— Конечно, — ответил Эмброуз, — если мама не возражает.
— Не беспокой мистера Эмброуза, Мюриель, — сказала ее мать, показавшись в проходе. — Тебе пора спать.
— Ну мамочка!
— О, миссис Гловер, позвольте ей остаться, пока готовится ужин. Я ее не задержу.
Девочка стрелой выбежала из комнаты за открыткой и совсем скоро вернулась.
— Итак, — добродушно сказал молодой человек, — что тебе хочется узнать об этой открытке, Мюриель?
— Хочу, чтобы вы мне объяснили, что значат все эти слова, и о чем вообще эта картинка.
— Тогда усаживайся в кресло рядом со мной. Вот так, — он положил открытку на стол. — Смотри, на этой картинке изображен большой-большой водоем…
— Прямо как море, мистер Эмброуз?
— Нет, не совсем как море. Не такой большой, и вода в нем не соленая. Это называется озеро.
— А, поняла! Нам в школе рассказывали об озерах.
— Здорово, ну так вот, это очень красивое озеро, окруженное горами, — на вершинах некоторых из них снег лежит целый год!
— Даже летом?
— Да, даже летом. Понимаешь, там, наверху, всегда очень холодно, так что снег не тает.
— Как называется это озеро мистер Эмброуз?
— Мы его называем Женевское озеро, потому рядом с ним стоит большой город Женева. Но для местных жителей оно озеро Леман.
— Об этом и говорят эти забавные слова на открытке?
— Не совсем. Смотри, сейчас проведем с тобой урок французского.
И он принялся водить по открытке пальцем, переводя каждое слово.
— Evian-les-Bains — так называется местечко, где я ее купил. Evian — название города, потому что люди приезжают туда пить необычную воду и в ней же принимают ванны, поэтому его называют «Эвианские Ванны» — les Bains — по-французски значит «ванны». Quay des bat. l’eaux значит пристань, куда приходят пароходы — на озерах у них много таких кораблей. И вот эта фотография была сделана как раз у Quay или у причала. Vue de lac et la Suisse значит «вид на озеро и Швейцарию». Понимаешь, на противоположном берегу озера уже Швейцария, а Эвиан — это еще Франция.
— А! Теперь понятно, мистер Эмброуз! А что написано вот тут?
И девочка показала пальцем на крошечную надпись в левом нижнем углу открытки.
Эмброуз прочел вслух:
— Jean Natier, phot., Evian-les-Bains. А, так это имя человека, который сделал эту фотографию. «Джон Натье, фотограф, Эвианские Ванны». Никакого отношения к содержанию картинки, Мюриель.
— Спать, милая! — позвала мать девочки, заходя в комнату с подносом с ужином. — Пожелай доброй ночи мистеру Эмброузу и быстро в кровать.
Взяв открытку, взволнованное дитя прошептало:
— Огромное спасибо, мистер Эмброуз. Спокойной ночи!
— Доброй ночи, Мюриель.
И Эмброуз остался один на один со своим ужином, но несмотря на жуткий голод, ел очень медленно. Он размышлял. Что-то в словах этой открытки было очень знакомое, сержант-детектив готов был поклясться, что где-то это уже видел, но никак не мог вспомнить, где или хотя бы когда. Jean Natier. Где же он мог видеть фотографа с таким именем?
В итоге сержант-детектив отбросил попытки вспомнить, доел ужин и закурил трубку.
Но снова и снова в его голове всплывало это имя.
«Jean Natier!»
Глава XV
— Хочу задать вам один весьма любопытный вопрос, — обратился Эмброуз к колледжскому слуге Уильямсу следующим утром. — Но прежде мне нужно убедиться, что вы об этом точно никому не расскажете.
— Понимаю, сержант. Я умею держать рот на замке.
— Так вот, — продолжил Эмброуз, — я не хочу, чтобы эта тема обсуждалась кем-либо. Вот и все. Я скоро все объясню мистеру Хенлоу, но кроме вас с ним об этом не должна знать ни одна живая душа. Итак, начнем. Полагаю, вы следите за предметами одежды мистера Хенлоу?
— Да, временами. Чищу их и всякое такое.
— Ага. И обувь тоже?
— Нет, обувь не трогаю. Только отношу в чистку.
— Угу, понятно, спасибо. Теперь вот что: когда мистер Хенлоу уезжал за границу, он же оставил одну пару ботинок в шкафу?
— Да, оставил. Не понимаю, как вы об этом догадались, сержант.
— Я не догадывался. Я проводил тщательный обыск помещений и увидел эти ботинки там. Теперь расскажите, когда мистер Хенлоу только уехал, оба оставленных ботинка были зашнурованы?
— Забавно, что вы об этом спросили, — ответил Уильямс. — Думаю, вы заметили, что в одном из ботинок шнурка не было?
— Да. Именно поэтому и спрашиваю.
— Так вот, сержант, я не замечал этого до самого дня возвращения мистера Хенлоу. Когда я распаковывал его вещи (в том числе и обувь), мой взгляд и зацепился за оставленную в шкафу пару. В одном ботинке, как вы и говорите, не было шнурка. Я тогда забрал их на перешнуровку и мистеру Хенлоу об этом сказал. Но почему я назвал это забавным, так потому что я готов поклясться, что буквально перед отъездом мистера Хенлоу оба шнурка были на месте. И я точно знаю, что эту пару он не носил как минимум неделю до отъезда.
— О! — воскликнул Эмброуз. — Очень интересно. Спасибо, пока достаточно. Пойду проведаю мистера Хенлоу, если он у себя.
— Сейчас он не дома, сержант. Думаю, ушел в библиотеку. По крайней мере полчаса назад я видел, как он туда шел.
— Хорошо. Будьте добры, проводите меня до библиотеки.
Сержант-детектив застал мистера Хенлоу за книгой. Он был с головой погружен в чтение и не заметил подошедшего.
— Простите, что отвлекаю вас, сэр. Сержант-детектив Эмброуз, полиция Эксбриджа. Я расследую дело об убийстве мистера Хаттона. Можете уделить мне пру минут?
Хенлоу резко посмотрел на него.
— Конечно. Чем могу помочь?
— Не будете ли вы так добры пройти со мной в ваши комнаты, сэр? Мне бы хотелось поговорить с вами именно там.
— О, конечно, если вам так угодно. Пойдемте.
Они прошли через коридоры, пересекли внутренний дворик и подошли к угловой лестнице в комнаты. Мужчины зашли и уселись в кресла по обе стороны камина. Затем мистер Хенлоу вытащил сигарету.
— Итак, что вам нужно? Курите? — сказал он, протягивая портсигар сержанту.
— Спасибо, сэр. Я прибыл по чрезвычайно конфиденциальному делу, понимаете?
С этими словами он зажег сигарету. Хенлоу сделал то же самое.
— Безусловно.
— Есть несколько обстоятельств, сэр, которые с большой вероятностью тесно связаны с совершенным здесь преступлением..
Он оборвался на полуслове: спичка упала из его рук прямо на ковер. Он нагнулся за огарком и бросил его в огонь.
Казалось бы, совершенно обычное действие, но для сержанта этого отвлекающего маневра было достаточно, чтобы спокойно прогнать в голове тонну свалившихся на него мыслей. В этот момент он осознал, что ему понадобится вся его полицейская сноровка и самообладание, чтобы не сделать резких непоправимых движений и разрулить ситуацию.
Нагнувшись, он кое-что увидел — что-то, что заставило бы менее сдержанного человека торжественно (или удивленно) воскликнуть: Хенлоу сидел в кресле напротив в самой непринужденной позе — нога на ногу. Он был в темно-коричневом костюме. За несколько секунд до этого, когда Эмброуз только зажигал сигарету, его взгляд опустился вниз, и он поймал себя на мысли, что подобное движение он уже делал вчера и даже увидел то, что при похожих обстоятельствах видел вчера.
Шнурки! Пара шнурков на ботинках Хенлоу была совсем не парой. Они разные. На одной ноге заметно толще, с черными металлическими эглетами, а на другой — с блестящими медными, о которых он так много думал в последнее время.
В чрезвычайных ситуациях порой кажется, что на размышления нет времени — они вереницами проносятся в голове со скоростью света за какие-то секунды. Невозможно! Хенлоу, уважаемый профессор Греческой литературы, жесткий, даже суровый человек. Типичный эксбриджский дон! Невозможно.
«Невозможно!» Такой была одна из странных заметок в записной книжке Хаттона.
«Невозможно!» Хенлоу был за границей в день, когда произошло убийство.
Но все же это совпадение слишком бросается в глаза. Эти странные шнурки! Что же все это значило, Эмброуз пока понять не мог, но одно он понял сразу же: нужно быть предельно осторожным. Любой ценой сегодня должны быть разрешены два вопроса: о шнурках и о тайнике за книгами.
С идеально сыгранной непринужденностью сержант-детектив медленно разогнулся и продолжил свою фразу:
— Вещи, которые на первый взгляд кажутся незначительными, но могут значить очень много для дела.
— Да? — ответил Хенлоу. — Какие же?
Эмброуз было запнулся, но быстрая работа ума спасла его. Еще один отвлекающий маневр — потушить сигарету, и ответ готов:
— Итак, сэр, беру с вас слово о совершенной конфиденциальности нашего разговора и хочу задать вам пару вопросов о Уильямсе.
— Подозреваете его?
Эмброуз пожал плечами.
— Я этого не говорил. Но все же я не совсем удовлетворен его показаниями.
— А как же его алиби?
Хенлоу произнес эти слова весьма холодно. Его глаза его были прикованы к лицу сержанта-детектива, так что Эмброуз сразу понял, что это был провокационный вопрос.
— Есть-то оно есть, — ответил он, — но нельзя всегда полностью полагаться на алиби. Люди могут быть совершенно уверены в каком-то времени или определенном событии, но иногда память играет с нами злую шутку, перемешивая и подтасовывая даже какие-то пустяковые мелочи, не говоря уже о чем-то более серьезном. Вы давно знаете его, сэр?
— Несколько лет.
— Его поведение?
— Образцовое.
Тем временем Эмброуз вытащил свой блокнот, чтобы иметь возможность выигрывать немного времени, периодически «сверяясь» с записями.
— Уильямс сказал, — продолжил Эмброуз, — что от этих комнат есть только один ключ, который вы и доверили ему.
— Все верно. По глупости он утопил свой в реке. Но правда совсем недавно я сделал дубликат, так что теперь их снова два.
— Понятно.
С каждой минутой уверенность Эмброуза в подозрениях все крепла. Теперь уже проще было придумывать, как ловко обойти опасную тему. Он продолжал разговор, задавая самые разнообразные вопросы: о Уильямсе, о членах комитета, об обычаях на их собраниях и так далее. И ни разу не упомянул о священнике, перебегающем дорогу напротив колледжа.