант — что-то не так со старым сквайром?
— Пока не могу сказать. Этим утром он отправился в Эксбридж. Во сколько?
— На поезде в 12:14 с местной станции. Так получилось, что в тот момент я как раз был там. У него с собой было несколько чемоданов.
— Я хочу, чтобы вы кое-что разузнали.
— Что именно, сержант?
— Вы знаете местного почтальона?
— Хорошо знаю. Мы с ним частенько беседуем.
— Так: постарайтесь у него выведать — спросите как бы невзначай — доставляет ли он с утренней почтой какие-нибудь газеты в усадьбу Финмера.
— Хорошо. Это не составит труда.
— И сразу же сообщите мне по телефону.
— Есть, сержант.
Когда Эмброуз вернулся в полицейский участок Эксбриджа, дело уже шло к одиннадцати вечера. Однако несмотря на поздний час, суперинтендант все еще был в своем кабинете вместе с полковником Лэнгдейлом.
Старший констебль был высоким, гладковыбритым мужчиной с волосами цвета серой стали и лысиной на макушке. Его приятное, вдумчивое лицо с мечтательными серыми глазами вкупе с немного протяжным и очень вежливым мягким голосом создавали невероятное впечатление. Внимательно выслушав рассказ Эмброуза о беседе с викарием, он обратился к суперинтенданту:
— Вы, конечно, возьмете это на заметку?
— Конечно, сэр. Мы должны начать с этого художника. Если мистер Финмер действительно виделся с ним сегодня, то это может нам помочь. Хотя в любом случае, нам нужно как-нибудь проследить за Финмером.
— Полагаю, да, — протянул полковник, — но это чрезвычайно неловкая ситуация. Я очень хорошо знаю Финмера и его характер. Но то, что он довел его до убийства, да уж! — он пожал плечами.
— Факты неловки, — вставил суперинтендант.
— О да, неловки, действительно очень неловки. Ну, мне пора домой. Ах да, кстати, — сказал полковник, обращаясь к суперинтенданту, — перед уходом я должен спросить вас насчет другого дела. У вас или инспектора-детектива Хилтона есть какая-нибудь информация об этих грабежах в Эксбридже?
— Если бы, сэр. Мы с Хилтоном сделали все возможное, но у нас ни малейшей зацепки.
— Понимаю. Жаль. Это не просто загадка — на кону наша репутация. Уже пять крупных краж! — полковник начал загибать пальцы: во-первых, вормингхэмский служебник, похищенный из библиотеки колледжа Макхам — это было чуть больше года назад; во-вторых, статуэтка Аполлона — из музея Брендона; далее — та миниатюра из частной коллекции доктора Блейка; затем — вроде снова из музея Брендона, да? Что же это было… а, точно: та маленькая этрусская ваза. И, наконец, всего месяц назад, вырезанное из рамы полотно Коро, висевшее в столовой ректора колледжа Малверн. Все это не просто так: он знает, что ему нужно и точно знает, где это искать.
— И все эти предметы были небольшого размера, — заметил суперинтендант.
— Точно. Полотно Коро было единственной маленькой картиной в комнате. Но кому они нужны? Вот в чем вопрос. Кто крадет их?
— Вы имеете в виду?… — начал Плестоу.
— Я имею в виду, — продолжил главный констебль, — что их нельзя сбыть обычным образом. Либо этот парень сам коллекционер, причем не осознающий разницы между моим и твоим, либо есть еще и другие коллекционеры, с тем же самым чувством и готовностью рискнуть честью. Я не могу больше задерживаться, но только хочу увериться — вы думаете что теперь Эмброуз должен сосредоточиться на расследовании убийства?
— Да, — ответил суперинтендант. — Если только вы не хотите, чтобы я вызвал Скотленд-Ярд.
— Думаю, сначала нужно дать шанс вам.
— Спасибо, сэр. Делом о кражах будет заниматься Хилтон — он проворный парень. Но знаете, музей консультировался с частным агентством, и, как я слышал, доктор Блейк намекал, что также собирается обратиться к ним.
— Да, знаю. Присмотрите, суперинтендант, чтобы они не потеснили вас. В этих агентствах много шустрых парней, к тому же они не ограничены так, как мы. Доброй ночи. Доброй ночи, Эмброуз, желаю вам удачи.
Глава VI
Следующим утром Эмброуз проснулся с ощущением, что его ждет очень хлопотливый день. Скорый поезд в Лондон отправлялся без чего-то одиннадцать утра, но перед поездкой на встречу с художником сержант-детектив хотел еще раз полностью осмотреть комнаты мистера Хенлоу. Сперва нужно позвонить в полицейский участок. Вчера он уже опросил всех членов комитета, до кого смог дозвониться, на предмет вечерней газеты, которой был укрыт убитый, но оказалось, что она никому из них не принадлежала. Теперь полицейский направлялся в колледж Сен-Освальда с ключом, который передал в его распоряжение Уильямс.
Со вчерашнего дня в комнатах мистера Хенлоу конечно же ничего не изменилось. Свежим взглядом на кабинет можно было заметить, что он полон следов пребывания комитета: бесконечные окурки, сигаретный пепел, две пепельницы на столе и в камине; на полу — комки желтоватой глины, занесенной с улицы. Их-то точно с трудом можно было назвать полезными уликами, так как у подхода к лестнице раскопана яма, и каждый, кто заходил, приносил кусочки земли на своей обуви — Эмброуз и сам смахнул парочку со своих ботинок.