И пока говорил, его мысль формировалась все более живо и отчетливо, сложившись в итоге в остроумный план.
Вскоре он встал, чтобы уходить, поблагодарил собеседника за беседу и уделенное время и еще раз извинился за беспокойство.
— Ну что вы, — ответил Хенлоу, — я рад быть полезен. Надеюсь, у меня это получилось!
С этими словами он вновь очень пристально посмотрел на сержанта-детектива, но тот лишь еще раз взглянул в свои записи, убрал блокнот в карман и вышел.
У ворот Эмброуз снова обратился к сторожу:
— У вас в сторожке, если не ошибаюсь, есть телефон? Прекрасно. Можно мне позвонить? О, не нужно, я сам справлюсь.
Он набрал суперинтенданту и заговорил с ним очень тихим голосом:
— Есть свободные люди в штатском, сэр?
— Да. Джексон.
— Прошу вас, сэр, немедленно пришлите его в Сен-Освальд и скажите, чтобы побродил вокруг и приглядел за мистером Хенлоу, если тот выйдет из колледжа.
— Хенлоу? — от удивления громко спросил суперинтендант.
— Я скоро все объясню, сэр. Мне нужно будет нанести еще один визит, и я сразу к вам. Если Хенлоу уедет из города, Джексон должен будет поехать за ним.
Выйдя с территории колледжа Эмброуз перекинулся парой слов с полицейским на обходе.
— Пока не придет Джексон, — объяснил он.
И констебль, оставляя дорожную пробку на произвол судьбы, занял наблюдательную позицию неподалеку от главного входа в колледж. Тем временем Эмброуз вызвал такси и отправился домой к доктору Блейку.
В такси у сержанта-детектива было достаточно времени, чтобы еще раз все хорошенько обдумать. Перед ним сейчас стояли две главные трудности, обе касающиеся доказательства вины Хенлоу не только в убийстве Хаттона, но и в преступлении, которое привело к этому убийству. Удастся ли ему найти причину, которая могла заставить Хенлоу выдавать себя за слабовидящего священника, и сможет ли он отыскать хоть одно доказательство того, что Хенлоу не был в Женеве в день смерти Хаттона? Три вещи непрестанно крутились в голове сержанта-детектива. Одна из них — огарок красной спички. Еще две от двух невольных свидетелей, которые, сами того не подозревая, натолкнули его на эти улики.
Эмброуз застал профессора в его кабинете.
— А, молодой человек! Снова вы? Что такое? Могу уделить вам всего несколько минут. У меня встреча в половине восьмого.
— Я не надолго, сэр. Помните, вы мне рассказывали, как однажды в Кромере встретили своего друга в темных очках и панаме вместо шляпы священника, и он вас даже не узнал?
— Помню. И что же?
— Кем был этот ваш друг?
— Кем? О, дорогуша, что за странный вопрос! Ну если вам так важно, то это был мистер Сидни Хенлоу.
— Я так и знал! — торжествуя, воскликнул Эмброуз. — Большое спасибо, сэр. Вы оказали мне огромную услугу.
— Минуточку, вернитесь! — закричал профессор вслед убегающему Эмброузу. — Что на этот раз у вас на уме, молодой человек? Я должен знать…
— Простите, сэр, но мне пора бежать. Когда-нибудь я вам все расскажу. Доброго дня!
Он выбежал до того, как профессор успел вымолвить хоть слово. Сев в такси, сержант-детектив велел водителю ехать в полицейский участок и ждать его там. Приехав, он мигом вломился в свой офис, открыл ящик письменного стола и вытащил оттуда стопку бумаг со статьями и записями, которые удалось подобрать в кабинете Хенлоу. Но сержанту нужна была только одна — открытка с швейцарским штампом из Женевы, которую Хенлоу послал Пеннингтону с сообщением, что не сможет присутствовать на очередном собрании комитета. Открытка была с картинкой, и Хенлоу написал свое краткое сообщение на передней стороне в месте, которое предназначалось для записи адреса.
Эмброуз перевернул открытку: фотография изображала южный берег озера с горами на заднем плане. Очевидно сделана она была с борта парохода. Надпись гласила:
«Le dent du Midi».
Но Эмброуз искал не это. Тут его взгляд переместился на мелкую надпись в левом нижнем углу:
«Jean Natier. Phot. Evian-les-Bains».
— Эврика! — воскликнул он. — «Устами младенцев», — и поспешил к суперинтенданту.
— Понимаете, сэр, — и Эмброуз объяснил и рассказал все о его встрече с Хенлоу этим утром и о подозрительных шнурках, — вот как я к этому пришел и думаю, что я прав. Хенлоу и тот священник — это один и тот же человек. Идею простого, но эффективного перевоплощения он позаимствовал у доктора Блейка. Профессор рассказал мне, что однажды темные очки, обычный галстук и панама в Кромере сделали его неузнаваемым даже для самых близких знакомых, одним из которых был Хенлоу. Он поймал суть идеи и воплотил ее на себе в обратном виде, — за исключением очков.
— В смысле «в обратном виде»?
— Смотрите, доктор Блейк, как священник, сошел за мирянина. Хенлоу же, как мирянин, сошел за священника. Круглая шляпа и воротник — вот все, что ему для этого понадобилось. Это очень хитрое перевоплощение, потому что в нашем городе, сами понимаете, подобных пастырей пруд пруди. Взять хотя бы мистера Гилберта, который частенько захаживал к Хенлоу в гости. Так что вполне возможно, что его уже как и Хенлоу не замечали, ведь он был «своим человеком».
— Да, но — зачем?
— Затем, что Хенлоу и есть «Х», сэр. Я в этом абсолютно уверен. Так же был уверен и бедняга Хаттон. За что и поплатился.
— Но Хенлоу был за границей!
— Нет, сэр! Никак не был. Священник, которого видел мистер Финмер при выходе из колледжа, и был Хенлоу.
— Но как такое возможно?
— Все указывает на это, сэр. Его выдал спичечный огарок. Эти спички из Эвиан-ле-Бан, и куплены они могли быть только там и только в одной табачной лавке. Это я уже доказал.
— Но он же прислал открытку из Женевы.
— Точно. Но купил он ее в Эвиан-ле-Бан. Вот она. Посмотрите на имя фотографа внизу. Эвианский фотограф. Я купил одну из этой же серии, когда был там. Он мог, конечно, купить ее и в Женеве, но сомневаюсь, что они там торгуют французскими открытками. Так что обзавелся он ей, когда был в Эвиане, и мы это с легкостью докажем: вопрос одного звонка — пробить по базе регистраций в отелях.
— Но если все действительно так, как вы говорите, то я все еще в тупике, сержант. За каким чертом ему вдруг понадобилось проникать в свой собственный дом в чужом облике в день, когда там назначено собрание их комитета?
— Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы это выяснить, сэр. Вероятно ему нужно было оттуда что-то забрать, но тайно, чтобы все думали, что он этого сделать не мог. А единственная возможность для этого была как раз в тот вторник. Ключ от комнат был только у Уильямса, но в день заседаний комитета он всегда оставлял двери открытыми. Посколько в обед все обычно оттуда уходят, Хенлоу рассчитывал, что и в этот раз его дом будет пуст. Но он ошибся, в тот день там остался Хаттон. И Хаттон почти разгадал тайну пропавших ценностей, над которой ломал голову неделями. А Хенлоу не мог дать ему возможности всем об этом рассказать.
Суперинтендант задумался. Через какое-то время он ответил:
— Думаю, в этом что-то есть. Но и нам есть еще над чем работать. Но если вы правы, то как ему удалось улизнуть из колледжа? Скажите мне, Эмброуз!
Эмброуз покачал головой.
— Не могу, сэр. Это единственное, что вводит меня в ступор. Если конечно сторож не заметил его как человека-невидимку, знаете, который слишком знаком, чтобы бросаться в глаза.
По лицу суперинтенданта расползлась усмешка.
— Я не верю книжные сказки, Эмброуз, и не намерен принимать эту теорию. Все, нельзя терять ни минуты. Хорошо пока не нужен ордер на арест по обвинению в убийстве. Для начала мы с вами пойдем и выведем его на чистую воду.
— Я так и думал, что вы это предложите, сэр. Такси уже на улице. Мы же не поведем его пешком по Хай-стрит.
— Нужно быть поосторожнее, — сказал суперинтендант, садясь в такси, — я не хочу прямо с порога предъявлять ему обвинения. Сначала привезем его в участок и немного побеседуем.
Такси выехало на Хай-стрит и уже приближалось к колледжу. Как только они подъехали, сержант-детектив вдруг вскричал:
— О Господи, сэр! Там такси у ворот! Точно…
— Черт! — перекричал его суперинтендант. — Почему этот дурачина Джексон его не задерживает? Садится, ах! Они отъезжают, ворюга!
Хенлоу бегом выбежал из ворот и сел в ожидающее такси. Джексон, слонявшийся вокруг, сделал резкое движение в его сторону, но было уже слишком поздно. Водитель надавил на газ, и они тронулись. Такси вильнуло влево, пытаясь оторваться от полицейских.
Они поравнялись, и суперинтендант высунул голову из окна и окликнул рядом идущего таксиста, но в этот момент между машинами пристроился большой грузовик, скрыв соседнее такси из виду. Тогда суперинтендант крикнул уже своему водителю:
— Объезжай его, скорее, друг, и не отставай от того такси! Слышишь?
— Есть, сэр!
Они объехали мешавшую громадину и снова набрали скорость. Другому такси еще не удалось скрыться из виду.
Суперинтендант вздохнул с облегчением.
— Так-то лучше, — сказал он. Слава Богу мы приехали вовремя. Теперь он далеко не удедет. А! Я так и думал. Едут на станцию! Там мы его и поймаем.
Эмброуз посмотрел на часы.
— И очень даже скоро, — воскликнул он. — Скорее всего он хочет успеть на поезд в четверть первого. Сейчас тринадцать минут.
— Даже если успеет, мы все равно его там же и схватим, — угрюмо протараторил суперинтендант. — Хвала Богу за то, что дал нам телефон! Быстрее! — прикрикнул он на водителя, снова высовывая голову из окна.
Подъездная дорога к станции была широкой и у главных вокзальных ворот превращалась в огромное открытое пространство. Когда такси с Хенлоу въехало в ворота, машина с полицейскими была всего лишь в пятидесяти ярмах от них. Но Хенлоу успел выпрыгнуть еще до того, как его такси остановилось, кинул что-то в руки таксисту, метнулся прочь и скрылся в толпе людей. Секунд через тридцать полицейские уже были на платформе и увидели прибывающий поезд.