Четко, неторопливо и методично сержант-детектив осмотрел и изучил каждый уголок кабинета. У двух окон были створчатые рамы, которые закрывались на обычные засовы. Одно из окон эркера, которое висело на петлях и открывалось внутрь, сейчас было плотно закрыто на защелку — Эмброуз сам закрыл его вчера, потому что, кажется, оно было распахнуто все собрание. Он вспомнил слова Уильямса о том, как Хаттон стоял напротив книжного шкафа, и переключил свое внимание на него: у подножия валялось несколько канцелярских кнопок. Ага, эскиз того витража был приколот к шкафу, так что эти кнопки обязательно надо принять во внимание.
На полках перед книгами и на самих книгах лежал толстый слой пыли, но в одном месте ее очевидно потревожили. Присмотревшись повнимательнее, Эмброуз заметил, что одна из полок была буквально исполосована чистыми «дорожками» — должно быть кто-то вытаскивал оттуда четыре или пять томов. Он очень осторожно вынул две книги и подошел к окну их изучить. В верхней части каждой скопилось солидное количество пыли, но ближе к корешку она была более рыхлой, как если бы кто-то положил на это место палец, вытаскивая книгу. Такие же следы были еще на трех оставшихся на полке подозрительных томах.
Две из книг были под авторством мистера Хенлоу: «Современное искусство управления страной сквозь призму «Государства» Платона» и «Лекции по «Этическим идеалам» Платона». Другие носили названия «Теннисон. Ближайшие шоссе и выезды из Дауншира» и «Мемуары отставного судьи». М-да, если Хаттон действительно зачем-то сверялся с этими книгами, то такое разнообразие не связанных друг с другом тем будет довольно трудно объяснить!
Далее Эмброуз переместился к мусорному ведру у стола, но там снова не нашел ничего стоящего внимания. В нем лежали только смятые комки бумаги с каким-то заметками членов консультативного комитета.
Сержант решил выйти на лестницу: снова комки земли на ступеньках и площадке, не несущие никакой информации. Немного подумав, он отпер соседнюю дверь и вошел в «чулан» — все те же желтоватые глиняные комочки. Конечно, он же сам с суперинтендантом и Уильямсом давеча заходил сюда.
В конце концов Эмброуз вернулся в основные комнаты, зашел в спальню и принялся к ее тщательному изучению. И опять — ничего! Механически он открыл дверцы шкафа: там было полно места, чтобы поместиться взрослому человеку, но, конечно, тут никого и быть не могло — суперинтендант сразу по прибытии осмотрел эту комнату. В шкафу аккуратно висела одежда, и сержант-детектив смотрел на нее в упор, пытаясь воспроизвести в своей голове возможную цепочку событий. В настоящий момент единственным очевидным выводом было то, что убийство совершил Финмер во время одной из своих столь частых вспышек неуправляемого гнева. Все факты указывали на это. Но если предположить, что это не так, то кто же и самое главное — как — смог зайти в эти комнаты и выйти отсюда, оставшись незамеченным? Взять, во-первых, проникновение. С момента, как двое рабочих начали перекоп у лестницы рано утром, до двадцати минут второго — ближайшего времени, в которое Финмер предположительно оставил Хаттона одного (все еще допуская, что старик невиновен) — сделать это было невозможно.
Далее, предположим, что убийца пришел совсем рано, еще до прихода рабочих, или даже ночью. Предположим также, что он заранее знал, что Хаттон намеревался по той или иной причине остаться в обеденный час в кабинете, — а это было весьма очевидно, — и целенаправленно ждал несколько часов в засаде, не замеченный ни привратником, ни кем-либо другим, пока шло заседание комитета? Место засады вероятно находилось в спальне, так как соседняя дверь на площадке была заперта, а ключом владел только Уильямс. Но убийце в любом случае было бы крайне небезопасно открыто оставаться в спальне, ведь (Эмброуз сейчас вспомнил) Уильямс рассказал суперинтенданту, что держал в этой комнате кувшин с водой на случай, если кому-нибудь из членов собрания понадобится помыть руки. Конечно преступник не мог этого знать, но в любом случае мог и должен был предвидеть риск быть обнаруженным в столь очевидном месте. Вывод отсюда напрашивается один: он спрятался в этом шкафу. Правда Уильямс сказал, что открывал шкаф, когда заходил с утра разжечь огонь в камине, но не исключено, что к тому моменту убийца мог уже перебраться в кабинет и спрятаться где-нибудь там. Например, за занавеской у эркера было полно места, чтобы укрыться за ней и не попасться слуге на глаза. А незадолго до начала собрания ему ничего не стоило перебраться в шкаф. Наверное высосанное из пальца развитие событий, но и его нельзя исключать. Итак, предполагая, что все это могло и вправду быть — где какие-либо следы?
Сержант-детектив опустился на корточки и принялся внимательно разглядывать нижние полки гардероба: три пары идеально чистых туфель, стоящих вряд, — Уильямс вероятно был знатоком полировки кожаной обуви. Странность была только одна — в одном из ботинок не оказалось шнурка, однако уже через мгновение взгляд Эмброуза упал на короткую порванную ниточку в дальнем углу нижней полки. Здесь лежал еще один маленький предмет, привлекший внимание сыщика: нечто ослепительно-красное с черным кончиком. Предмет оказался горелой красной спичкой, какие продаются в коробках и носятся в карманах пиджаков; на спичке виднелись буквы «TAINE» — остальные сгорели. Скорее по привычке, чем целенаправленно, Эмброуз сложил обрывок шнурка и спичечный огарок в свой специальный конвертик, содержащий, как он их называл, «возможные доказательства». Привычка, потому что это был один из его излюбленных методов ведения расследования — собирать все казалось бы примитивные и отвлеченные предметы на месте преступления на случай, если один из них вдруг окажется как-то связан с делом. Он уже собрал найденные у книжного шкафа канцелярские кнопки, смятые комочки бумаги с заметками из мусорного ведра, пару кусочков желтоватой грязи и т. д. и т. п.
Поднялся на ноги сыщик с чувством полного разочарования. В итоге оказалось, что теорию о ком-то спрятавшемся в шкафу или просто в этой комнате никак нельзя подтвердить, ведь все это было практически неосуществимо. Да и даже если бы все было именно так, то каким образом убийца смог выбраться? В этом, по сути, и была загвоздка. В спальне не было никого, как никого не было и в кабинете, когда обнаружили тело — это абсолютно точно. И также никто не мог покинуть колледж без ведома привратника после 1:35. И по лестнице никто не спускался, пока рабочие были на месте. Таким образом, если убийца действительно заранее спрятался в спальне, и, как следствие, Финмер никак не причастен к преступлению, сие деяние должно было свершиться в экстремально короткий промежуток времени. Клерк из офиса напротив заметил в эркере Финмера в 1:13. Допустим, старик зашел к Хенлоу забрать эскиз своего витража. Итак, ему бы определенно потребовалась пара минут, чтобы снять рисунок со шкафа и свернуть его, так что самое раннее время, когда сквайр мог покинуть кабинет, — около 1:20, может на пару минут позже. При подобном раскладе у убийцы было бы всего десять минут на то, чтобы выйти из спальни, заколоть Хаттона, аккуратно усадить тело и расстелить на нем газету, спрятать (как ему вероятно показалось) канцелярский нож в рыхлой земле на дне ямы у лестницы, пройти через два двора и выйти из ворот колледжа до 1:35. Ну нет! Просто абсурд.
Последний взгляд на комнаты, и Эмброуз вышел из колледжа, снова заперев все помещения. Перейдя через дорогу, сержант-детектив направился в офисы «Объединенной страховой компании», встретился с главой отдела, объяснил ситуацию и попросил разрешения пройти к Джорджу Уилкинсу. Там он попросил «начинающего детектива» показать все давеча замеченное им в деталях и убедился, что все происходящее в эркере Хенлоу отсюда было идеально видно. И снова сыщик резко спросил юного клерка насчет времени, но Уилкинс твердо стоял на своем: он видел «губителя в коричневом костюме» ровно в 1:13 именно там.
— Думаете, поймаете его? — жадно спросил Уилкинс.
Эмброуз улыбнулся:
— Весьма вероятно.
— И его повесят, да?
— Вы чересчур торопите события, мой друг. Мы еще не уверены, что это именно он. Но даже если и так, доказать это будет весьма проблемно, не говоря уже о том, что вынесут присяжные. И да, я все еще вынужден просить вас хранить молчание.
— А дознание?
— Так это завтра, но на нем вы нам не понадобитесь. Будет коронерское расследование, и ваши свидетельские показания понадобятся несколько позже. Я дам вам знать.
Эмброуз отправился на вокзал и сел на лондонский поезд.
Гастингса он застал за работой в его студии в Сен-Джонс Вуд. Сержант-детектив представился и объяснил цель своего визита, но очень осторожно, чтобы не вызвать у художника никаких подозрений.
— Нам кажется, — сказал сыщик, — что мистер Финмер может нам помочь в разрешении этого ужасного дела. Мы абсолютно уверены, что он был с мистером Хаттоном незадолго до того, как последнего убили, и по некоторым данным предполагаем, что вы с ним должны были недавно встречаться.
Гастингс был мужчиной неопрятного вида, будто резко проснувшимся в 5:40 утра, с торчащими в разные стороны волосами цвета соломы, короткой бородкой и одетый в комбинезон. Пальцы его были в краске — вероятно он как раз работал над витражом.
— Да, да, — ответил он, — так точно. Он наведывался ко мне вчера поздно вечером.
— Понятно. Итак, не расскажете ли, с какой целью он к вам наведывался, и не упоминал ли о своем визите в колледж Сен-Освальда до отъезда из Эксбриджа?
— Почему же, конечно. Именно за этим он и пришел — принес эскиз витража, который мне предстояло изготовить в честь покойной миссис Финмер для установки в церкви Литтл-Марплтон. Я сам отсылал его мистеру Финмеру несколько недель назад, и тот дал добро. Но кажется, там были какие-то проблемы с разрешением на установку этого мемориала… В любом случае, вчера он принес эскиз обратно и сказал, что передумал и решил установить стекло у себя д