— Доброе утро, молодой человек, — поздоровался он. — Надеюсь, вы не пытались открыть мой сундук с сокровищами — хотя я же все равно повесил на него замок на ключе.
— Я заметил, сэр. Нет, я пришел сюда без каких-либо подлых намерений.
Профессор положил книги и с любопытством посмотрел на сержанта.
— Все еще пытаетесь выяснить, кто же убил бедного Хаттона?
— Да, сэр.
— Хм! Есть успехи?
— Надеюсь что так. Но это требует много времени, сэр. Сейчас я как раз пришел об этом поговорить: мне снова нужна ваша помощь.
— Снова? Разве я вам когда-то уже помогал?
— Да, сэр. Все, что вы мне сказали во время нашей встречи, оказалось очень полезным для меня. Я зашел не надолго. Я бы хотел, чтобы вы мне показали тот замок с шифром, на который был заперт ваш корейский сундук в день пропажи миниатюры. Если позволите!
— Уникальный механизм… Ах да, он у меня здесь.
С этими словами доктор Блейк достал замок из ящика своего письменного стола.
— Итак, сэр, не будете ли вы так добры сказать мне код от него?
Как только профессор сказал ему шифр, Эмброуз извлек из кармана своего жилета сложенную бумажку. Доктор Блейк передал сержанту замок через стол.
— Вот, — сказал он, — я его открыл.
Но Эмброуз не сразу взял замок.
— Помимо этого кодового слова должно быть еще семь других комбинаций. Думаю, вы найдете их на этой бумажке.
Доктор Блейк развернул листок и прочел записи.
— Покупать. Да, это кодовое слово, а все остальные… Слушайте, молодой человек, — воскликнул профессор, положив бумажку на стол. — Вы полицейский или волшебник? Вот что мне интересно знать. Вы никак не могли угадать эти комбинации. Как вы это сделали?
— Достаточно просто, — смеясь, ответил Эмброуз. — Вы сами рассказали мне, что мистер Хаттон изучал ваш замок. Так что вполне закономерно было бы предположить, что все перебираемые комбинации он записывал в свой блокнот. Там я их и нашел — и переписал. Но тема эта чрезвычайно серьезна, сэр. Кажется, он вычислил человека, который каким-то образом завладел нужными комбинациями, и если это так, то у него был прямой ключ к самому кодовому слову.
Теперь я попрошу вас снять ваш новый замок с сундука и заменить его на этот кодовый — замечательно! А сейчас, пожалуйста, наберите кодовое слово, чтобы его открыть, — как если бы вы делали это в присутствии какого-нибудь гостя, — скрывая от глаз само слово. Да, вот так. Видите, сэр? Я с легкостью могу прочесть комбинацию — ХЕМЛТАЦХ. Вот тут-то вас и поймали!
— Да, но, — сказал профессор, — мне бы хотелось знать, кто же это был.
— И мне. Но вот Хаттон в своих заметках дает кое-какие подсказки насчет человека, у которого может быть доступ в ваш дом. Это вполне очевидно. Можете ли вы вспомнить, в чьем присутствии открывали этот замок?
Профессор начал раздраженно расхаживать по кабинету.
— Милый молодой человек, — сказал он, — я могу предоставить вам список из имен доброй половины университетских донов, которым я показывал свою коллекцию, — не говоря уже о дюжинах друзей!
— Позвольте мне предложить вам несколько человек на выбор, сэр. Показывали ли вы когда-нибудь свою коллекцию сторожу из колледжа Сен-Освальда? Или слуге оттуда же по имени Уильямс?
— Они ни доны, ни мои близкие знакомые, — едко возразил доктор Блейк. — Так что нет. Конечно же нет!
— А может художнику мистеру Стэнхоупу?
— Стэнхоупу? Почему же, показывал. Мы с ним хорошо знакомы, думаю, я должен был ему показывать.
— Ага!
— Только не говорите, что подозреваете Стэнхоупа! — выпалил профессор. — Сами понимаете, это невозможно.
— Не невозможно, сэр.
— Ладно. Тогда совсем не похоже. Совершенно.
— Последний вопрос, сэр: вы когда-нибудь открывали кодовый замок в присутствии священника, который носит темные очки?
— Да бросьте, молодой человек! Не доводите до абсурда. Половина духовенства здесь ходит в очках. Как я могу среди них выделить какого-то особенного! Но все же, могу ли спросить, как все это связано с поиском убийцы Хаттона?
— Пока не могу ответить на ваш вопрос, сэр. Хотел бы, но не могу. Но у меня есть одна мысль, которую я собираюсь развить. Мне думается, что Хаттон вышел на след похитителя Косвэй и других ценных вещей, и назначил в тот роковой вторник встречу в кабинете мистера Хенлоу, которая была с этим связана. И если это так, то мы сможем выяснить причину убийства. Он там же и был зарезан, сами знаете.
Профессор наконец-то уселся в свое кресло и в задумчивости откинулся на спинку.
— Да, я понял, о чем вы, — медленно произнес он. — Все это сложно, но осуществимо. Также я думаю, что у вас есть еще подозрения, и более определенные. Но все же я даже представить себе не могу, что мистер Стэнхоуп…
— Прошу вас, сэр, в разговорах ни с кем не упоминайте его имя в таком ключе.
— Я уважаю ваши старания, молодой человек, но, говоря на языке скачек, вы седлаете не ту лошадь.
— Я не седлаю никакую лошадь, сэр, — ответил Эмброуз, вставая со стула. — В работе я никогда не позволяю себе делать ставку на неопределенности. Продолжая вашу метафору, у меня нет фаворитов на поле. Я хочу быть уверенным в победителе, и уже тогда вступать в игру.
— Скоро вы поймете, что он — темная лошадка, — сухо сказал профессор.
— Думаю так, сэр. Хорошего дня, и большое спасибо.
Глава XII
Вернувшись от доктора Блейка, Эмброуз первым делом взялся за лондонский справочник в поисках адреса сэра Уилфреда Хейнса. Найдя его и убедившись, что бариста был на телефоне, сержант-детектив позвонил назначить встречу. Однако тут его ждала неудача — трубку взял клерк и сообщил, что сэра Уилфреда в тот момент не было дома: его пригласили в даунширский суд в качестве присяжного. Клерк добавил, что если сержант звонит по срочному делу, то он может связаться с сэром Уилфредом, который должен вернуться не позднее, чем через два дня, — к тому моменту дело уже должно быть закрыто.
Эмброуз взял с клерка обещание позвонить, как только сэр Уилфред назначит дату возможной встречи.
Покончив с этим, сержант начал собираться на совещание к полковнику Лэнгдейлу, который как раз зашел в кабинет, чтобы его вызвать.
Эмброуз заметил, что главный констебль пришел вместе с суперинтендантом, который как раз рассказывал ему о результатах поездки сержанта-детектива в Эвиан-ле-Бан. Затянулась долгая беседа, в ходе которой Эмброуз показал всем записную книжку Хаттона и рассказал о своих утренних успехах. Полковник Лэнгдейл слушал очень внимательно.
— Итак, — выслушав все, сказал он, — если ноги растут именно оттуда, и все эти преступления между собой связаны, то мы, можно сказать, сорвем джекпот. Да вы, кажется, довольно успешно подогнали под подозрение четверых мужчин: сторожа, Уильямса — слугу колледжа, Стэнхоупа и одно неизвестное лицо.
— Думаю, Уильямса можно смело вычеркнуть, сэр, — сказал суперинтендант, сверяясь с одной из многочисленных бумаг по этому делу, лежащих на столе. — У него достаточно весомое алиби, особенно учитывая то, что нам точно известно — из слов свидетеля Уилкинса и рассказа мистера Финмера, их подтверждающего, — что после ухода Уильямса из комнат Хаттон был еще жив.
— Тогда ладно, — сказал главный констебль, — давайте его исключим. Далее — что там со сторожем?
— Вот как обстоит дело, сэр, — ответил суперинтендант. — Я буквально вчера вечером говорил сержанту, что у сторожа были все возможности совершить это преступление и немного приукрасить правду на допросе, чтобы отвести от себя подозрения, — все равно никто бы ничего не заметил. Но если хорошенько все это обдумать, я очень сомневаюсь, что он причастен к убийству. Я навел справки и кое-что узнал об этом человеке — в Карнфорде он довольно известен своим образцовым проведением. Хотя конечно, когда дело доходит до преступления, это совершенно ничего не значит. Я все еще приглядываю за ним, сэр.
— Отлично! Ладно, допустим на какое-то время мы подвергнем сомнению подозрения по поводу сторожа. Теперь поговорим об этом маленьком художнике — Стэнхоупе. Что там насчет него?
— Он сказал мне (шутя), что у него есть алиби, — сказал Эмброуз.
— Вы его обвинили?
— Нет, сэр. Конечно нет. Я лишь сказал ему мимоходом во время нашего разговора, что пока он не докажет обратное, все члены комитета, включая и его самого, находятся под подозрением. Это и заставило его сказать про алиби.
— И оно действительно у него есть?
— Мы как раз сейчас с этим разбираемся, сэр. Мистер Стэнхоуп сказал, что вернулся в колледж вместе с мистером Кершоу, так что нам нужно узнать у него, так ли это было на самом деле.
Главный констебль кивнул.
— И, — продолжил он, — еще один — пастор, которого видел Финмер. Несколько туманно, не правда ли?
— Мы не можем сбрасывать со счетов что-то только потому, что оно кажется туманным, — ответил Эмброуз.
— Именно, — сказал суперинтендант, — хотя все равно это больше напоминает поиск иголки в стоге сена.
— У меня есть мысль по этому поводу, сэр, — вставил Эмброуз, — и я намереваюсь ее развивать. Но для этого нам нужно принять во внимание еще две вещи.
— Какие же? — спросил полковник Лэнгдейл.
— Та вечерняя газета и полусгоревшая спичка.
— Стэнхоуп мог принести эту газету, — размышлял главный констебль, — а вот что касается спички — что вы думаете по этому поводу, суперинтендант?
— Я сказал Эмброузу вчера вечером, что не возлагаю на нее никаких надежд. Конечно Финмер вполне мог привезти эти спички из своего прошлого путешествия в Эвиан и зажечь одну, когда пришел за рисунком, но, как я уже говорил, не похоже, чтобы он обронил огарок в гардеробный ящик, хотя Эмброуз выдвинул на этот счет целую теорию.
И он все пересказал.
— Хм! — воскликнул главный констебль, взглянув на часы. — И что же вы предлагаете делать сейчас, сержант?
— Я собираюсь связаться с мистером Кершоу, сэр, и как можно скорее поговорить с сэром Уилфредом Хейнсом. И еще мне бы хотелось переговорить со сторожем.