Но сегодня я видел, что Бартхельма беспокоило что-то помимо поисков подходящей партии для своей прелестной дочери, или он просто прикидывал, как засуха скажется на его годовом отчёте. Через три дня Главный совет кормирской Гильдии торговцев, представителем которой в своём районе являлся Бартхельм, должен был приехать в Гарс на ежегодное собрание.
Эти важные люди, представляющие собой самых богатых и властных торговцев королевства, всегда собирались в одном из крупнейших городов Кормира — Сюзейле, Арабеле или Марсембере. Изредка они удостаивали вниманием городки поменьше, как Болотная прогалина, если там можно было рассчитывать на вкусную еду, напитки и удобства. Но чтобы они собрались в такой дыре, как Гарс, где лучшим, на что они могли рассчитывать, была незапоминающаяся еда из «Снопа пшеницы» или «Серебряной косы»… это было неслыханно и являлось прямым доказательством настойчивости Бартхельма Барсука.
И раз уж кости были брошены, Бартхельм ничего не собирался пускать на самотёк. Это собрание должно было стать лучшим в истории. Совет разместят и в «Снопе», и в «Косе», поскольку ни в одном заведении не было места достаточно, чтобы поселить всех, и Бартхельм из собственного кармана дал Гарнету Перу Севера, владельцу «Серебряной косы», достаточно золота для пристраивания внушительного зала в его трактире.
Казалось, что торговец предусмотрел все детали по поводу питания совета, включая приглашённых поваров из Сюзейла, и теперь громогласно вопрошал Коротконогого, стоявшего за барной стойкой:
— Дварф! Ты достал бочонок западновратского Рубинового, который я заказывал?
— Будет завтра, — прорычал Коротконогий в ответ. Ему не нравилось, когда его называли «дварфом». Вообще ему не нравилось, когда его как-либо звали.
— Уж лучше бы ему быть, — сказал Бартхельм. — На приветственном ужине подадут барнабас из говядины и устриц, а западновратское — единственное вино, которое подойдёт.
Я сидел к дварфу ближе, чем Бартхельм, поэтому услышал бормотание Коротконогого на тему, чем тот может запивать свой барнабас из говядины с устрицами. И я был не единственным, кто захихикал при этом, однако, Коротконог даже не улыбнулся. Дварфы, вечно угрюмы и недовольные, хуже всех подходят для содержания трактиров, но Коротконогому «Отважный менестрель» достался по наследству. Его оставил прежний владелец, шутник-гном, который в завещании написал, что передаёт его Коротконогому в надежде, что хотя бы это вызовет у дварфа улыбку. Не помогло.
— Следи за языком, дварф, — сказал Бартхельм не так сердито, как мог бы, если бы услышал комментарий, — или я буду вести дела с «Болотной крысой».
Когда Коротконогий обернулся к торговцу, его лицо уже не было лицом того, кто просто укусил чересчур солёный огурец, а выглядело так, будто он выпил махом бочонок того же рассола.
— «Болотной крысой»? — воскликнул дварф со всем отвращением, на которое был способен. — Валяй! Потчуй своих дорогих гостей кислым сидром, разведённым вином и выдохшимся элем. Да лошадиная моча лучше пива, которое подаёт Хескет Задница. И по пути передай мои проклятия привидению Фастреда!
Выплюнув последнюю реплику, Коротконог вернулся к полированию стаканов, на месте которых он без сомнения предпочёл бы видеть драгоценные камни из дварфских шахт.
На этот раз Бартхельм сдержал гнев. Он знал, как и все мы, что наступил на больную мозоль. До того, как Задница открыл «Болотную крысу», таверна Коротконогого была единственным местом в городе, куда могли зайти желающие выпить в неформальной обстановке. Потому что «Серебряная коса» и «Сноп пшеницы» отвечали скорее желанию «неплохо перекусить», что иными словами означает еду, которая не будет проситься наружу. Но «Болотная крыса» отхватила немалую часть клиентов Коротконогого, по крайней мере, до тех пор, пока в округе не объявилось привидение.
— Народу сегодня немало, Коротконог, — заметил Тобальд, мэр Гарса, войдя в таверну с высоким, крепким мужчиной, которого я узнал, но не мог вспомнить по имени.
Коротконогий, как истинный дварф, не обратил внимания на весёлое приветствие Тобальда. Однако тот не унимался и, умостив своё слегка оплывшее тело на обычное место и вдохнув поглубже аромат табака и эля своим похожим на луковицу носом, продолжил:
— Это привидение тебе на руку, а? Должен сказать, что меня оно напугало. Если у меня есть такая возможность, я предпочту не ехать мимо болота ночью.
Коротконог что-то проворчал в ответ, и Тобальд, удовлетворившись этим, весело заговорил о чём-то со своим спутником.
— Кто это с Тобальдом? — спросил я портного.
— Ты не знаешь Гродовета? — удивился он, и это имя показалось мне знакомым. — Это представитель Азуна в нашем регионе. Он докладывает королю и Сарпу Рыжебородому вести из земель между Громовым Камнем и Велуном.
Сарп Рыжебородый из Велуна был нашим местным лордом, если в сотне километрах может находиться что-то «местное».
Портной наклонился поближе ко мне и заговорил так тихо, что мне пришлось напрячь слух, чтобы услышать что-то в царящем вокруг шуме.
— Представитель короля, но всё равно ездит по маленьким городкам, как любой другой мелкий городской подданный. Забавно, согласись. Довольно грубый человек. На его плаще вытерся королевский герб, и он попросил меня заново вышить его. Дело было в воскресенье утром, и моя голова трещала, будто по ней топтались всю ночь. Вот у меня и вышло немного криво… совсем чуть-чуть…можно подумать, я оскорбил честь его матери. Он швырнул мне плащ в лицо и начал доставать меч, но мне удалось… успокоить его.
— Униженно умоляя, — добавил бакалейщик.
— Может он и не сдержан, — заметил я, — но у него определённо хороший вкус в отношении дам.
Пока мы разговаривали, Гродовет поднялся и направился в сопровождении Тобальда к столу, за которым сидели Майелла и её отец. Первым заговорил Тобальд.
— Бартхельм! Так здорово встретить тебя в этот чудесный вечер! И твою очаровательную дочь! О, какая милая маленькая собачка. Я так люблю животных, а они любят меня. Здравствуй, моя маленькая прелесть…
Должно быть, обаяние Тобальда изменило ему. Когда он потянулся, чтобы погладить собаку, та неожиданно глухо зарычала, оскалилась и укусила его. Только быстрая реакция позволила мэру сохранить пальцы целыми. Он едва не упал, но удержался, хотя и выглядел шокированным.
— Мазлим, — воскликнула девушка, встряхнув собаку, — что с тобой? Этот добрый человек хотел лишь погладить тебя.
Она посмотрела на испуганного мэра.
— Мне очень жаль, мэр Тобальд. Не знаю, что на него нашло.
— Нет, нет, — пробормотал Тобальд. — Действительно странно. Я обычно хорошо лажу с животными.
Я усмехнулся. Тобальд был весёлым, хорошим человеком, но меня всегда радовало, когда кто-то, наделённый чином и властью, получал по носу.
— Я, эм, пойду принесу наш эль, Гродовет, — сказал мэр, направляясь к безопасному бару. Коротконог мог быть таким же раздражительным, как Мазлим, но, по крайней мере, дварф не кусался.
Гродовет остался за столом Бартельма, хотя я не слышал, чтобы купец или его дочь приглашали его присоединиться. Он уселся напротив Майеллы, которая, как мне показалось, придвинулась к отцу поближе, когда Гродовет уставился на неё и изобразил подобие улыбки. По мне, это была скорее глупая ухмылка.
Без словоохотливого Тобальда они заговорили тише, и, хотя мне не было слышно, о чём шла речь, было похоже, что беседа была неприятной как для Бартхельма, так и для его дочери. Майелла сперва смущённо улыбалась, а затем покраснела.
Реакция Бартхельма была более бурной. Торговца обуяла такая ярость, что я заметил, как заходили желваки на его скулах. В конце концов, он наклонился к представителю и заговорил тихим угрожающим голосом. Я не мог разобрать слов, но он шипел на Гродовета, как рассерженная змея.
Представитель короля откинулся назад, пожал плечами и взмахнул руками, будто его неправильно поняли. Затем он невесело усмехнулся, поднялся, поклонился с насмешливым почтением и присоединился к Тобальду, который выглядел обеспокоенным. Я услышал, как мэр спрашивает Гродовета, всё ли в порядке, но тот лишь отмахнулся и принялся за свой эль.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Бартхельм ещё долго выглядел рассерженным, и мне показалось, что в прекрасных глазах Майеллы стояли слёзы, но я вовсе не спешил успокаивать её. Взбешённого отца я вижу сразу.
— Так что, по-твоему, произошло? — спросил я портного, который, по-видимому, был в курсе всех дел.
— Темперамент Гродовета проявляется не только в его характере, но и в его вкусе к женщинам. И он отнюдь не всегда отличается при этом тактом.
— Мне кажется, — сказал бакалейщик, — что Бартхельм был бы рад, если бы на его дочь обратил внимание кто-то из родни короля Азуна, особенно учитывая, что единственный парень, на которого она положила глаз — сын кровельщика, Рольф.
— А что, если это внимание непристойного характера? И что если этот родственник короля стал его родственником через женитьбу?
— Он женат? — поперхнулся бакалейщик.
Портной со знанием дела кивнул.
— Жена Гродовета — одна из двоюродных сестёр Короля Азуна.
— Это не мешает ему, — заметил я, — делать предложения, от которых девушки краснеют, а их отцы впадают в ярость. Похоже, что положение и родственные связи защищают его.
— Пока, — сказал портной. — Хотя я слышал, что из Сюзейла он вылетел из-за какого-то опрометчивого поступка. За этим проследил сам король. Сейчас это лишь слухи, но говорят, что проститутка из таверны в Сюзейле…
Эта без сомнения смешная история была прервана звоном дверного колокольчика и приходом Дово — сильного, но недалекого умом помощника Дёрна Онсибла. Он вошёл так, будто был даром, ниспосланным всем женщинам, а не рабочим по металлу с женой и тремя детьми. Он ухмыльнулся мужчинам и нахально осмотрел женщин. Ему даже хватило наглости подмигнуть мэру Тобальду, будто они были людьми одного уровня. Мэр выглядел рассерженным, насколько позволяло присущее самообладание, и, стараясь сдерживаться, вернулся к своему элю и Гродовету.